”. Я знала, что она будет против, и была готова услышать что-то в этом духе. Но потом она сделала такое, что я не смогу ей простить! Я уже уходила, а она крикнула мне вдогонку: “Посмотри на себя в зеркало! Разве можно с такой внешностью мечтать стать актрисой?!”
Я - ужасный, гадкий человек. Я ненавижу свою мать.
Алешенька, как мне тебя сейчас не хватает!
17 октября 1915 г. Суббота.
Папа - золото! Мой милый, добрый, умный папа! Мы с ним проговорили полвечера, и он сказал, что будет платить мне за уроки у Кольцовой-Селянской! Только я ничего не должна говорить матери. Папочка, чудесный мой, как я тебя люблю!
Во вторник первое занятие.
18 октября 1915 г. Воскресенье.
Сегодня опаздывала на репетицию, мчалась что есть духу, споткнулась, и тетрадь с ролью выскользнула на землю! Кошмар! Сразу села на нее - прямо на грязный тротуар. Все оглядываются, как на сумасшедшую. А я посидела, отдышалась и вприпрыжку побежала дальше. Почти не опоздала!
Алеша сегодня очень плохо выглядел. Он простыл и чихал. Я хотела увести его домой, но он досидел репетицию до конца.
Катин Виктор играет Добчинского и Бобчинского - находка нашего режиссера, что обоих играет один актер. Виктору и не нужно ничего специально играть - он сам по жизни Бобчинский и Добчинский в одном лице.
Оглоблина по уши влюблена в Кострова - опять краснела без конца, путала роль. Костров наконец не выдержал, взорвался, стал бегать по сцене, кричать на нее: “Выходишь на сцену - откуда? Из какой жизни? Что было за кулисами? Что ты там делала? Спала? Вот и появись заспанной, шлепая туфлями, волоча юбку! Ты жила за сценой - вот эту жизнь и принеси!”. Она, конечно, в слезы. Ему пришлось просить у нее прощения. Даже стал на колени, когда та собралась вовсе уйти. Сумасшедший дом!
19 октября 1915 г. Понедельник.
Ходили с Алешей в “Возрождение”. Фильм смотреть было интересно, а пересказать - ерунда какая-то. У скульптора Марио есть невеста, но он встречается со своей бывшей возлюбленной Стеллой. Свадьба не состоялась, и Марио в отчаянии уходит в монастырь. Там он работает над статуей. В это время в монастырь приезжает веселая компания, с ней Стелла. Она узнает Марио и пытается его соблазнить: “Ты меня не можешь забыть! Черты статуи - мои!”. Тут он хватает молоток, разбивает скульптуру, потом убивает Стеллу, а сам бросается со скалы.
Вышли, идем под дождем. Весь Ростов под зонтиками и в галошах. Прижимаюсь к Алеше и думаю: какая-то там не любовь, а чушь. А любовь - вот, здесь: он и я.
Неужели Алеша действительно хочет пойти на войну? Как он может вот так взять и оставить меня?
20 октября 1915 г. Вторник.
Только что вернулась от Нины Николаевны. Какая она необыкновенная! Старая, но красивая, грациозная, умная! Знала всех!
И как все-таки несправедливо устроен мир! Все это никому больше не нужно! Вся ее жизнь, весь ее опыт, вся ее красота, все ее слова, знания, память о людях, истории - все уйдет вместе с ней!
О Кадминой, знаменитой певице, с которой в юные годы была дружна: “Дуреха! Отравилась на сцене спичками из-за отвергнутой любви!”.
О себе: ушла из театра, потому что не хотела заканчивать комической старухой.
О партнере: “У него не должно быть потных рук”.
О сценическом имени: когда стала актрисой, родня матери заставила ее переменить фамилию, чтобы не позорить семью. “Главное - чтобы совпадали инициалы, из-за меток на белье и вензелей на ложках”.
Еще она мне сказала: “У тебя есть талант, деточка! Но этого мало. И трудолюбия мало. И любви к театру тоже мало. Всего мало! Нужно, чтобы горе постучало в твою дверь - нужно все пережить и все узнать - и то, что не нужно знать, - тоже”.
Зачем мне горе? Не хочу никакого горя!
У нее на подоконнике в большом горшке ничего нет, просто земля. Спросила: “Нина Николаевна, что это?”. - “Посадила косточку от лимона и загадала: если вырастет деревце - буду жить долго. Старушечья глупость”.
На комоде фотография - ее второй муж, актер Селянский, очень красивый мужчина. Она увидела, что я разглядываю его, и рассмеялась. Стала рассказывать, какой он был пьяница. Что-то натворил, попал под суд, и перед слушанием дела адвокат ему говорит: “Только ни слова от себя! Вот я написал вам текст - выучите и сыграйте!”. Оправдали. “Была его лучшая роль!”
И все объяснила мне про Хлестакова. Все очень просто! Я влюбляюсь ни в какого не в Хлестакова, а в Петербург - в ту далекую, настоящую жизнь! И даже не в Петербург, а просто в свою любовь. Я влюбляюсь в любовь! Так вдруг стало все понятно!
Вспоминала приезд Сары Бернар в Одессу. Французской знаменитости устроили обструкцию из-за ее еврейского происхождения, и на Дерибасовской кто-то даже бросил в ее карету камень. Бернар была в то время худая и рыжая. Все говорили о ее эксцентричности, что спит в гробу, ходит дома в костюме Пьеро. “А на самом деле - просто ломака. И ее хваленый голос в подметки не годился Ермоловой!”
Слушала и думала: неужели это просто зависть старой неудачницы? Одной все - мировая слава, успех, а другая прозябает на старости лет в каком-то Ростове. А таланта у нее, может, не меньше было, чем у знаменитой Сары Бернар. Так в чем же дело? Почему судьба одних жалует, а других наказывает?
Судьба моя! Будь ко мне ласкова! Пожалуйста! Ну что тебе стоит? Дай мне все!
24 октября 1915 г. Суббота.
Утром проснулась, и первое, что увидела, - пылинки в горке света. Получилась как горка поперек комнаты - из солнца и пыли, прочная, упругая - вот бы по ней скатиться!
Как здорово вот так просыпаться - возвращаться откуда-то в себя: надевайтесь, мои ручки, надевайтесь, мои ножки! - и знать, что тебя уже поджидает любовь!
Алешенька! Свет мой! Как же я тебя люблю! Как же я жила без тебя? Без твоих голубых глаз! А как они умеют менять свой цвет! Как я люблю смотреть, как они то сияют лазурью, то становятся серыми, то совсем чернеют, когда расширяется зрачок.
С Женей все было так сложно - прижаться, поцеловать - а с Алешей так хорошо, так легко! Ужасно только, что не умею ему показать всей нежности, любви, преданности.
Как хорошо проснуться и знать - сегодня его увижу!
4 ноября 1915 г. Среда.
Домашние уроки Нины Николаевны: я осталась одна дома - нужно было прибрать - и вот стала представлять себе, что служу у какой-то сварливой барыни, и она ходит за мной и ворчит, что я все не так делаю - и то сделай, и там подотри! Сама с собой разговариваю.
А потом опять стала думать о нем. И вот села записать просто, что я его люблю.
5 ноября 1915 г. Четверг.
И смех и грех! По пьесе я должна упасть “как подкошенная” - и вот вечером репетирую в своей комнате, вырабатываю падение - прибежала испуганная мама: “Что случилось?”.
7 ноября 1915 г. Суббота.
Оказывается, мама Алеши - эпилептик. Мы сидели у него в комнате, когда его позвал брат. Прибежали, она лежала на полу в припадке, вытянувшись, будто ее, как тетиву, натягивали на невидимый лук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Я - ужасный, гадкий человек. Я ненавижу свою мать.
Алешенька, как мне тебя сейчас не хватает!
17 октября 1915 г. Суббота.
Папа - золото! Мой милый, добрый, умный папа! Мы с ним проговорили полвечера, и он сказал, что будет платить мне за уроки у Кольцовой-Селянской! Только я ничего не должна говорить матери. Папочка, чудесный мой, как я тебя люблю!
Во вторник первое занятие.
18 октября 1915 г. Воскресенье.
Сегодня опаздывала на репетицию, мчалась что есть духу, споткнулась, и тетрадь с ролью выскользнула на землю! Кошмар! Сразу села на нее - прямо на грязный тротуар. Все оглядываются, как на сумасшедшую. А я посидела, отдышалась и вприпрыжку побежала дальше. Почти не опоздала!
Алеша сегодня очень плохо выглядел. Он простыл и чихал. Я хотела увести его домой, но он досидел репетицию до конца.
Катин Виктор играет Добчинского и Бобчинского - находка нашего режиссера, что обоих играет один актер. Виктору и не нужно ничего специально играть - он сам по жизни Бобчинский и Добчинский в одном лице.
Оглоблина по уши влюблена в Кострова - опять краснела без конца, путала роль. Костров наконец не выдержал, взорвался, стал бегать по сцене, кричать на нее: “Выходишь на сцену - откуда? Из какой жизни? Что было за кулисами? Что ты там делала? Спала? Вот и появись заспанной, шлепая туфлями, волоча юбку! Ты жила за сценой - вот эту жизнь и принеси!”. Она, конечно, в слезы. Ему пришлось просить у нее прощения. Даже стал на колени, когда та собралась вовсе уйти. Сумасшедший дом!
19 октября 1915 г. Понедельник.
Ходили с Алешей в “Возрождение”. Фильм смотреть было интересно, а пересказать - ерунда какая-то. У скульптора Марио есть невеста, но он встречается со своей бывшей возлюбленной Стеллой. Свадьба не состоялась, и Марио в отчаянии уходит в монастырь. Там он работает над статуей. В это время в монастырь приезжает веселая компания, с ней Стелла. Она узнает Марио и пытается его соблазнить: “Ты меня не можешь забыть! Черты статуи - мои!”. Тут он хватает молоток, разбивает скульптуру, потом убивает Стеллу, а сам бросается со скалы.
Вышли, идем под дождем. Весь Ростов под зонтиками и в галошах. Прижимаюсь к Алеше и думаю: какая-то там не любовь, а чушь. А любовь - вот, здесь: он и я.
Неужели Алеша действительно хочет пойти на войну? Как он может вот так взять и оставить меня?
20 октября 1915 г. Вторник.
Только что вернулась от Нины Николаевны. Какая она необыкновенная! Старая, но красивая, грациозная, умная! Знала всех!
И как все-таки несправедливо устроен мир! Все это никому больше не нужно! Вся ее жизнь, весь ее опыт, вся ее красота, все ее слова, знания, память о людях, истории - все уйдет вместе с ней!
О Кадминой, знаменитой певице, с которой в юные годы была дружна: “Дуреха! Отравилась на сцене спичками из-за отвергнутой любви!”.
О себе: ушла из театра, потому что не хотела заканчивать комической старухой.
О партнере: “У него не должно быть потных рук”.
О сценическом имени: когда стала актрисой, родня матери заставила ее переменить фамилию, чтобы не позорить семью. “Главное - чтобы совпадали инициалы, из-за меток на белье и вензелей на ложках”.
Еще она мне сказала: “У тебя есть талант, деточка! Но этого мало. И трудолюбия мало. И любви к театру тоже мало. Всего мало! Нужно, чтобы горе постучало в твою дверь - нужно все пережить и все узнать - и то, что не нужно знать, - тоже”.
Зачем мне горе? Не хочу никакого горя!
У нее на подоконнике в большом горшке ничего нет, просто земля. Спросила: “Нина Николаевна, что это?”. - “Посадила косточку от лимона и загадала: если вырастет деревце - буду жить долго. Старушечья глупость”.
На комоде фотография - ее второй муж, актер Селянский, очень красивый мужчина. Она увидела, что я разглядываю его, и рассмеялась. Стала рассказывать, какой он был пьяница. Что-то натворил, попал под суд, и перед слушанием дела адвокат ему говорит: “Только ни слова от себя! Вот я написал вам текст - выучите и сыграйте!”. Оправдали. “Была его лучшая роль!”
И все объяснила мне про Хлестакова. Все очень просто! Я влюбляюсь ни в какого не в Хлестакова, а в Петербург - в ту далекую, настоящую жизнь! И даже не в Петербург, а просто в свою любовь. Я влюбляюсь в любовь! Так вдруг стало все понятно!
Вспоминала приезд Сары Бернар в Одессу. Французской знаменитости устроили обструкцию из-за ее еврейского происхождения, и на Дерибасовской кто-то даже бросил в ее карету камень. Бернар была в то время худая и рыжая. Все говорили о ее эксцентричности, что спит в гробу, ходит дома в костюме Пьеро. “А на самом деле - просто ломака. И ее хваленый голос в подметки не годился Ермоловой!”
Слушала и думала: неужели это просто зависть старой неудачницы? Одной все - мировая слава, успех, а другая прозябает на старости лет в каком-то Ростове. А таланта у нее, может, не меньше было, чем у знаменитой Сары Бернар. Так в чем же дело? Почему судьба одних жалует, а других наказывает?
Судьба моя! Будь ко мне ласкова! Пожалуйста! Ну что тебе стоит? Дай мне все!
24 октября 1915 г. Суббота.
Утром проснулась, и первое, что увидела, - пылинки в горке света. Получилась как горка поперек комнаты - из солнца и пыли, прочная, упругая - вот бы по ней скатиться!
Как здорово вот так просыпаться - возвращаться откуда-то в себя: надевайтесь, мои ручки, надевайтесь, мои ножки! - и знать, что тебя уже поджидает любовь!
Алешенька! Свет мой! Как же я тебя люблю! Как же я жила без тебя? Без твоих голубых глаз! А как они умеют менять свой цвет! Как я люблю смотреть, как они то сияют лазурью, то становятся серыми, то совсем чернеют, когда расширяется зрачок.
С Женей все было так сложно - прижаться, поцеловать - а с Алешей так хорошо, так легко! Ужасно только, что не умею ему показать всей нежности, любви, преданности.
Как хорошо проснуться и знать - сегодня его увижу!
4 ноября 1915 г. Среда.
Домашние уроки Нины Николаевны: я осталась одна дома - нужно было прибрать - и вот стала представлять себе, что служу у какой-то сварливой барыни, и она ходит за мной и ворчит, что я все не так делаю - и то сделай, и там подотри! Сама с собой разговариваю.
А потом опять стала думать о нем. И вот села записать просто, что я его люблю.
5 ноября 1915 г. Четверг.
И смех и грех! По пьесе я должна упасть “как подкошенная” - и вот вечером репетирую в своей комнате, вырабатываю падение - прибежала испуганная мама: “Что случилось?”.
7 ноября 1915 г. Суббота.
Оказывается, мама Алеши - эпилептик. Мы сидели у него в комнате, когда его позвал брат. Прибежали, она лежала на полу в припадке, вытянувшись, будто ее, как тетиву, натягивали на невидимый лук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120