– С Фогелем был Кайзерлик.
– Нет, я, – не смущаясь, возразил Драгош. – Кайзерлик оставался с вами.
– Вы в этом уверены?
– Вполне! – заявил Драгош.
Титча, казалось, заколебался. Бандит не блистал сообразительностью. Не замечая, что он сам открыл существование Фогеля и Кайзерлика так называемому Максу Рейнольду, он считал доказательством, что тот знает их имена.
– Стаканчик можжевеловки? – предложил Драгош.
– От этого не отказываются, – молвил Титча. Потом, опорожнив стакан одним духом, он пробормотал, наполовину убежденный:
– Это любопытно. Мы в первый раз замешали чужака в наши дела.
– Надо же когда-то начинать, – возразил Карл Драгош. – Я не буду чужаком, когда меня примут в шайку.
– В какую шайку?
– Бесполезно хитрить, приятель. Ведь это уже решено.
– Что решено?
– Что я буду вашим.
– С кем решено?
– С Ладко.
– Да тише вы, – грубо перебил Титча. – Я уже вас предупреждал, что надо хранить это имя для себя.
– На улице! – возразил Драгош. – А здесь?
– Здесь, как и везде, как во всем городе, понятно?.
– Почему? – спросил Драгош наудачу. Но Титча еще сохранил остатки недоверия.
– Если вас спросят, – молвил он осторожно, – говорите, что вы его не знаете, приятель. Вам многое известно, но не все, как я вижу, и не вам водить за нос такую старую лисицу, как я.
Титча ошибался: не ему было тягаться с таким игроком, как Драгош, и старая лисица нашла своего хозяина. Трезвость не была главным качеством бандита, и сыщик, как только это открыл, изобретательно решил использовать слабое место противника. Его настойчивым предложениям бандит сопротивлялся, но слабо. Стаканы можжевеловой следовали за стаканами ракии и наоборот. Влияние алкоголя уже начало сказываться. Глаза Титчи начали блуждать, язык отяжелел, благоразумие исчезало. Как известно, путь пьянства скользок, и обычно чем больше утоляют жажду, тем она сильнее возрастает.
– Итак, мы говорили, – начал Титча немного вялым голосом, – что это условленно с атаманом?
– Условленно, – объявил Драгош.
– Он хорошо сделал… атаман, – заявил Титча, который в опьянении начал разговаривать с собеседником на ты. – У тебя вид настоящего парня, товарищ.
– Ты смело можешь это утверждать, – в тон ему ответил Драгош.
– Тогда, вот!.. Ты его не увидишь… атамана…
– Почему?
Прежде чем ответить, Титча заметил бутылку ракий и осушил ее двумя глотками. Потом хрипло сказал:
– Атаман… отправился.
– Его нет в Рушуке? – настойчиво спросил сильно разочарованный Драгош.
– Нет больше.
– Значит, он здесь был?
– Четыре дня назад.
– А теперь?
– Отправился к морю на шаланде.
– Когда он должен вернуться?
– Недели через две.
– Две недели отсрочки! Эх, вот мое счастье! – вскричал Драгош.
– Ты, верно, очень раззадорился войти в компанию? – с грубым смехом спросил Титча.
– Черт! – ответил Драгош. – Я – крестьянин, а дельце в Гроне принесло мне за одну ночь больше, чем за целый год копанья в земле.
– Это тебя и разлакомило! – решил Титча с раскатистым хохотом.
Драгош сделал вид, будто заметил, что стакан его собутыльника был пуст, и поспешил его наполнить.
– Ты совсем не пьешь, товарищ! – вскричал он. – За твое здоровье!
– За твое! – повторил Титча, опоражнивая стакан одним махом.
Сведения, полученными полицейским, были обильны. Он узнал, сколько сообщников в дунайской шайке: восемь, по словам Титчи; имена трех из них и даже четырех, считая атамана; назначение шаланды: море, где, без сомнения, судно заберет добычу; базу для операций:
Рущук. Когда Ладко вернется сюда через две недели, все будет готово, чтобы арестовать его немедленно, если не удастся схватить бандитов в устье Дуная.
Но все-таки еще немало оставалось неразрешенных вопросов. Карл Драгош подумал, что, может быть, ему удастся осветить, по крайней мере, один из них, пользуясь опьянением собеседника.
– Почему же, – спросил он равнодушным тоном после некоторого молчания, – ты не хотел сейчас, чтобы я произносил имя Ладко?
Совершенно пьяный, Титча бросил мутный взгляд на компаньона, потом, в приливе внезапной нежности, протянул ему руку.
– Я все тебе скажу, ведь ты друг! – пробормотал он.
– Да!
– Брат!
– Да!
– Молодец, боевой парень!
– Да!
Титча взглянул на бутылки.
– По стаканчику можжевеловки? – предложил он.
– Нет больше, – ответил Драгош.
Видя состояние противника и опасаясь, что тот упадет мертвецки пьяным, сыщик старался выливать на пол добрую часть содержимого бутылок. Но это не устраивало Титчу, который, узнав, что можжевеловой уже нет, скорчил кислую гримасу.
– Тогда ракии! – умолял он.
– Вот, – согласился Карл Драгош и придвинул бутылку, в которой оставалось несколько капель жидкости. – Но осторожно, товарищ! Мы не должны опьянеть.
– Я! – запротестовал Титча, завладев бутылкой. – Я знаю, что могу и чего не могу!
– Мы говорили, что Ладко… – напомнил Драгош, осторожно направляя извилистый путь собеседника к цели.
– Ладко? – повторил Титча, забыв, о чем шла речь.
– Да… Почему нельзя его называть?
Титча пьяно рассмеялся.
– Это тебя интересует, сынок! Это значит, что здесь Ладко произносится Стрига, вот и все.
– Стрига? – повторил Драгош, ничего не понимая. – Почему Стрига?
– Потому что так зовется это дитятко… Ну, вот как тебя зовут… В самом деле, как тебя зовут?
– Рейнольд.
– Ага… Рейнольд… Ну, хорошо! Тебя зовут Рейнольд… Его зовут Стрига… Это ясно.
– Однако в Гроне… – настаивал Драгош.
– Хо! – перебил Титча. – В Гроне это был Ладко… Но в Рущуке это Стрига!
Он подмигнул с хитрым видом.
– Да уж так, ты понимаешь, не пойман – не вор! Что преступник принимает вымышленное имя, которым прикрывает свои злодеяния, это не может удивить полицейского, но почему именно фамилия Ладко, фамилия, написанная на портрете, найденном в барже?
– Однако существует и настоящий Ладко! – нетерпеливо вскричал Драгош, выразив, таким образом, свое предположение.
– Черт возьми! – сказал Титча. – Это-то и есть самое смешное.
– Но кто же тогда этот Ладко?
– Каналья! – энергично заявил Титча.
– Что он тебе сделал?
– Мне?.. Ничего… Стриге…
– А что он сделал Стриге?
– Отнял у него женщину… Прекрасную Натчу. Натча! Имя, написанное на портрете!
Драгош, уверенный, что он на хорошем следу, жадно слушал Титчу, который продолжал, не дожидаясь, чтобы его просили:
– Потом они совсем не друзья, понимаешь! Вот почему Стрига взял его имя. Он хитрец, Стрига!
– Я все-таки не понимаю, – упорствовал Драгош, – почему нельзя называть имя Ладко.
– Потому что это опасно, – объяснил Титча. – В Гроне… и в других местах, ты знаешь, что оно означает… А здесь, Ладко – имя лоцмана, который восстал против правительства… он устраивает заговоры, бездельник… А улицы в Рушуке полны турок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Нет, я, – не смущаясь, возразил Драгош. – Кайзерлик оставался с вами.
– Вы в этом уверены?
– Вполне! – заявил Драгош.
Титча, казалось, заколебался. Бандит не блистал сообразительностью. Не замечая, что он сам открыл существование Фогеля и Кайзерлика так называемому Максу Рейнольду, он считал доказательством, что тот знает их имена.
– Стаканчик можжевеловки? – предложил Драгош.
– От этого не отказываются, – молвил Титча. Потом, опорожнив стакан одним духом, он пробормотал, наполовину убежденный:
– Это любопытно. Мы в первый раз замешали чужака в наши дела.
– Надо же когда-то начинать, – возразил Карл Драгош. – Я не буду чужаком, когда меня примут в шайку.
– В какую шайку?
– Бесполезно хитрить, приятель. Ведь это уже решено.
– Что решено?
– Что я буду вашим.
– С кем решено?
– С Ладко.
– Да тише вы, – грубо перебил Титча. – Я уже вас предупреждал, что надо хранить это имя для себя.
– На улице! – возразил Драгош. – А здесь?
– Здесь, как и везде, как во всем городе, понятно?.
– Почему? – спросил Драгош наудачу. Но Титча еще сохранил остатки недоверия.
– Если вас спросят, – молвил он осторожно, – говорите, что вы его не знаете, приятель. Вам многое известно, но не все, как я вижу, и не вам водить за нос такую старую лисицу, как я.
Титча ошибался: не ему было тягаться с таким игроком, как Драгош, и старая лисица нашла своего хозяина. Трезвость не была главным качеством бандита, и сыщик, как только это открыл, изобретательно решил использовать слабое место противника. Его настойчивым предложениям бандит сопротивлялся, но слабо. Стаканы можжевеловой следовали за стаканами ракии и наоборот. Влияние алкоголя уже начало сказываться. Глаза Титчи начали блуждать, язык отяжелел, благоразумие исчезало. Как известно, путь пьянства скользок, и обычно чем больше утоляют жажду, тем она сильнее возрастает.
– Итак, мы говорили, – начал Титча немного вялым голосом, – что это условленно с атаманом?
– Условленно, – объявил Драгош.
– Он хорошо сделал… атаман, – заявил Титча, который в опьянении начал разговаривать с собеседником на ты. – У тебя вид настоящего парня, товарищ.
– Ты смело можешь это утверждать, – в тон ему ответил Драгош.
– Тогда, вот!.. Ты его не увидишь… атамана…
– Почему?
Прежде чем ответить, Титча заметил бутылку ракий и осушил ее двумя глотками. Потом хрипло сказал:
– Атаман… отправился.
– Его нет в Рушуке? – настойчиво спросил сильно разочарованный Драгош.
– Нет больше.
– Значит, он здесь был?
– Четыре дня назад.
– А теперь?
– Отправился к морю на шаланде.
– Когда он должен вернуться?
– Недели через две.
– Две недели отсрочки! Эх, вот мое счастье! – вскричал Драгош.
– Ты, верно, очень раззадорился войти в компанию? – с грубым смехом спросил Титча.
– Черт! – ответил Драгош. – Я – крестьянин, а дельце в Гроне принесло мне за одну ночь больше, чем за целый год копанья в земле.
– Это тебя и разлакомило! – решил Титча с раскатистым хохотом.
Драгош сделал вид, будто заметил, что стакан его собутыльника был пуст, и поспешил его наполнить.
– Ты совсем не пьешь, товарищ! – вскричал он. – За твое здоровье!
– За твое! – повторил Титча, опоражнивая стакан одним махом.
Сведения, полученными полицейским, были обильны. Он узнал, сколько сообщников в дунайской шайке: восемь, по словам Титчи; имена трех из них и даже четырех, считая атамана; назначение шаланды: море, где, без сомнения, судно заберет добычу; базу для операций:
Рущук. Когда Ладко вернется сюда через две недели, все будет готово, чтобы арестовать его немедленно, если не удастся схватить бандитов в устье Дуная.
Но все-таки еще немало оставалось неразрешенных вопросов. Карл Драгош подумал, что, может быть, ему удастся осветить, по крайней мере, один из них, пользуясь опьянением собеседника.
– Почему же, – спросил он равнодушным тоном после некоторого молчания, – ты не хотел сейчас, чтобы я произносил имя Ладко?
Совершенно пьяный, Титча бросил мутный взгляд на компаньона, потом, в приливе внезапной нежности, протянул ему руку.
– Я все тебе скажу, ведь ты друг! – пробормотал он.
– Да!
– Брат!
– Да!
– Молодец, боевой парень!
– Да!
Титча взглянул на бутылки.
– По стаканчику можжевеловки? – предложил он.
– Нет больше, – ответил Драгош.
Видя состояние противника и опасаясь, что тот упадет мертвецки пьяным, сыщик старался выливать на пол добрую часть содержимого бутылок. Но это не устраивало Титчу, который, узнав, что можжевеловой уже нет, скорчил кислую гримасу.
– Тогда ракии! – умолял он.
– Вот, – согласился Карл Драгош и придвинул бутылку, в которой оставалось несколько капель жидкости. – Но осторожно, товарищ! Мы не должны опьянеть.
– Я! – запротестовал Титча, завладев бутылкой. – Я знаю, что могу и чего не могу!
– Мы говорили, что Ладко… – напомнил Драгош, осторожно направляя извилистый путь собеседника к цели.
– Ладко? – повторил Титча, забыв, о чем шла речь.
– Да… Почему нельзя его называть?
Титча пьяно рассмеялся.
– Это тебя интересует, сынок! Это значит, что здесь Ладко произносится Стрига, вот и все.
– Стрига? – повторил Драгош, ничего не понимая. – Почему Стрига?
– Потому что так зовется это дитятко… Ну, вот как тебя зовут… В самом деле, как тебя зовут?
– Рейнольд.
– Ага… Рейнольд… Ну, хорошо! Тебя зовут Рейнольд… Его зовут Стрига… Это ясно.
– Однако в Гроне… – настаивал Драгош.
– Хо! – перебил Титча. – В Гроне это был Ладко… Но в Рущуке это Стрига!
Он подмигнул с хитрым видом.
– Да уж так, ты понимаешь, не пойман – не вор! Что преступник принимает вымышленное имя, которым прикрывает свои злодеяния, это не может удивить полицейского, но почему именно фамилия Ладко, фамилия, написанная на портрете, найденном в барже?
– Однако существует и настоящий Ладко! – нетерпеливо вскричал Драгош, выразив, таким образом, свое предположение.
– Черт возьми! – сказал Титча. – Это-то и есть самое смешное.
– Но кто же тогда этот Ладко?
– Каналья! – энергично заявил Титча.
– Что он тебе сделал?
– Мне?.. Ничего… Стриге…
– А что он сделал Стриге?
– Отнял у него женщину… Прекрасную Натчу. Натча! Имя, написанное на портрете!
Драгош, уверенный, что он на хорошем следу, жадно слушал Титчу, который продолжал, не дожидаясь, чтобы его просили:
– Потом они совсем не друзья, понимаешь! Вот почему Стрига взял его имя. Он хитрец, Стрига!
– Я все-таки не понимаю, – упорствовал Драгош, – почему нельзя называть имя Ладко.
– Потому что это опасно, – объяснил Титча. – В Гроне… и в других местах, ты знаешь, что оно означает… А здесь, Ладко – имя лоцмана, который восстал против правительства… он устраивает заговоры, бездельник… А улицы в Рушуке полны турок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55