Тогда они настолько проникнутся мыслью, что им невозможно обходиться без этого попечения и руководительства, если они желают жить в мире и спокойствии, что они признают самодержавие нашего правителя с благоговением, близким к обоготворению. Я забыл свою тему. Так вот, даже и задевая кой-кого «невинного», следовало «сделать что следовало» и с остальными 120. И Россия не была бы потрясена и не покачнулась бы от 6-8 тщеславных вонючих убийц. Серенького полковника не жалко. Смотрю, замечаю и не дивлюсь. А может, он вовсе не так страшен, этот ваш Страшный суд? Чего мы такого уже здесь не видели? Тоже мне суд. И не даде ему хомута.
Брат же убоги, видя, что брат его пошел на него бити челом, поиде и он за братом своим, ведая то, что будет на него из города посылка, а не идти, ино будет езда приставом платить. Убогий же нача с полатей смотрети, что поп с братом его ест, и урвася с полатей на зыбку и удави попова сына до смерти. Бедный же, веды себе, что погибель ему будет от брата и от попа, и умысли себе смерти предати, бросися прямо с мосту в ров, хотя ушибьтися до смерти. Бросяся, упаде на старого, удави отца у сына до смерти; его же поимаше, приведоша пред судию. Коли он лошади твоей оторвал хвост, и ты у него лошади своей не замай, до тех мест у лошади вырастет хвост, а как вырастет хвост, в то время у него и лошадь возьми. Коли де у тебя ушиб сына, и ты де отдай ему свою жену попадью до тех мест, покамест у попадьи твоей он добудет ребенка тебе. Взыде ты на мост, а убивы отца твоего станеть под мостом, и ты с мосту вержися сам на него – такожде убий его, яко же он отца твоего.
И отыде убогии в дом своей, радуясь и хваля Бога. Судья наденется, ну, милая, что-нибудь худое: тоже шубу выворотит, либо что, ну, и бороду в рот возьмет, чтобы ня знали хто. Да и на голову каку шапку худую. Опоясавши, так пузо сделано, тут какая-нибудь тряпка, а в руках какая книжка. Он в нее и не глядит. А этот судья, Јн должен быть толше всех. Ну, милая, поймают и подводют девушку с парнем, кто вместе гуляет. А судьи там на лавках стоят, нарядивши в шубах, плетки такие у их в руках, и говорят: «Зачем на суд подал?» Парень: «Да вот, я принес лык в пучню, чтобы дала в ручью». Девке: «Сколько время гуляешь, а все не покрываешься?» – «Капустка моя посередке сгнивши». – «К тебе парень ходил?» – «Ходил». – «Живое мясо в руках носил?» – «Носил». – «Куда дявала?» А она и так и сяк, все равно припирают: «Говори!» Ну, сейчас ее начинают плеткой стябать. Ну, кто отчаянный, смелости хватает, скажи: «В пячурку клала, в.изду ткала». Тогда тые отстают. А до того все плеткой ее стегают, если не признается, долго мучают. Парню говорят: «Ну а она табе киселек парила?» – «Парила». Его плеткой: «Стой ровней, говори смелей!» Потом приговор: «Лежали в яме, обторкались х…ми, народ нынче вольный, е… больно. Сто раз поцаловаться, один раз по.баться!» На сие он мне отвечал: Охотно я потщуся вопрос ваш полным изъяснением о всем ответствовать, и тем наипаче, что тихая езда сие позволяет, а быв в таких разглагольствованиях, и дорога нам покажется короче.
Был я в мечтательной стране и рассмотрел подробно мечтательное оныя состояние. Пьянство, мгла благоразумия и источник наглых и вредительных поведений, в великом тамо презрении, и благоразумным обыкновением вкореняется от него в людях отвращение при воспитании. Начальник порта, иже был четвертого класса, как мы после узнали, имел такое же изображение и один круг простой. Но поверенный генерал-адмирала имел на груди на кресте положенные два якоря без прибавления сосновых шишек и в одном красном кругу, и сие было нам истолковано, что понеже он был генерал-адмиральский поверенный, то токмо его знак и носит, без прибавления сосновых шишек, иже есть герб государственный, имеет же вокруг сего знака один круг в показание, которого он класса по собственной своей службе. Выслушав такую речь, через меня, яко единственно знающего санскритский язык, коим в сей земле говорили, мы все принесли наше благодарение. Мне долго вам рассказывать о сем великом и счастливом пременении: превеликий наш государь Сабакола взошел на Офирский престол.
Уже тому тысяча пятьсот лет миновало, как в Офирской империи ни малейшего бунта и междоусобия не было. Я удивлялся красноречию сего почтенного мужа, и причина сия, распространяся, подняла повод к разговору о строении городов, и он с великою мудростью доказывал, что власть монарша не соделывает города, но физическое или политическое положение мест, или особливые обстоятельства. Книга узаконений их не больше нашего календаря и у всех выучена наизусть, а грамоте тамо все знают. Сия книга начинается тако: чего себе не хочешь, того и другому не желай. А окончивается: за добродетель воздаяния, а за беззаконие казнь. Я, вошед в сие присутствие, нашел тут трех почтенных мужей, заседающих судьями, и других четырех, которые были просители и их советники, как мне о сем вожатый мой судья сказал. Они, учиня мне учтивство своим приветствием, просили у меня позволения их продолжать дело: ибо притесненный не должен ни часу потерять в своем удовольствии. На твердом коромысле возвешенные зрелися весы, в единой из чаш лежала книга с надписью «Закон милосердия», в другой – книга же с надписью «Закон совести». Огромной величины змия, из светлые стали искованныя, облежала вокруг всего седалища при его подножии и, конец хвоста в зеве держаща, изображала вечность. Возвести до дальнейших пределов моея области, – рек я хранителю законов, – се день рождения моего, да ознаменится он в летописях навеки отпущением повсеместным. Да отверзутся темницы, да изыдут преступники и да возвратятся в домы свои, яко заблудшие с истинного пути. Да воздвигнутся, – рек я первому зодчему, – великолепнейшие здания для убежища Мусс, да украсятся подражаниями природы разновидными, и да будут они ненарушимы, яко небесные жительницы, для них же они уготовляются. Да отверзется ныне, – рек я, – рука щедроты, да излиются остатки избытка на немощствующих, сокровища ненужные да возвратятся к их источнику.
Очутившись на Невском проспекте, я кинул взоры вдоль по прямой линии и вместо монастыря, которым он заканчивается, я увидал триумфальную арку, как бы воздвигнутую на развалинах фанатизма. Сударь, – сказал я, – извините любопытство иностранца, который, не зная, должно ли верить глазам своим, осмеливается спросить у вас объяснения стольким чудесам. Откуда же вы явились? – ответил мне старец. Или изучение истории до того поглотило вас, что прошедшее для вас воскресло, а настоящее исчезло из ваших глаз? Тот, кто стоит на страже порядка земного, не есть ли достойнейший представитель Бога, источника порядка во Вселенной? Проходя по городу, я был поражен костюмами жителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Брат же убоги, видя, что брат его пошел на него бити челом, поиде и он за братом своим, ведая то, что будет на него из города посылка, а не идти, ино будет езда приставом платить. Убогий же нача с полатей смотрети, что поп с братом его ест, и урвася с полатей на зыбку и удави попова сына до смерти. Бедный же, веды себе, что погибель ему будет от брата и от попа, и умысли себе смерти предати, бросися прямо с мосту в ров, хотя ушибьтися до смерти. Бросяся, упаде на старого, удави отца у сына до смерти; его же поимаше, приведоша пред судию. Коли он лошади твоей оторвал хвост, и ты у него лошади своей не замай, до тех мест у лошади вырастет хвост, а как вырастет хвост, в то время у него и лошадь возьми. Коли де у тебя ушиб сына, и ты де отдай ему свою жену попадью до тех мест, покамест у попадьи твоей он добудет ребенка тебе. Взыде ты на мост, а убивы отца твоего станеть под мостом, и ты с мосту вержися сам на него – такожде убий его, яко же он отца твоего.
И отыде убогии в дом своей, радуясь и хваля Бога. Судья наденется, ну, милая, что-нибудь худое: тоже шубу выворотит, либо что, ну, и бороду в рот возьмет, чтобы ня знали хто. Да и на голову каку шапку худую. Опоясавши, так пузо сделано, тут какая-нибудь тряпка, а в руках какая книжка. Он в нее и не глядит. А этот судья, Јн должен быть толше всех. Ну, милая, поймают и подводют девушку с парнем, кто вместе гуляет. А судьи там на лавках стоят, нарядивши в шубах, плетки такие у их в руках, и говорят: «Зачем на суд подал?» Парень: «Да вот, я принес лык в пучню, чтобы дала в ручью». Девке: «Сколько время гуляешь, а все не покрываешься?» – «Капустка моя посередке сгнивши». – «К тебе парень ходил?» – «Ходил». – «Живое мясо в руках носил?» – «Носил». – «Куда дявала?» А она и так и сяк, все равно припирают: «Говори!» Ну, сейчас ее начинают плеткой стябать. Ну, кто отчаянный, смелости хватает, скажи: «В пячурку клала, в.изду ткала». Тогда тые отстают. А до того все плеткой ее стегают, если не признается, долго мучают. Парню говорят: «Ну а она табе киселек парила?» – «Парила». Его плеткой: «Стой ровней, говори смелей!» Потом приговор: «Лежали в яме, обторкались х…ми, народ нынче вольный, е… больно. Сто раз поцаловаться, один раз по.баться!» На сие он мне отвечал: Охотно я потщуся вопрос ваш полным изъяснением о всем ответствовать, и тем наипаче, что тихая езда сие позволяет, а быв в таких разглагольствованиях, и дорога нам покажется короче.
Был я в мечтательной стране и рассмотрел подробно мечтательное оныя состояние. Пьянство, мгла благоразумия и источник наглых и вредительных поведений, в великом тамо презрении, и благоразумным обыкновением вкореняется от него в людях отвращение при воспитании. Начальник порта, иже был четвертого класса, как мы после узнали, имел такое же изображение и один круг простой. Но поверенный генерал-адмирала имел на груди на кресте положенные два якоря без прибавления сосновых шишек и в одном красном кругу, и сие было нам истолковано, что понеже он был генерал-адмиральский поверенный, то токмо его знак и носит, без прибавления сосновых шишек, иже есть герб государственный, имеет же вокруг сего знака один круг в показание, которого он класса по собственной своей службе. Выслушав такую речь, через меня, яко единственно знающего санскритский язык, коим в сей земле говорили, мы все принесли наше благодарение. Мне долго вам рассказывать о сем великом и счастливом пременении: превеликий наш государь Сабакола взошел на Офирский престол.
Уже тому тысяча пятьсот лет миновало, как в Офирской империи ни малейшего бунта и междоусобия не было. Я удивлялся красноречию сего почтенного мужа, и причина сия, распространяся, подняла повод к разговору о строении городов, и он с великою мудростью доказывал, что власть монарша не соделывает города, но физическое или политическое положение мест, или особливые обстоятельства. Книга узаконений их не больше нашего календаря и у всех выучена наизусть, а грамоте тамо все знают. Сия книга начинается тако: чего себе не хочешь, того и другому не желай. А окончивается: за добродетель воздаяния, а за беззаконие казнь. Я, вошед в сие присутствие, нашел тут трех почтенных мужей, заседающих судьями, и других четырех, которые были просители и их советники, как мне о сем вожатый мой судья сказал. Они, учиня мне учтивство своим приветствием, просили у меня позволения их продолжать дело: ибо притесненный не должен ни часу потерять в своем удовольствии. На твердом коромысле возвешенные зрелися весы, в единой из чаш лежала книга с надписью «Закон милосердия», в другой – книга же с надписью «Закон совести». Огромной величины змия, из светлые стали искованныя, облежала вокруг всего седалища при его подножии и, конец хвоста в зеве держаща, изображала вечность. Возвести до дальнейших пределов моея области, – рек я хранителю законов, – се день рождения моего, да ознаменится он в летописях навеки отпущением повсеместным. Да отверзутся темницы, да изыдут преступники и да возвратятся в домы свои, яко заблудшие с истинного пути. Да воздвигнутся, – рек я первому зодчему, – великолепнейшие здания для убежища Мусс, да украсятся подражаниями природы разновидными, и да будут они ненарушимы, яко небесные жительницы, для них же они уготовляются. Да отверзется ныне, – рек я, – рука щедроты, да излиются остатки избытка на немощствующих, сокровища ненужные да возвратятся к их источнику.
Очутившись на Невском проспекте, я кинул взоры вдоль по прямой линии и вместо монастыря, которым он заканчивается, я увидал триумфальную арку, как бы воздвигнутую на развалинах фанатизма. Сударь, – сказал я, – извините любопытство иностранца, который, не зная, должно ли верить глазам своим, осмеливается спросить у вас объяснения стольким чудесам. Откуда же вы явились? – ответил мне старец. Или изучение истории до того поглотило вас, что прошедшее для вас воскресло, а настоящее исчезло из ваших глаз? Тот, кто стоит на страже порядка земного, не есть ли достойнейший представитель Бога, источника порядка во Вселенной? Проходя по городу, я был поражен костюмами жителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110