Его практический ум раздражало, что он никогда не мог быть уверен в том, говорит ли Хаддо серьезно или, как сейчас, явно разыгрывает их.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Два дня спустя Артур получил ответ от своего коллеги Фрэнка Харрела. Фрэнк всегда отличался обстоятельностью, и было видно, что он приложил немало усилий, чтобы подробно ответить на все вопросы. Одновременно чувствовалось, что он не утратил своего былого интереса к неординарным личностям. С кропотливостью ученого, изучающего новые биологические виды, которые его страстно занимают, Харрел проанализировал характер Оливера Хаддо. Вот его ответ:
«Мой дорогой Бардон,
Удивительно, что Вы обратились ко мне, чтобы узнать об Оливере Хаддо именно сейчас, поскольку вчера вечером за обедом в «Квин Энз Гейт» я случайно встретил человека, который мог много порассказать мне о нем. Странно, что он заинтересовал Вас, поскольку его эксцентричность отталкивает от него людей со свойственным Вам практическим складом ума. Трудно представить себе двух человек, более неподходящих друг другу. Хотя я уже несколько лет не встречался с Хаддо, могу многое рассказать Вам о нем. Он ошибался, когда рекомендовал меня как своего близкого друга. Действительно, одно время мы частенько виделись, но в душе я всегда недолюбливал его. Он поступил в Оксфорд из Итона с репутацией отличного спортсмена и большого оригинала. Но вы же знаете, что ничего так не вызывает неприязни мальчишек, как последнее качество, и вскоре Хаддо стал страшно непопулярен. Оказалось, что он превосходно играет в футбол и, если бы не лень, мог бы легко попасть в состав сборной. Но он насмехался над нашим увлечением спортивными играми и обычно говорил, что крикет – занятие для подростков, а не для мужчин (ему тогда было 18 лет). Он высокопарное расхваливал лишь охоту на крупного зверя и альпинизму, считая, что лишь эти виды спорта требуют мужества и уверенности в себе. Он, несомненно, любил футбол, но играл в него с грубой жестокостью, естественно возмущавшей не только противников, но и партнеров по команде. Общепринято было считать, что Хаддо относился к футболу не как к игре. Правда, он не делал ничего, что было бы явным нарушением правил, но применял зачастую такие приемы, которые большинство людей сочло бы подлыми; и поражение от него было особенно тяжким, ибо, победив, он издевался над побежденными, грубо высмеивая их. А это так трудно выносить в юности.
Хотя сейчас трудно в это поверить, но когда он впервые появился в Оксфорде, то внешне был очень привлекателен.
Теперь-то растолстел, но тогда был прекрасен. Напоминал одну из статуй Аполлона, где греческий бог представлен с женственной мягкостью и тонкостью черт. Он был высок, у него была великолепная фигура. Правда, по тому, как она сформировалась уже в его возрасте, нетрудно было угадать будущую тучность. Держался Хаддо вызывающе. Многие считали это дерзостью. Черты лица правильны и красивы. На голове – масса длинных вьющихся волос, небрежная прическа придавала ему какую-то поэтическую грацию (мне сказали, что теперь он совершенно облысел, и я могу представить себе, какой это для него удар при его-то крайнем тщеславии). Помню особенность его глаз, которая едва ли была естественной, но как он ее приобрел, не знаю. Направление взгляда у большинства людей сходится на рассматриваемом предмете, но направление его взгляда оставалось параллельным. Это придавало ему непередаваемое выражение, будто он тщательно исследовал самые тайные мысли человека, с которым беседовал. Отличался он также экстравагантностью костюма, но, в отличие от эстетов того времени, одевавшихся с артистической небрежностью, был привержен к вызывающе ярким цветам. Иногда, повинуясь капризу, он, единственный из студентов, прогуливался по главной улице Оксфорда в цилиндре и смокинге.
Я написал уже, что он был очень непопулярен, но это было не той непопулярностью, когда человека игнорируют и оставляют предоставленным самому себе. Хаддо знали все, его можно было найти в самых невероятных компаниях. Хотя его не любили, но людям, как ни странно, было приятно его общество, и Оливера приглашали больше, чем кого-либо другого в Оксфорде. Когда ни встретишь, он всегда окружен толпой студентов, готовых сплетничать о нем за спиной, но невольно поддающихся его чарам. Я нередко пытался проанализировать эту двойственность, так как сам испытал его влияние, и хотя совершенно искренне не переносил Хаддо, не мог противиться желанию увидеть его, как только представлялась такая возможность.
Полагаю, что основную массу студентов, которые, несмотря на свою прозаичность, не чужды романтики, он привлекал своей непредсказуемостью. Невозможно было предвидеть, что сделает или скажет он в следующий миг, и это все время держало нас в напряжении. Он не был остроумен, но обладал грубым юмором, который возбуждал чувство смешного, к чему всегда склонна молодежь. Был у него и дар пародиста, заставляющий слушателей покатываться со смеху. Так же талантливо умел он эпатировать окружающих, и изобретательность в этой области давала ему власть над молодыми людьми, чье воображение не шло дальше обычной ругани. Однажды я присутствовал на его богохульственной проповеди, когда Хаддо подражал интонациям покойного настоятеля, чем возмутил и в то же время весьма позабавил слушателей. Он владел более обширными знаниями, чем большинство студентов. Обладая к тому же отличной памятью и быстротой восприятия, Оливер изображал из себя всезнающего, что в равной степени впечатляло и раздражало. Ни разу не довелось мне услышать, чтобы он признался, что не читал какой-нибудь книги. Частенько, когда я старался подловить его, он сбивал меня с толку, цитируя целые абзацы из других книг, которых, могу поклясться, он и в глаза не видел. Думаю, что это был трюк вроде фокуса, когда вас просят выбрать будто бы любую карту, а на самом деле заставляют взять заранее намеченную, и он всегда ловко поворачивал раз говор таким образом, что я должен был упомянуть определенную книгу. Говорил он великолепно, хотя напыщен но, но это делало забавным, особенно смешным то, о чем он рассказывал. Его страсть к велеречию резко контрастировала с бытовым языком тех, с кем он разговаривал. И это, безусловно, придавало вес его словам. Он гордился своим родом и никогда не забывал поведать любопытным о своем знатном происхождении. Если и теперь он не сильно изменился, то вы уже, наверное, наслышаны о его родстве с различными аристократическими домами. Он действительно связан родственными узами с выдающимися людьми, и его предки не менее знамениты, чем он это утверждает, Его отец умер, и он стал владельцем поместья в Стаффордтшире, которое является почти историческим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Два дня спустя Артур получил ответ от своего коллеги Фрэнка Харрела. Фрэнк всегда отличался обстоятельностью, и было видно, что он приложил немало усилий, чтобы подробно ответить на все вопросы. Одновременно чувствовалось, что он не утратил своего былого интереса к неординарным личностям. С кропотливостью ученого, изучающего новые биологические виды, которые его страстно занимают, Харрел проанализировал характер Оливера Хаддо. Вот его ответ:
«Мой дорогой Бардон,
Удивительно, что Вы обратились ко мне, чтобы узнать об Оливере Хаддо именно сейчас, поскольку вчера вечером за обедом в «Квин Энз Гейт» я случайно встретил человека, который мог много порассказать мне о нем. Странно, что он заинтересовал Вас, поскольку его эксцентричность отталкивает от него людей со свойственным Вам практическим складом ума. Трудно представить себе двух человек, более неподходящих друг другу. Хотя я уже несколько лет не встречался с Хаддо, могу многое рассказать Вам о нем. Он ошибался, когда рекомендовал меня как своего близкого друга. Действительно, одно время мы частенько виделись, но в душе я всегда недолюбливал его. Он поступил в Оксфорд из Итона с репутацией отличного спортсмена и большого оригинала. Но вы же знаете, что ничего так не вызывает неприязни мальчишек, как последнее качество, и вскоре Хаддо стал страшно непопулярен. Оказалось, что он превосходно играет в футбол и, если бы не лень, мог бы легко попасть в состав сборной. Но он насмехался над нашим увлечением спортивными играми и обычно говорил, что крикет – занятие для подростков, а не для мужчин (ему тогда было 18 лет). Он высокопарное расхваливал лишь охоту на крупного зверя и альпинизму, считая, что лишь эти виды спорта требуют мужества и уверенности в себе. Он, несомненно, любил футбол, но играл в него с грубой жестокостью, естественно возмущавшей не только противников, но и партнеров по команде. Общепринято было считать, что Хаддо относился к футболу не как к игре. Правда, он не делал ничего, что было бы явным нарушением правил, но применял зачастую такие приемы, которые большинство людей сочло бы подлыми; и поражение от него было особенно тяжким, ибо, победив, он издевался над побежденными, грубо высмеивая их. А это так трудно выносить в юности.
Хотя сейчас трудно в это поверить, но когда он впервые появился в Оксфорде, то внешне был очень привлекателен.
Теперь-то растолстел, но тогда был прекрасен. Напоминал одну из статуй Аполлона, где греческий бог представлен с женственной мягкостью и тонкостью черт. Он был высок, у него была великолепная фигура. Правда, по тому, как она сформировалась уже в его возрасте, нетрудно было угадать будущую тучность. Держался Хаддо вызывающе. Многие считали это дерзостью. Черты лица правильны и красивы. На голове – масса длинных вьющихся волос, небрежная прическа придавала ему какую-то поэтическую грацию (мне сказали, что теперь он совершенно облысел, и я могу представить себе, какой это для него удар при его-то крайнем тщеславии). Помню особенность его глаз, которая едва ли была естественной, но как он ее приобрел, не знаю. Направление взгляда у большинства людей сходится на рассматриваемом предмете, но направление его взгляда оставалось параллельным. Это придавало ему непередаваемое выражение, будто он тщательно исследовал самые тайные мысли человека, с которым беседовал. Отличался он также экстравагантностью костюма, но, в отличие от эстетов того времени, одевавшихся с артистической небрежностью, был привержен к вызывающе ярким цветам. Иногда, повинуясь капризу, он, единственный из студентов, прогуливался по главной улице Оксфорда в цилиндре и смокинге.
Я написал уже, что он был очень непопулярен, но это было не той непопулярностью, когда человека игнорируют и оставляют предоставленным самому себе. Хаддо знали все, его можно было найти в самых невероятных компаниях. Хотя его не любили, но людям, как ни странно, было приятно его общество, и Оливера приглашали больше, чем кого-либо другого в Оксфорде. Когда ни встретишь, он всегда окружен толпой студентов, готовых сплетничать о нем за спиной, но невольно поддающихся его чарам. Я нередко пытался проанализировать эту двойственность, так как сам испытал его влияние, и хотя совершенно искренне не переносил Хаддо, не мог противиться желанию увидеть его, как только представлялась такая возможность.
Полагаю, что основную массу студентов, которые, несмотря на свою прозаичность, не чужды романтики, он привлекал своей непредсказуемостью. Невозможно было предвидеть, что сделает или скажет он в следующий миг, и это все время держало нас в напряжении. Он не был остроумен, но обладал грубым юмором, который возбуждал чувство смешного, к чему всегда склонна молодежь. Был у него и дар пародиста, заставляющий слушателей покатываться со смеху. Так же талантливо умел он эпатировать окружающих, и изобретательность в этой области давала ему власть над молодыми людьми, чье воображение не шло дальше обычной ругани. Однажды я присутствовал на его богохульственной проповеди, когда Хаддо подражал интонациям покойного настоятеля, чем возмутил и в то же время весьма позабавил слушателей. Он владел более обширными знаниями, чем большинство студентов. Обладая к тому же отличной памятью и быстротой восприятия, Оливер изображал из себя всезнающего, что в равной степени впечатляло и раздражало. Ни разу не довелось мне услышать, чтобы он признался, что не читал какой-нибудь книги. Частенько, когда я старался подловить его, он сбивал меня с толку, цитируя целые абзацы из других книг, которых, могу поклясться, он и в глаза не видел. Думаю, что это был трюк вроде фокуса, когда вас просят выбрать будто бы любую карту, а на самом деле заставляют взять заранее намеченную, и он всегда ловко поворачивал раз говор таким образом, что я должен был упомянуть определенную книгу. Говорил он великолепно, хотя напыщен но, но это делало забавным, особенно смешным то, о чем он рассказывал. Его страсть к велеречию резко контрастировала с бытовым языком тех, с кем он разговаривал. И это, безусловно, придавало вес его словам. Он гордился своим родом и никогда не забывал поведать любопытным о своем знатном происхождении. Если и теперь он не сильно изменился, то вы уже, наверное, наслышаны о его родстве с различными аристократическими домами. Он действительно связан родственными узами с выдающимися людьми, и его предки не менее знамениты, чем он это утверждает, Его отец умер, и он стал владельцем поместья в Стаффордтшире, которое является почти историческим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55