Джьянни чувствовал себя юнцом, впервые попавшим на праздник. Мэри дарила исключительную радость в любое время, но он совсем по-особому воспринимал те минуты, когда она поднималась в номер вверх по лестнице впереди него, а он смотрел, как двигаются ее бедра, предвещая наслаждение.
Господи, думалось ему, эта женщина становится чем-то очень значительным.
На пятое утро они лежали рядом в приятной истоме.
Жалюзи были опущены, но раннее солнце пробивалось сквозь щели. Собственное тело казалось Джьянни невесомым. Он знал, что пора вставать и приниматься за ежедневные поиски, но не мог преодолеть расслабляющую инерцию.
В комнате было тепло, и они с Мэри лежали на простынях нагими. Кожа Мэри сияла в утреннем свете.
Еще только десять минут, пообещал себе Джьянни.
– Сколько еще галерей нам осталось обойти в Риме? – спросила Мэри Янг.
– Около пятидесяти, наверное.
– А если мы в них ничего не найдем?
– Поедем во Флоренцию.
– А потом?
– Потом в Венецию, Неаполь, Палермо. Ты же знаешь список.
Она пододвинулась к нему:
– Я должна сделать ужасающее признание.
Джьянни молча ждал продолжения.
– Иногда мне хочется, чтобы мы вообще ничего не нашли.
Он смотрел в потолок.
– Ведь это неразумно, да? – спросила она.
– Разумеется.
– Я знаю. Говорю только потому, что последние дни были так чудесны.
Джьянни молчал.
– По крайней мере, для меня, – добавила она.
– И для меня тоже.
Она повернулась и поцеловала его.
– Ты не должен был так говорить.
– Должен.
– Только потому, что ты очень воспитанный человек.
– Нет. Потому, что это правда.
Мэри лежала неподвижно, обняв его. Золотые искорки вспыхивали и гасли у нее в глазах – ветерок колыхал занавески, и они то пропускали свет солнца, то преграждали ему путь.
– А что, если мы так и не найдем Витторио? – заговорила она. – Это в самом деле будет ужасно?
Джьянни принял в себя такую возможность и попытался осознать, как она действует на него. Пожалуй, это не хуже, чем слишком быстро проглотить ледяную воду.
– Я полагаю, мы пережили бы это… соблюдая осторожность и уповая на везение.
– Это не тот ответ, который ты собирался дать.
– Прости. Просто я, как видно, не гожусь для таких игр.
– Но это вовсе не игра. Всегда есть шанс, что так оно и будет. Неужели ты об этом не думал?
– Как же я мог не думать?
– Ну и?
– Чаще всего я отбрасываю это от себя.
– А если уже не сможешь отбросить?
Джьянни долго лежал и раздумывал.
– Это обернулось бы достаточно скверно. Нам пришлось бы сделать пластические операции. Пришлось бы жить с оглядкой и нигде не задерживаться, жить одним днем и знать, что этого не изменишь.
– Ты имеешь в виду, как жил Витторио все последние девять лет?
Джьянни кивнул, хотя на самом деле не обдумывал проблему в таком свете.
Мэри села на постели и посмотрела на него:
– Ты все время говоришь “мы”. Значит ли это, что ты хочешь, чтобы мы были вместе?
Джьянни молча и не двигаясь сидел на кровати; прекрасное обнаженное тело и прелестное лицо – самые очевидные аргументы в ее пользу, и они оказывают свое действие.
– В конечном итоге мы могли бы возненавидеть друг друга, – наконец проговорил он.
– Такая опасность всегда существует.
– Надо быть очень сильными и очень добрыми, чтобы этого не случалось подольше.
– Да.
Они посмотрели друг на друга – и Джьянни притянул ее к себе.
– Все это просто чепуха, – шепнул он.
– Я знаю.
Он поцеловал ее, пьянея от вкуса ее губ. Когда он снова смог говорить, то сказал:
– Я скорее предпочел бы возненавидеть тебя, чем потерять.
К сожалению, она не поверила этому ни на минуту.
Покончив с первыми двумя за это утро “безрезультатными” галереями, они шли по залитой солнцем Виа Венето и остановились у нескольких столиков на тротуаре, чтобы выпить кофе с бриошами.
Виа Венето, вяло размышлял Джьянни по дороге… Виа Венето, где женщины молоды и прекрасны, мужчины богаты и утонченны, где никогда не услышишь дурного слова.
По крайней мере до тех пор, пока ты оплачиваешь чеки.
Следующей по расписанию остановкой была у них расположенная на ближайшей боковой улочке галерея “Рафаэль”. Прежде чем войти, они постояли, разглядывая выставленные в окнах полотна.
– Вот эту вещь я бы купила не раздумывая, – сказала Мэри Янг.
Джьянни бросил взгляд на полотно. Это был написанный в свободной манере портрет серьезного темноглазого мальчика; его волосы блестели на солнце, а вдали за ним синело море.
Джьянни замер и смотрел молча. Мальчик на полотне о чем-то говорил с ним. Что-то было в глубине его глаз, какой-то знакомый отсвет, отсылающий в далекое прошлое.
– Мы его нашли, – негромко произнес он. – Это работа Витторио.
Мэри Янг посмотрела на него:
– Ты уверен?
Джьянни кивнул, чувствуя, что весь он сейчас – открытая, первозданная глубина.
– Как же ты узнал? – не отставала Мэри.
– Я впервые увидел Витторио, когда ему было восемь лет, и у него было то же самое лицо. Если этот мальчуган не его сын, я готов сжевать холст.
Пальцы Мэри вцепились ему в предплечье.
– К тому же это типично его манера. Именно так он всегда писал плоть, освещенную солнцем. Видишь? Две кадмиевые краски – желтая и красная, чистые, не смешанные, и обе на кисти одновременно. – Джьянни горел возбуждением. – Можешь ты просто почувствовать этот трепет, это дьявольское солнце, само солнце на лице ребенка?
Мэри нагнулась, чтобы разобрать подпись художника в нижнем левом углу полотна.
– “Гвидо Козенца”, – прочитала она.
Джьянни сделал глубокий вдох, потом с шумом выдохнул воздух и потянул Мэри за собой в галерею “Рафаэль”.
Владелец занимался в глубине магазина с другим покупателем; Мэри и Джьянни сами посмотрели картины. Джьянни обнаружил еще два полотна, подписанные именем Гвидо Козенца, и в обоих угадал талант и манеру Витторио. Жилка у него на виске билась так, словно вот-вот разорвется.
Покупатель ушел, и хозяин подошел к ним.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
Он заговорил с ними по-английски свободно, хоть и не без акцента. Как почти каждый из тех, с кем им пришлось иметь дело в Риме, он мгновенно определил, что они американцы. Джьянни это устраивало. Давало ему преимущество сохранять свой итальянский исключительно для себя.
Джьянни улыбнулся:
– Моя жена и я сам просто влюбились в написанный Гвидо Козенцой портрет мальчика, выставленный у вас в окне. Очень немногие художники умеют изображать детей. Вечно превращают их во взрослых-недомерков.
– Это верно, – согласился дилер от искусства. – Но очень немногие люди достаточно восприимчивы для того, чтобы это увидеть. Вы заинтересованы в приобретении картины?
– Она весьма привлекательна, – сказал Джьянни. – Но по-настоящему мы заинтересованы в том, чтобы уговорить мистера Козенцу написать в том же стиле портрет нашего сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127