Он был свободен или, по крайней мере, сделал первый шаг к свободе. Второй – это было выбраться наружу через окно, которое он теперь мог достать и через которое он видел если не берег, скрытый темнотой, то дунайскую воду. Обстоятельства ему благоприятствовали. Ночь была темна. Кто поймает его в такую ночь, когда ничего не видно в десяти шагах? Впрочем, в каюту вернутся только завтра. Когда заметят его исчезновение, будет уже поздно.
Серьезная трудность, более чем трудность, – физическая невозможность остановила первую попытку. Достаточно просторное для гибкого, тонкого юноши, окно оказалось слишком узким, чтобы пропустить мужчину в цвете лет и одаренного такими достойными зависти плечами, как у Сергея Ладко. И он, напрасно истощив силы, должен был признать препятствие непреодолимым и, задыхаясь, упал обратно в каюту.
Неужели ему не суждено выйти отсюда? Он долго созерцал темный квадрат ночи в неумолимом окне, потом, решившись на новые усилия, снял одежду и яростным порывом устремился в зияющее отверстие, решив прорваться во что бы то ни стало.
У него текла кровь, трещали кости, но сначала одно плечо, потом рука прошли, и косяк окна уперся в его левое бедро. К несчастью, правое плечо тоже застряло, да так, что каждое новое усилие оказывалось бесполезным.
Одна часть тела освободилась и висела над рекой, а другая оставалась в плену; бока Сергея Ладко были так стиснуты, что он нашел положение невыносимым. Если бежать таким образом оказалось невозможно, следовало искать другие средства. Может быть, ему удастся вырвать один из косяков окна и расширить отверстие?
Однако для этого надо вернуться в тюрьму, а Ладко понял, что и это невыполнимо. Он не мог двигаться ни вперед, ни назад и, если не позовет на помощь, неизбежно принужден будет оставаться в этой мучительной позе. Напрасно он бился, Все было бесполезно. Он попался в ловушку.
Сергей Ладко перевел дыхание, когда необычный шум шагов заставил его задрожать. Приближалась новая грозная опасность; произошло то, чего не случалось за время его пребывания в тюрьме: у двери остановились, шарили ключом у замочной скважины, вставили ключ…
Движимый отчаянием, лоцман напряг мускулы в сверхчеловеческом усилий. Тем временем ключ повернулся в замке… щелкнул пружиной… оставалось только толкнуть дверь.
ИМЕНЕМ ЗАКОНА
Открыв дверь, Стрига в нерешительности остановился на пороге. В келье было совершенно темно. Он ничего не видел, кроме смутно вырисовывающегося на более темном фоне прямоугольника окна. Где-то в углу валяется пленник, но его не различишь.
– Титча! – нетерпеливо позвал Стрига. – Свету!
Титча поспешил принести фонарь, дрожащий свет которого осветил каюту. Два человека обежали ее быстрым взглядом, удивленно посмотрели друг на друга. Каюта была пуста. На полу обрывки веревок, небрежно брошенная одежда; и никаких следов пленника.
– Ты объяснишь мне… – начал Стрига.
Вместо ответа Титча бросился к окну и провел пальцем по косяку.
– Удрал, – сказал он, показывая окровавленный палец.
– Удрал! – с проклятием повторил Стрига.
– Но недавно, – продолжал Титча. – Кровь еще свежая. Впрочем, не прошло и двух часов, как я приносил ему еду.
– И ты ничего не заметил в то время?
– Совершенно ничего. Он был связан, как сосиска.
– Дурак, – заворчал Стрига.
Титча, раскрыв руки, ясно выразил этим жестом, что он не понимает, как произошло бегство, и что, во всяком случае, не считает себя виноватым. Стрига этим не удовлетворился.
– Да, дурак, – повторил он яростно, вырвал фонарь из рук компаньона и провел им по каюте. – Надо было почаще посещать пленника и не доверять видимости… Ага! Смотри на этот кусок железа, отполированный трением. Это им он перетер веревку… Ему понадобились на это дни и дни… И ты не заметил ничего!.. Можно ли быть таким ослом!
– Когда ты кончишь? – возразил Титча, в свою очередь рассердившись. – Что я тебе, собака?.. Раз уж тебе так нужен был этот Драгош, сторожил бы его сам!
– Я хотел сделать лучше, – сказал Стрига. – Но прежде всего, Драгоша ли мы тут держали?
– Так кто же это по-твоему?
– А я знаю? Я вправе предполагать все, раз ты так выполняешь поручения. Ты его узнал, когда схватил?
– Не могу сказать, что узнал, – сознался Титча, – потому что он сидел спиной…
– Эх!..
– Но я прекрасно узнал лодку. Это та самая, которую ты мне показывал в Вене. Уж в этом-то я уверен.
– Лодка!.. Лодка!.. Наконец, каков он был, твой пленник? Высокий?
Сергей Ладко и Иван Стрига были совершенно одинакового роста. Но человек лежащий кажется, неизвестно почему, гораздо выше стоящего, а Титча видел лоцмана только распростертым на полу тюрьмы. Вот почему он без всяких колебаний ответил:
– На голову выше тебя!
– Это не Драгош! – пробормотал Стрига, который знал, что он выше сыщика. Он раздумывал несколько мгновений, потом спросил:
– Походил он на кого-нибудь из твоих знакомых?
– Моих знакомых? – возразил Титча. – Ничуть!..
– Например, не смахивал ли он на Ладко?
– С чего ты взял? – вскричал Титча. – За каким чертом Драгош будет смахивать на Ладко?
– А если нашим пленником был не Драгош?
– Тем более он не мог быть Ладко, которого я знаю достаточно, черт побери, чтобы не ошибиться.
– Отвечай на мои вопросы, – настаивал Стрига. – Походил он на Ладко?
– Ты бредишь, – протестовал Титча. – Прежде всего, у Ладко есть борода, а у пленника не было.
– Бороду можно сбрить, – заметил Стрига.
– Я не спорю… А потом, пленник носил очки.
Стрига пожал плечами.
– Брюнет он или блондин?
– Брюнет, – убежденно ответил Титча.
– Ты в этом уверен?
– Вполне!
– Тогда это не Ладко!.. – снова проворчал Стрига. – Это должен быть Илиа Бруш…
– Какой Илиа Бруш?
– Рыболов.
– Ба! – воскликнул ошеломленный Титча. – Но если пленник не был ни Ладко, ни Драгошем, неважно, что он выбрался на свободу.
Стрига, не отвечая, приблизился, в свою очередь, к окну. Осмотрев следы крови, он перевесился наружу и напрасно пытался рассмотреть что-нибудь в темноте.
– Давно ли он скрылся? – спросил он вполголоса.
– Не больше двух часов, – ответил Титча.
– Ну, тогда он далеко! – вскричал Стрига, с трудом подавляя гнев. После момента раздумья он прибавил:
– Сейчас делать нечего. Ночь слишком темна. Птичка улетела, доброго пути! А мы пустимся в путь перед рассветом, чтобы как можно скорее оставить позади Белград.
Мгновение он оставался в задумчивости, потом, не говоря ни слова, оставил каюту и вошел в противоположную. Титча навострил уши. Сначала он не слышал ничего; но скоро через закрытую дверь до него донеслись постепенно усиливающиеся раскаты голоса. С презрением пожав плечами, Титча пошел спать.
Стрига неверно рассуждал о бесполезности немедленных поисков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Серьезная трудность, более чем трудность, – физическая невозможность остановила первую попытку. Достаточно просторное для гибкого, тонкого юноши, окно оказалось слишком узким, чтобы пропустить мужчину в цвете лет и одаренного такими достойными зависти плечами, как у Сергея Ладко. И он, напрасно истощив силы, должен был признать препятствие непреодолимым и, задыхаясь, упал обратно в каюту.
Неужели ему не суждено выйти отсюда? Он долго созерцал темный квадрат ночи в неумолимом окне, потом, решившись на новые усилия, снял одежду и яростным порывом устремился в зияющее отверстие, решив прорваться во что бы то ни стало.
У него текла кровь, трещали кости, но сначала одно плечо, потом рука прошли, и косяк окна уперся в его левое бедро. К несчастью, правое плечо тоже застряло, да так, что каждое новое усилие оказывалось бесполезным.
Одна часть тела освободилась и висела над рекой, а другая оставалась в плену; бока Сергея Ладко были так стиснуты, что он нашел положение невыносимым. Если бежать таким образом оказалось невозможно, следовало искать другие средства. Может быть, ему удастся вырвать один из косяков окна и расширить отверстие?
Однако для этого надо вернуться в тюрьму, а Ладко понял, что и это невыполнимо. Он не мог двигаться ни вперед, ни назад и, если не позовет на помощь, неизбежно принужден будет оставаться в этой мучительной позе. Напрасно он бился, Все было бесполезно. Он попался в ловушку.
Сергей Ладко перевел дыхание, когда необычный шум шагов заставил его задрожать. Приближалась новая грозная опасность; произошло то, чего не случалось за время его пребывания в тюрьме: у двери остановились, шарили ключом у замочной скважины, вставили ключ…
Движимый отчаянием, лоцман напряг мускулы в сверхчеловеческом усилий. Тем временем ключ повернулся в замке… щелкнул пружиной… оставалось только толкнуть дверь.
ИМЕНЕМ ЗАКОНА
Открыв дверь, Стрига в нерешительности остановился на пороге. В келье было совершенно темно. Он ничего не видел, кроме смутно вырисовывающегося на более темном фоне прямоугольника окна. Где-то в углу валяется пленник, но его не различишь.
– Титча! – нетерпеливо позвал Стрига. – Свету!
Титча поспешил принести фонарь, дрожащий свет которого осветил каюту. Два человека обежали ее быстрым взглядом, удивленно посмотрели друг на друга. Каюта была пуста. На полу обрывки веревок, небрежно брошенная одежда; и никаких следов пленника.
– Ты объяснишь мне… – начал Стрига.
Вместо ответа Титча бросился к окну и провел пальцем по косяку.
– Удрал, – сказал он, показывая окровавленный палец.
– Удрал! – с проклятием повторил Стрига.
– Но недавно, – продолжал Титча. – Кровь еще свежая. Впрочем, не прошло и двух часов, как я приносил ему еду.
– И ты ничего не заметил в то время?
– Совершенно ничего. Он был связан, как сосиска.
– Дурак, – заворчал Стрига.
Титча, раскрыв руки, ясно выразил этим жестом, что он не понимает, как произошло бегство, и что, во всяком случае, не считает себя виноватым. Стрига этим не удовлетворился.
– Да, дурак, – повторил он яростно, вырвал фонарь из рук компаньона и провел им по каюте. – Надо было почаще посещать пленника и не доверять видимости… Ага! Смотри на этот кусок железа, отполированный трением. Это им он перетер веревку… Ему понадобились на это дни и дни… И ты не заметил ничего!.. Можно ли быть таким ослом!
– Когда ты кончишь? – возразил Титча, в свою очередь рассердившись. – Что я тебе, собака?.. Раз уж тебе так нужен был этот Драгош, сторожил бы его сам!
– Я хотел сделать лучше, – сказал Стрига. – Но прежде всего, Драгоша ли мы тут держали?
– Так кто же это по-твоему?
– А я знаю? Я вправе предполагать все, раз ты так выполняешь поручения. Ты его узнал, когда схватил?
– Не могу сказать, что узнал, – сознался Титча, – потому что он сидел спиной…
– Эх!..
– Но я прекрасно узнал лодку. Это та самая, которую ты мне показывал в Вене. Уж в этом-то я уверен.
– Лодка!.. Лодка!.. Наконец, каков он был, твой пленник? Высокий?
Сергей Ладко и Иван Стрига были совершенно одинакового роста. Но человек лежащий кажется, неизвестно почему, гораздо выше стоящего, а Титча видел лоцмана только распростертым на полу тюрьмы. Вот почему он без всяких колебаний ответил:
– На голову выше тебя!
– Это не Драгош! – пробормотал Стрига, который знал, что он выше сыщика. Он раздумывал несколько мгновений, потом спросил:
– Походил он на кого-нибудь из твоих знакомых?
– Моих знакомых? – возразил Титча. – Ничуть!..
– Например, не смахивал ли он на Ладко?
– С чего ты взял? – вскричал Титча. – За каким чертом Драгош будет смахивать на Ладко?
– А если нашим пленником был не Драгош?
– Тем более он не мог быть Ладко, которого я знаю достаточно, черт побери, чтобы не ошибиться.
– Отвечай на мои вопросы, – настаивал Стрига. – Походил он на Ладко?
– Ты бредишь, – протестовал Титча. – Прежде всего, у Ладко есть борода, а у пленника не было.
– Бороду можно сбрить, – заметил Стрига.
– Я не спорю… А потом, пленник носил очки.
Стрига пожал плечами.
– Брюнет он или блондин?
– Брюнет, – убежденно ответил Титча.
– Ты в этом уверен?
– Вполне!
– Тогда это не Ладко!.. – снова проворчал Стрига. – Это должен быть Илиа Бруш…
– Какой Илиа Бруш?
– Рыболов.
– Ба! – воскликнул ошеломленный Титча. – Но если пленник не был ни Ладко, ни Драгошем, неважно, что он выбрался на свободу.
Стрига, не отвечая, приблизился, в свою очередь, к окну. Осмотрев следы крови, он перевесился наружу и напрасно пытался рассмотреть что-нибудь в темноте.
– Давно ли он скрылся? – спросил он вполголоса.
– Не больше двух часов, – ответил Титча.
– Ну, тогда он далеко! – вскричал Стрига, с трудом подавляя гнев. После момента раздумья он прибавил:
– Сейчас делать нечего. Ночь слишком темна. Птичка улетела, доброго пути! А мы пустимся в путь перед рассветом, чтобы как можно скорее оставить позади Белград.
Мгновение он оставался в задумчивости, потом, не говоря ни слова, оставил каюту и вошел в противоположную. Титча навострил уши. Сначала он не слышал ничего; но скоро через закрытую дверь до него донеслись постепенно усиливающиеся раскаты голоса. С презрением пожав плечами, Титча пошел спать.
Стрига неверно рассуждал о бесполезности немедленных поисков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55