Я узнал, что твои друзья Джьянни и Витторио присоединили еще одиннадцать имен к растущему списку.
Дарнинг почувствовал, как напряглась Мэри Янг. Но она по-прежнему оставалась безмолвной.
– Не то чтобы я их осуждал. Они просто стараются вернуть сына Витторио. Так же, как это делали ты и мать мальчика. И мне еще сказали, что она тоже погибла сегодня во второй половине дня.
Мэри понадобилось некоторое время, чтобы отозваться на эту новость. Когда она наконец заговорила, то ощутила в горле холодную сухость, чего до этой минуты не было.
– Пегги?
– Да, хотя я в свое время знал ее как Айрин.
– Выходит, ты в конце концов получил то, чего добивался все это время, – медленно проговорила Мэри.
Дарнинг не ответил.
– А мальчик?
Дарнинг с предельной осмотрительностью обдумал ответ на ее вопрос. Хотя практически в особых раздумьях необходимости не было. Если он не солжет, то потеряет Мэри. А этого он не мог допустить.
– Я это уладил, – сказал он. – Мальчика должны были освободить сразу после того, как захватят мать. Но до того Батталья и Гарецки уничтожили одиннадцать из их людей. Теперь началась личная вендетта, задета, видите ли, честь. Мафия отказывается отдать ребенка до того, как заполучит Батталью и Гарецки.
– Они держат ребенка в качестве приманки?
– У них нет других причин его удерживать.
– Кто же они такие?
– Сицилийские друзья моего американского дона.
– Что же теперь будет? – немного подумав, спросила Мэри.
– Я должен попытаться нажать на них.
– А ты можешь?
Он прижал губы к ее груди – на счастье.
– Я министр юстиции Соединенных Штатов. Глава всего департамента правосудия. Я, черт побери, кое-чего могу.
– Да. Но теперь, когда ты избавился от матери мальчика, чего ради тебе о нем заботиться?
– Ради того, чтобы ты меня не покинула, – сказал Дарнинг. – И может быть, ради того, чтобы ты не пустила мне пулю в голову из твоего маленького пистолета.
И ему подумалось, что эти его слова самые правдивые из всех, что он произнес за последние дни.
Глава 57
Министр юстиции снова плакал во время похорон Брайана и Марсии Уэйн.
Я делаюсь невыносимым.
Сидя рядом с президентом Соединенных Штатов, первой леди страны, членами кабинета и прочими сановниками, Генри Дарнинг слушал пышные надгробные речи о директоре ФБР и его жене и при этом ощущал жар в груди. Казалось, что глубоко внутри у него что-то гниет, разлагается и вырабатывает особый яд.
От всей души он старался вызвать в себе хоть что-то по отношению к убитому другу и его жене. Но что? Как?
Ничего не получалось.
Он беспокоился лишь о себе. О жжении в груди, о таких же жгучих слезах.
Молиться бесполезно. Да и о чем молиться? О правосудии? О милосердии?
Он медленно и глубоко вздохнул, пытаясь освободиться от внутреннего гнета. Но продолжал терзаться снова и снова.
Все в порядке. Он убил, потом оплакал.
Но слезы были не нужны. Они ничего не стоили. Никому не помогали. В том числе и ему.
Глава 58
Поли чувствовал себя обновленным.
Он покидал городок Леркара-Фридди в только что купленной ветровке, которая защищала его от утреннего холода, а за спиной у Поли был рюкзак, полный еды и других вещей, нужных для поездки в Позитано.
Впервые за всю свою короткую жизнь он по-настоящему убедился в волшебной силе денег.
Что он стал бы делать, если бы не сообразил достать деньги из карманов двух убитых мужчин? Впрочем, глупо задавать себе этот вопрос. Он голодал бы и мерз. А когда добрался бы до пристани в Палермо, ему пришлось бы пробираться на паром тайком и стать безбилетным пассажиром, потому что билет купить было бы не на что.
Но деньги надо показывать с осторожностью. Это опасная штука. Когда он, например, достал деньги, чтобы заплатить хозяину магазина за ветровку, тот посмотрел на него с любопытством и спросил, какой это банк он ограбил. Хозяин пошутил, но у него могло возникнуть подозрение, откуда у маленького мальчика столько денег, и тогда бы он позвонил в полицию.
После этого Поли стал осторожнее и расплачивался за другие покупки только мелкими купюрами. И покинул Леркара-Фридди как можно скорее на тот случай, если человек, продавший ему ветровку, и в самом деле спохватится и решит обратиться в полицию.
Он так торопился, что даже не остановился перекусить, и в животе у него бурчало. Он никогда еще не был так голоден и все гадал, сколько времени человек может прожить без еды. Потом он принялся думать о большой булке, о сыре, салями и прочем продовольствии у себя в рюкзаке.
Отойдя с полмили от города, Поли сошел с дороги, нашел лужайку у ручья и присел поесть.
Первые куски хлеба и салями, которыми он набил рот, показались ему самой вкусной в жизни едой. Это было так здорово, что Поли захотелось, чтобы мама увидела, как он радуется. Она постоянно огорчалась из-за того, что ее сын не находит удовольствия в еде. Потому он и такой худой. Всем известно, что если ты ешь без аппетита, то никогда не поправишься.
Но при одной мысли о маме удовольствие от еды сильно померкло. Поли попробовал позвонить ей перед самым выходом из города, но снова никто не ответил. Он очень беспокоился. Где же она была все это время?
Глава 59
Ночью что-то разбудило Джьянни Гарецки.
Из-за надетой на лицо светло-зеленой стерильной маски он просыпался медленно. Вот уже восемнадцать часов он провел в особом больничном кресле в отделении реанимации в больнице Монреале и ждал, когда же пробитое пулями тело Витторио Баттальи решит, жить его хозяину или умереть.
Джьянни покидал свой добровольный пост только для того, чтобы поесть или зайти в ванную. Он не только не хотел пропустить те слова Витторио, которые могут оказаться его последними словами, но и чувствовал себя неуютно при мысли о том, что оставит друга беспомощным и беззащитным перед теми, из-за кого он и угодил в больницу.
Взглянув на Витторио, Джьянни подумал, что он теперь немногим больше, чем трубопровод. Какие-то жидкости вливались в него по одной системе трубок и выливались по другой системе, а на стене у него над головой попискивали и пританцовывали светящиеся линии мониторов.
Джьянни решил, что попискивание и разбудило его.
– Эй…
Джьянни обернулся и обнаружил, что Витторио смотрит на него замечательно ясными глазами.
– Кто же ты такой? – заговорил Батталья. – Господь Бог или треклятый дьявол в стерильной маске?
Джьянни встал, взял Витторио за руку и постоял, глядя на него. Он был растроган. Ведь он, пожалуй, и не верил, что Витторио выкарабкается.
– Схожу за медсестрой, – сказал он.
– Черта с два ты сходишь за ней! Поговори со мной сначала. – Витторио надолго закрыл глаза, потом снова открыл их. – Сколько я был в отключке?
– Восемнадцать часов.
– Господи Иисусе! А что полиция и мафия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Дарнинг почувствовал, как напряглась Мэри Янг. Но она по-прежнему оставалась безмолвной.
– Не то чтобы я их осуждал. Они просто стараются вернуть сына Витторио. Так же, как это делали ты и мать мальчика. И мне еще сказали, что она тоже погибла сегодня во второй половине дня.
Мэри понадобилось некоторое время, чтобы отозваться на эту новость. Когда она наконец заговорила, то ощутила в горле холодную сухость, чего до этой минуты не было.
– Пегги?
– Да, хотя я в свое время знал ее как Айрин.
– Выходит, ты в конце концов получил то, чего добивался все это время, – медленно проговорила Мэри.
Дарнинг не ответил.
– А мальчик?
Дарнинг с предельной осмотрительностью обдумал ответ на ее вопрос. Хотя практически в особых раздумьях необходимости не было. Если он не солжет, то потеряет Мэри. А этого он не мог допустить.
– Я это уладил, – сказал он. – Мальчика должны были освободить сразу после того, как захватят мать. Но до того Батталья и Гарецки уничтожили одиннадцать из их людей. Теперь началась личная вендетта, задета, видите ли, честь. Мафия отказывается отдать ребенка до того, как заполучит Батталью и Гарецки.
– Они держат ребенка в качестве приманки?
– У них нет других причин его удерживать.
– Кто же они такие?
– Сицилийские друзья моего американского дона.
– Что же теперь будет? – немного подумав, спросила Мэри.
– Я должен попытаться нажать на них.
– А ты можешь?
Он прижал губы к ее груди – на счастье.
– Я министр юстиции Соединенных Штатов. Глава всего департамента правосудия. Я, черт побери, кое-чего могу.
– Да. Но теперь, когда ты избавился от матери мальчика, чего ради тебе о нем заботиться?
– Ради того, чтобы ты меня не покинула, – сказал Дарнинг. – И может быть, ради того, чтобы ты не пустила мне пулю в голову из твоего маленького пистолета.
И ему подумалось, что эти его слова самые правдивые из всех, что он произнес за последние дни.
Глава 57
Министр юстиции снова плакал во время похорон Брайана и Марсии Уэйн.
Я делаюсь невыносимым.
Сидя рядом с президентом Соединенных Штатов, первой леди страны, членами кабинета и прочими сановниками, Генри Дарнинг слушал пышные надгробные речи о директоре ФБР и его жене и при этом ощущал жар в груди. Казалось, что глубоко внутри у него что-то гниет, разлагается и вырабатывает особый яд.
От всей души он старался вызвать в себе хоть что-то по отношению к убитому другу и его жене. Но что? Как?
Ничего не получалось.
Он беспокоился лишь о себе. О жжении в груди, о таких же жгучих слезах.
Молиться бесполезно. Да и о чем молиться? О правосудии? О милосердии?
Он медленно и глубоко вздохнул, пытаясь освободиться от внутреннего гнета. Но продолжал терзаться снова и снова.
Все в порядке. Он убил, потом оплакал.
Но слезы были не нужны. Они ничего не стоили. Никому не помогали. В том числе и ему.
Глава 58
Поли чувствовал себя обновленным.
Он покидал городок Леркара-Фридди в только что купленной ветровке, которая защищала его от утреннего холода, а за спиной у Поли был рюкзак, полный еды и других вещей, нужных для поездки в Позитано.
Впервые за всю свою короткую жизнь он по-настоящему убедился в волшебной силе денег.
Что он стал бы делать, если бы не сообразил достать деньги из карманов двух убитых мужчин? Впрочем, глупо задавать себе этот вопрос. Он голодал бы и мерз. А когда добрался бы до пристани в Палермо, ему пришлось бы пробираться на паром тайком и стать безбилетным пассажиром, потому что билет купить было бы не на что.
Но деньги надо показывать с осторожностью. Это опасная штука. Когда он, например, достал деньги, чтобы заплатить хозяину магазина за ветровку, тот посмотрел на него с любопытством и спросил, какой это банк он ограбил. Хозяин пошутил, но у него могло возникнуть подозрение, откуда у маленького мальчика столько денег, и тогда бы он позвонил в полицию.
После этого Поли стал осторожнее и расплачивался за другие покупки только мелкими купюрами. И покинул Леркара-Фридди как можно скорее на тот случай, если человек, продавший ему ветровку, и в самом деле спохватится и решит обратиться в полицию.
Он так торопился, что даже не остановился перекусить, и в животе у него бурчало. Он никогда еще не был так голоден и все гадал, сколько времени человек может прожить без еды. Потом он принялся думать о большой булке, о сыре, салями и прочем продовольствии у себя в рюкзаке.
Отойдя с полмили от города, Поли сошел с дороги, нашел лужайку у ручья и присел поесть.
Первые куски хлеба и салями, которыми он набил рот, показались ему самой вкусной в жизни едой. Это было так здорово, что Поли захотелось, чтобы мама увидела, как он радуется. Она постоянно огорчалась из-за того, что ее сын не находит удовольствия в еде. Потому он и такой худой. Всем известно, что если ты ешь без аппетита, то никогда не поправишься.
Но при одной мысли о маме удовольствие от еды сильно померкло. Поли попробовал позвонить ей перед самым выходом из города, но снова никто не ответил. Он очень беспокоился. Где же она была все это время?
Глава 59
Ночью что-то разбудило Джьянни Гарецки.
Из-за надетой на лицо светло-зеленой стерильной маски он просыпался медленно. Вот уже восемнадцать часов он провел в особом больничном кресле в отделении реанимации в больнице Монреале и ждал, когда же пробитое пулями тело Витторио Баттальи решит, жить его хозяину или умереть.
Джьянни покидал свой добровольный пост только для того, чтобы поесть или зайти в ванную. Он не только не хотел пропустить те слова Витторио, которые могут оказаться его последними словами, но и чувствовал себя неуютно при мысли о том, что оставит друга беспомощным и беззащитным перед теми, из-за кого он и угодил в больницу.
Взглянув на Витторио, Джьянни подумал, что он теперь немногим больше, чем трубопровод. Какие-то жидкости вливались в него по одной системе трубок и выливались по другой системе, а на стене у него над головой попискивали и пританцовывали светящиеся линии мониторов.
Джьянни решил, что попискивание и разбудило его.
– Эй…
Джьянни обернулся и обнаружил, что Витторио смотрит на него замечательно ясными глазами.
– Кто же ты такой? – заговорил Батталья. – Господь Бог или треклятый дьявол в стерильной маске?
Джьянни встал, взял Витторио за руку и постоял, глядя на него. Он был растроган. Ведь он, пожалуй, и не верил, что Витторио выкарабкается.
– Схожу за медсестрой, – сказал он.
– Черта с два ты сходишь за ней! Поговори со мной сначала. – Витторио надолго закрыл глаза, потом снова открыл их. – Сколько я был в отключке?
– Восемнадцать часов.
– Господи Иисусе! А что полиция и мафия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127