Каменщики лопатами месили известь. Солдаты, развеселившись, перепрыгивали через бревна. Горожане бродили, задрав головы. Почерневшая каланча высилась как угасший факел. Базарная площадь была оживлена: выставки рыбы из Мёзы с разной чешуей, плоды и овощи говорили о вернувшемся изобилии, мясо висело на крюках у мясников. Антуан вспомнил о бедном Даланзьере и его нарядном красном платье.
Он послал нарочного к г-же Даланзьер с извещением о смерти мужа, так что, когда на обратном пути в Аспреваль он зашел к ней в Виркур, он встретил ее уже в подобающем наряде и в обществе Корвизо.
– Вот и вы, сударь,– сказал доктор Антуану, – живы и здоровы, по крайней мере с виду, потому что никогда нельзя знать, какие тайные зародыши назревают в здоровье, сохранившемся в наилучшем состоянии, особенно после такого занятия, которому вы подвергали свое. К счастью, я нахожусь тут, чтобы наводить в нем порядок.
Антуан ответил, что он очень недолго пробудет в Аспревале и скоро отправится в Париж, но Корвизо сообщил ему, что и он поедет туда же: сразу после свадьбы с г-жою Даланзьер он намерен покинуть Виркур. Его таланты сумеют найти применение у вельмож.
Во время этого разговора г-жа Даланзьер с восхищением смотрела на облюбованного ею урода. Она чувствовала привлекательность в его безобразии и мечтала о ласках на своей коже длинных черноватых ногтей Корвизо. Доктор, относившийся до сих пор к ней свысока, смягчился, когда узнал, что она сделалась богатой вдовой. Он так приручился, что накануне посещения днтуана согласился унаследовать от Даланзьера и его супругу, и его имущество.
Антуан поздравил нареченных, и сели за стол. Корвизо беспрерывно острил и паясничал, г-жа Даланзьер слушала его с упоением. Корвизо начал с того, что любезно стал издеваться над виркурскими дамами. Он не щадил их физические недостатки. Послушать его, так все они были или зобатые, или хворые, а потом он уверял, что ум у них самый недалёкий и тупой. Ни одна не заслужила пощады. Он не только разбирал их лица, но жестоко трунил над недостатками телосложения, а г-жа Даланзьер с удовольствием чувствовала, что у нее свежее, здоровое и чистое тело, и поглядывала на Антуана, словно ища воспоминаний в его глазах.
Между тем нужно было, наконец, переменить тему разговора, и Антуан осведомился об игумене Валь-Нотр-Дама. В обители не произошло перемен, если не считать приезда нового послушника, как говорят, из какого-то итальянского монастыря. Г-н де Шамисси страшно им увлекся, и теперь этот монашек вертит и игуменом, и обителью, у него замечательный и прелестный голос, кроме того, он умеет аккомпанировать на всевозможных инструментах. На клиросе он божественно поет. Он принялся учить монахов музыке. Эти добрые люди, которые за всю свою жизнь знали только свои псалмы, с трудом соответствовали подобным нововведениям. Стоило послушать, как гудел собор от этих усилий и как в саду они собирались группами, чтобы вместе разучивать то, что от них требовалось, и так старались, что пот выступал на лбу и перехватывало глотку.
С самого начала трапезы Корвизо сгорал от нетерпения спросить у Антуана о его братьях и ждал, что тот сам о них заговорит. Наконец, не мог дольше терпеть и сам задал вопрос г-ну де Поканси с притворным интересом.
Ответ Антуана успокоил его. Тот не знает лишнего. Г-н Де Берту, командир роты, где служили молодые люди, сообщил Антуану об их исчезновении. По мнению офицера, они, вероятно, послушались какого-нибудь товарища дезертира и бежали вместе с ним.
– Ах, сударь, это большое несчастье! – счел нужным сказать Корвизо,– больше для них, чем для вас,– прибавил он,– так как, между нами, братцы ваши, сударь, очень мало могли соответствовать требованиям, которые можно предъявить к лицам, не лишенным дворянского достоинства.
У Корвизо в кармане как раз было письмо от его друга Ван Спердика, в котором тот сообщал, что братья Поканси находятся в безопасности на голландском судне, отправляющемся к американским островам, и что мало вероятно, чтобы они оттуда когда-либо возвратились. Невоздержанная природа подвергает молодых людей многочисленным опасностям, из которых наименьшие – драки, ссоры и жестокости морской дисциплины. Их уже чуть не засадили в амстердамскую тюрьму как фальшивомонетчиков за то, что они хотели женщине легкого поведения заплатить за ее услуги поддельными монетами. Наконец, посадили на судно двух бездельников, которые сильно рисковали окончить недолгое свое существование от удара ножом в живот или с веревкой на шее. А то еще лихорадка, мушкеты или непредвиденный случай могли о них позаботиться, не говоря уже об аппетите какого-нибудь людоедского царька.
И Корвизо охотно воображал себе, как молодые друзья его жарятся на вертеле, над сильным огнем, который печет им кожу, и уже в переваренном виде сухим или липким испражнением, каковое производят внутренности всех людей, будь они утыканы перьями или украшены париками, раз они облегчают переполненный желудок в тазик ли судна или на песок пустынного острова.
Антуан только к концу сентября получил извещение о проезде г-на маршала де Маниссара. Карета на лету подхватила его, и путешествие весело продолжалось вплоть до Парижа. Г-н де Маниссар не переставал подшучивать над г-ном де Берлестанжем по поводу его злополучного похождения с г-жою Ван Верленгем. Бедняга наклонял голову и свешивал нос над коробочкой, где он считал и пересчитывал камушки, которые, по его словам, вышли из него в Дортмюде. Он в последний раз принялся за унылое это занятие, когда карета въехала во двор маниссаровского особняка.
Антуан с волнением осматривал местность. Он поднял голову к слуховым окнам чердачка, где некогда спал. Он узнал и фонтан, из которого умыл себе глаза в утро отъезда. Но г-н маршал поставил уже каблук на подножку, и нужно было следовать за ним.
Г-жа маршальша встретила мужа на верху лестницы. Это была высокая женщина, плотная и смуглая, с красивыми чертами лица, величественной фигурой, но с сердитым и сварливым выражением. Она сейчас же и обнаружила эти свойства, толкнув лакея, принесшего блюдо с заливным, сластями и горкой фруктов, но гнев ее готов был окончательно разразиться, когда ее золовка, м-ль де Маниссар, в одной юбке, с растрепанными седыми волосами выбежала с протянутыми руками и бросилась в объятия брату. Присутствие незнакомого человека смутило немного барышню де Маниссар, но она смутилась еще сильнее, когда маршал назвал ей Антуана де Поканси, которого она не узнала. Она очень покраснела, то есть из красной сделалась багровой. Волнение ее продолжалось одну минуту, пока она не расцеловала Антуана в обе щеки. Г-жа де Маниссар не упустила случая заметить ей довольно кисло, что капот ее расходится и видна грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Он послал нарочного к г-же Даланзьер с извещением о смерти мужа, так что, когда на обратном пути в Аспреваль он зашел к ней в Виркур, он встретил ее уже в подобающем наряде и в обществе Корвизо.
– Вот и вы, сударь,– сказал доктор Антуану, – живы и здоровы, по крайней мере с виду, потому что никогда нельзя знать, какие тайные зародыши назревают в здоровье, сохранившемся в наилучшем состоянии, особенно после такого занятия, которому вы подвергали свое. К счастью, я нахожусь тут, чтобы наводить в нем порядок.
Антуан ответил, что он очень недолго пробудет в Аспревале и скоро отправится в Париж, но Корвизо сообщил ему, что и он поедет туда же: сразу после свадьбы с г-жою Даланзьер он намерен покинуть Виркур. Его таланты сумеют найти применение у вельмож.
Во время этого разговора г-жа Даланзьер с восхищением смотрела на облюбованного ею урода. Она чувствовала привлекательность в его безобразии и мечтала о ласках на своей коже длинных черноватых ногтей Корвизо. Доктор, относившийся до сих пор к ней свысока, смягчился, когда узнал, что она сделалась богатой вдовой. Он так приручился, что накануне посещения днтуана согласился унаследовать от Даланзьера и его супругу, и его имущество.
Антуан поздравил нареченных, и сели за стол. Корвизо беспрерывно острил и паясничал, г-жа Даланзьер слушала его с упоением. Корвизо начал с того, что любезно стал издеваться над виркурскими дамами. Он не щадил их физические недостатки. Послушать его, так все они были или зобатые, или хворые, а потом он уверял, что ум у них самый недалёкий и тупой. Ни одна не заслужила пощады. Он не только разбирал их лица, но жестоко трунил над недостатками телосложения, а г-жа Даланзьер с удовольствием чувствовала, что у нее свежее, здоровое и чистое тело, и поглядывала на Антуана, словно ища воспоминаний в его глазах.
Между тем нужно было, наконец, переменить тему разговора, и Антуан осведомился об игумене Валь-Нотр-Дама. В обители не произошло перемен, если не считать приезда нового послушника, как говорят, из какого-то итальянского монастыря. Г-н де Шамисси страшно им увлекся, и теперь этот монашек вертит и игуменом, и обителью, у него замечательный и прелестный голос, кроме того, он умеет аккомпанировать на всевозможных инструментах. На клиросе он божественно поет. Он принялся учить монахов музыке. Эти добрые люди, которые за всю свою жизнь знали только свои псалмы, с трудом соответствовали подобным нововведениям. Стоило послушать, как гудел собор от этих усилий и как в саду они собирались группами, чтобы вместе разучивать то, что от них требовалось, и так старались, что пот выступал на лбу и перехватывало глотку.
С самого начала трапезы Корвизо сгорал от нетерпения спросить у Антуана о его братьях и ждал, что тот сам о них заговорит. Наконец, не мог дольше терпеть и сам задал вопрос г-ну де Поканси с притворным интересом.
Ответ Антуана успокоил его. Тот не знает лишнего. Г-н Де Берту, командир роты, где служили молодые люди, сообщил Антуану об их исчезновении. По мнению офицера, они, вероятно, послушались какого-нибудь товарища дезертира и бежали вместе с ним.
– Ах, сударь, это большое несчастье! – счел нужным сказать Корвизо,– больше для них, чем для вас,– прибавил он,– так как, между нами, братцы ваши, сударь, очень мало могли соответствовать требованиям, которые можно предъявить к лицам, не лишенным дворянского достоинства.
У Корвизо в кармане как раз было письмо от его друга Ван Спердика, в котором тот сообщал, что братья Поканси находятся в безопасности на голландском судне, отправляющемся к американским островам, и что мало вероятно, чтобы они оттуда когда-либо возвратились. Невоздержанная природа подвергает молодых людей многочисленным опасностям, из которых наименьшие – драки, ссоры и жестокости морской дисциплины. Их уже чуть не засадили в амстердамскую тюрьму как фальшивомонетчиков за то, что они хотели женщине легкого поведения заплатить за ее услуги поддельными монетами. Наконец, посадили на судно двух бездельников, которые сильно рисковали окончить недолгое свое существование от удара ножом в живот или с веревкой на шее. А то еще лихорадка, мушкеты или непредвиденный случай могли о них позаботиться, не говоря уже об аппетите какого-нибудь людоедского царька.
И Корвизо охотно воображал себе, как молодые друзья его жарятся на вертеле, над сильным огнем, который печет им кожу, и уже в переваренном виде сухим или липким испражнением, каковое производят внутренности всех людей, будь они утыканы перьями или украшены париками, раз они облегчают переполненный желудок в тазик ли судна или на песок пустынного острова.
Антуан только к концу сентября получил извещение о проезде г-на маршала де Маниссара. Карета на лету подхватила его, и путешествие весело продолжалось вплоть до Парижа. Г-н де Маниссар не переставал подшучивать над г-ном де Берлестанжем по поводу его злополучного похождения с г-жою Ван Верленгем. Бедняга наклонял голову и свешивал нос над коробочкой, где он считал и пересчитывал камушки, которые, по его словам, вышли из него в Дортмюде. Он в последний раз принялся за унылое это занятие, когда карета въехала во двор маниссаровского особняка.
Антуан с волнением осматривал местность. Он поднял голову к слуховым окнам чердачка, где некогда спал. Он узнал и фонтан, из которого умыл себе глаза в утро отъезда. Но г-н маршал поставил уже каблук на подножку, и нужно было следовать за ним.
Г-жа маршальша встретила мужа на верху лестницы. Это была высокая женщина, плотная и смуглая, с красивыми чертами лица, величественной фигурой, но с сердитым и сварливым выражением. Она сейчас же и обнаружила эти свойства, толкнув лакея, принесшего блюдо с заливным, сластями и горкой фруктов, но гнев ее готов был окончательно разразиться, когда ее золовка, м-ль де Маниссар, в одной юбке, с растрепанными седыми волосами выбежала с протянутыми руками и бросилась в объятия брату. Присутствие незнакомого человека смутило немного барышню де Маниссар, но она смутилась еще сильнее, когда маршал назвал ей Антуана де Поканси, которого она не узнала. Она очень покраснела, то есть из красной сделалась багровой. Волнение ее продолжалось одну минуту, пока она не расцеловала Антуана в обе щеки. Г-жа де Маниссар не упустила случая заметить ей довольно кисло, что капот ее расходится и видна грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57