Толково они подобрали, – сказал Туташхиа.
– Теперь ты понял, зачем он мне здесь понадобился? Откажись я от него, они б толкнули его в другое место. Что мне тогда с ним делать? А ничего и не сделаешь.
– Ты все сделал правильно, – проговорил Туташхиа негромко.
Абраг смотрел в небо. Иалканидзе думал.
– Однажды я подарил Эле, моей сестре, кусок материи на платье, – сказал Туташхиа, и в голосе звенела печаль. – Такой он был синий, и по синему полю рассыпан был жемчуг, крупный и мелкий, как эти звезды.
А мысли Иалканидзе все вертелись и вертелись вокруг немого слуги. Больше всего он жаждал понять, узнал Астион Туташхиа или нет. Об этом ему и хотелось поговорить, но он чувствовал, что душа гостя совсем не здесь, и не хотел мешать ему.
Пробежал ветерок, принеся с собой запах леса со склона, и Туташхиа почувствовал, как встревожен и взволнован друг.
– Он очень пристально поглядел на меня, но мне кажется, не понял, я это или кто-то другой.
– С тех пор прошло сколько времени, – рассмеялся Иалканидзе. – В тюрьме у тебя была борода, а бритого поди узнай тебя. Да и темень какая… Сколько времени вы провели тогда вместе?
– Дня два, от силы – три. Арестанты распознали, что он за птица, начальство перепугалось, что его пришьют, и забрали куда-то… Бикентий… я привел коня!..
– Ты что говоришь? Значит, ты узнал, кто он, тот человек? Да говори, ради бога…
Туташхиа долго набивал трубку.
– Мне верные люди сказали, но и других надо спросить… тогда уже совсем поверю. Я сейчас дорогой повидаюсь с одним… проверю… – Туташхиа взглянул на Иалканидзе и, увидев, в каком тяжелом он напряжении, сказал: – А человек этот – мой двоюродный брат Мушни Зарандиа.
– Я так и думал, Дата, да не набрался духу сказать тебе… Двоюродный брат!
Сильнее подул ветер, и похолодало. Они долго молчали, пока Иалканидзе не продрог.
– Может, пойдем?
Они забрали стулья и закрыли за собой дверь. Туташхиа взял со стола газету, взглянул на число, проглядел заголовки и принялся читать.
– Я открою дверь, здесь душно, – и духанщик распахнул дверь, ведущую в зал.
В духане было два этажа. Первый этаж был отведен под обеденный зал, кухню и всякие службы. На втором этаже размещались жилые комнаты: по три с каждой стороны вдоль фасада и по две – на торцах. Все комнаты выходили на узкий внутренний балкон, который галереей обвивал весь зал изнутри. С каждой стороны в зал сбегало с балкона по лестнице. Из распахнутой двери был виден сейчас почти весь балкон и часть обеденного зала внизу. Зал был освещен огромной керосиновой лампой, спускавшейся с потолка. Если посетители хотели, можно было зажечь маленькие лампы, развешанные по стенам, над столами.
– Это тот самый Квалтава, который погубил семью духанщика из Чаладиди?.. А потом ты встретил сына духанщика в Тифлисе? Этот?
– Да, он самый. Сколько же теперь лет этому Квалтава? Всю жизнь он только и делает, что обдирает и грабит, почти вся добыча остается ему одному, а какова доля его товарищей, я тебе сказал. Куда ему столько денег? Хотел бы я знать, зачем ему столько? Где-нибудь его да пристрелят, и прахом пойдут все эти грабежи, убийства и сколоченное на крови богатство. Чего-то я здесь не пойму.
Туташхиа снова взялся за газету, а Иалканидзе принялся ходить взад и вперед, что-то обмозговывая и прикидывая. Наконец, видно что-то придумав, присел к столу и сказал:
– Не хотел я тебя тревожить… здесь, может статься, шуметь начнут…
– Пусть шумят, раз тебе так нужно, – сказал Туташхиа, не отрывая глаз от газеты.
– Нужно.
Абраг придвинул к себе хурджин и снова ушел в чтение. Из комнаты напротив вышли двое в великолепных чохах, украшенных драгоценными поясами и кинжалами. У каждого – маузер.
– Не узнал? – спросил Иалканидзе, когда гости спустились вниз.
– Узнал. Этот негодяй сильно сдал. Второй – Дата Чочиа. Отгрохал пятнадцать лет каторги и, вернувшись, вроде бы взялся за ум. Но вижу, набрел наконец на ту смертную дорожку, что ему суждена. Он и до каторги живую душу во много не ставил, а уж сейчас за двугривенный любую голову принесет. Когда они пришли?
– Сегодня, после полудня. Держатся так, будто все грехи, что на них висят, бабьими языками понавешаны, а если кто и гонится за ними, так чтоб догнать и спасибо сказать. Как их зовут, Астион уже разнюхал, теперь – уши торчком – фамилии хочет поймать.
– В молодости я был знаком с Чочиа. Мы с ним почти ровесники.
Завидев Астиона, приближающегося к гостям, Иалканидзе поднялся:
– Погляжу-ка, что там делается, и вернусь.
Бикентий спустился в кухню и наказал повару Закарии, как ему, Закарии, отвечать, когда Бикентий заговорит с ним при Астионе. Повар не сразу понял, чего от него хотят, а потом заучил свою роль, трижды повторил хозяину, и успокоенный Бикентий отправился в зал. Он подошел к гостям и, пожелав им доброго здравия, спросил, что подать на ужин. Прихватив с собой Астиона, вернулся в кухню.
– Давай поднос, Астион, – приказал он, подходя к плите, снимая крышки с котлов, пробуя и нюхая.
Закариа возился в углу, но, увидев хозяина, ополоснул руки и подошел.
– Что господа заказать изволили?
Иалканидзе сказал и, когда вернулся Астион с подносом, спросил повара:
– Тот, что лицом сюда сидит, – Дата Туташхиа?
– А черт его знает, как он там сел, мне отсюда не видать, – ответил бестолковый повар, которому ведено было сказать: «Подвинься чуток, дай гляну!»
Астион замер, и замер поднос в его руках. Иалканидзе краем глаза поймал это, но виду не подал, что хоть что-то заметил.
– Дата Туташхиа – тот, что бритый, а Бодго Квалтава – с козлиной бороденкой.
– Хотел бы я знать, как это они до сих пор на воле гуляют?
Астнон уже пришел в себя и расставлял на подносе тарелки с ужином.
– Прислуживай, чтоб комар носу не подточил. Охота мне с ними связываться… Астион, займись вином. Из маленькой бочки набери александреули. А ужин Закариа понесет. И давайте побыстрей!
Мысли Астиона, видно, метались как в лихорадке. Чтобы взять яд, надо выскочить из духана, да незаметно, да еще успеть бросить яду в вино, а тут хозяин – на тебе – сам все устроил. Он схватил два узкогорлых кувшина и бросился вон из кухни с ловкостью и быстротой самого расторопного слуги.
Иалканидзе переждал, пока Астион успеет сбегать к себе, забежать за вином и вернуться в зал, и сказал Закарии:
– Бери поднос и ступай. Остальное возьмешь из буфета.
– Бикентий! – Повар запнулся на секунду, но любопытство, видно, взяло верх, и он не удержался: – Богом заклинаю, это правда Дата Туташхиа?
Иалканидзе лишь покосился на него и, выйдя из кухни, отправился наверх.
– Похоже, не миновать войны, – сказал Туташхиа, откладывая газету и располагаясь на тахте.
Иалканидзе застыл у окна, вглядываясь в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
– Теперь ты понял, зачем он мне здесь понадобился? Откажись я от него, они б толкнули его в другое место. Что мне тогда с ним делать? А ничего и не сделаешь.
– Ты все сделал правильно, – проговорил Туташхиа негромко.
Абраг смотрел в небо. Иалканидзе думал.
– Однажды я подарил Эле, моей сестре, кусок материи на платье, – сказал Туташхиа, и в голосе звенела печаль. – Такой он был синий, и по синему полю рассыпан был жемчуг, крупный и мелкий, как эти звезды.
А мысли Иалканидзе все вертелись и вертелись вокруг немого слуги. Больше всего он жаждал понять, узнал Астион Туташхиа или нет. Об этом ему и хотелось поговорить, но он чувствовал, что душа гостя совсем не здесь, и не хотел мешать ему.
Пробежал ветерок, принеся с собой запах леса со склона, и Туташхиа почувствовал, как встревожен и взволнован друг.
– Он очень пристально поглядел на меня, но мне кажется, не понял, я это или кто-то другой.
– С тех пор прошло сколько времени, – рассмеялся Иалканидзе. – В тюрьме у тебя была борода, а бритого поди узнай тебя. Да и темень какая… Сколько времени вы провели тогда вместе?
– Дня два, от силы – три. Арестанты распознали, что он за птица, начальство перепугалось, что его пришьют, и забрали куда-то… Бикентий… я привел коня!..
– Ты что говоришь? Значит, ты узнал, кто он, тот человек? Да говори, ради бога…
Туташхиа долго набивал трубку.
– Мне верные люди сказали, но и других надо спросить… тогда уже совсем поверю. Я сейчас дорогой повидаюсь с одним… проверю… – Туташхиа взглянул на Иалканидзе и, увидев, в каком тяжелом он напряжении, сказал: – А человек этот – мой двоюродный брат Мушни Зарандиа.
– Я так и думал, Дата, да не набрался духу сказать тебе… Двоюродный брат!
Сильнее подул ветер, и похолодало. Они долго молчали, пока Иалканидзе не продрог.
– Может, пойдем?
Они забрали стулья и закрыли за собой дверь. Туташхиа взял со стола газету, взглянул на число, проглядел заголовки и принялся читать.
– Я открою дверь, здесь душно, – и духанщик распахнул дверь, ведущую в зал.
В духане было два этажа. Первый этаж был отведен под обеденный зал, кухню и всякие службы. На втором этаже размещались жилые комнаты: по три с каждой стороны вдоль фасада и по две – на торцах. Все комнаты выходили на узкий внутренний балкон, который галереей обвивал весь зал изнутри. С каждой стороны в зал сбегало с балкона по лестнице. Из распахнутой двери был виден сейчас почти весь балкон и часть обеденного зала внизу. Зал был освещен огромной керосиновой лампой, спускавшейся с потолка. Если посетители хотели, можно было зажечь маленькие лампы, развешанные по стенам, над столами.
– Это тот самый Квалтава, который погубил семью духанщика из Чаладиди?.. А потом ты встретил сына духанщика в Тифлисе? Этот?
– Да, он самый. Сколько же теперь лет этому Квалтава? Всю жизнь он только и делает, что обдирает и грабит, почти вся добыча остается ему одному, а какова доля его товарищей, я тебе сказал. Куда ему столько денег? Хотел бы я знать, зачем ему столько? Где-нибудь его да пристрелят, и прахом пойдут все эти грабежи, убийства и сколоченное на крови богатство. Чего-то я здесь не пойму.
Туташхиа снова взялся за газету, а Иалканидзе принялся ходить взад и вперед, что-то обмозговывая и прикидывая. Наконец, видно что-то придумав, присел к столу и сказал:
– Не хотел я тебя тревожить… здесь, может статься, шуметь начнут…
– Пусть шумят, раз тебе так нужно, – сказал Туташхиа, не отрывая глаз от газеты.
– Нужно.
Абраг придвинул к себе хурджин и снова ушел в чтение. Из комнаты напротив вышли двое в великолепных чохах, украшенных драгоценными поясами и кинжалами. У каждого – маузер.
– Не узнал? – спросил Иалканидзе, когда гости спустились вниз.
– Узнал. Этот негодяй сильно сдал. Второй – Дата Чочиа. Отгрохал пятнадцать лет каторги и, вернувшись, вроде бы взялся за ум. Но вижу, набрел наконец на ту смертную дорожку, что ему суждена. Он и до каторги живую душу во много не ставил, а уж сейчас за двугривенный любую голову принесет. Когда они пришли?
– Сегодня, после полудня. Держатся так, будто все грехи, что на них висят, бабьими языками понавешаны, а если кто и гонится за ними, так чтоб догнать и спасибо сказать. Как их зовут, Астион уже разнюхал, теперь – уши торчком – фамилии хочет поймать.
– В молодости я был знаком с Чочиа. Мы с ним почти ровесники.
Завидев Астиона, приближающегося к гостям, Иалканидзе поднялся:
– Погляжу-ка, что там делается, и вернусь.
Бикентий спустился в кухню и наказал повару Закарии, как ему, Закарии, отвечать, когда Бикентий заговорит с ним при Астионе. Повар не сразу понял, чего от него хотят, а потом заучил свою роль, трижды повторил хозяину, и успокоенный Бикентий отправился в зал. Он подошел к гостям и, пожелав им доброго здравия, спросил, что подать на ужин. Прихватив с собой Астиона, вернулся в кухню.
– Давай поднос, Астион, – приказал он, подходя к плите, снимая крышки с котлов, пробуя и нюхая.
Закариа возился в углу, но, увидев хозяина, ополоснул руки и подошел.
– Что господа заказать изволили?
Иалканидзе сказал и, когда вернулся Астион с подносом, спросил повара:
– Тот, что лицом сюда сидит, – Дата Туташхиа?
– А черт его знает, как он там сел, мне отсюда не видать, – ответил бестолковый повар, которому ведено было сказать: «Подвинься чуток, дай гляну!»
Астион замер, и замер поднос в его руках. Иалканидзе краем глаза поймал это, но виду не подал, что хоть что-то заметил.
– Дата Туташхиа – тот, что бритый, а Бодго Квалтава – с козлиной бороденкой.
– Хотел бы я знать, как это они до сих пор на воле гуляют?
Астнон уже пришел в себя и расставлял на подносе тарелки с ужином.
– Прислуживай, чтоб комар носу не подточил. Охота мне с ними связываться… Астион, займись вином. Из маленькой бочки набери александреули. А ужин Закариа понесет. И давайте побыстрей!
Мысли Астиона, видно, метались как в лихорадке. Чтобы взять яд, надо выскочить из духана, да незаметно, да еще успеть бросить яду в вино, а тут хозяин – на тебе – сам все устроил. Он схватил два узкогорлых кувшина и бросился вон из кухни с ловкостью и быстротой самого расторопного слуги.
Иалканидзе переждал, пока Астион успеет сбегать к себе, забежать за вином и вернуться в зал, и сказал Закарии:
– Бери поднос и ступай. Остальное возьмешь из буфета.
– Бикентий! – Повар запнулся на секунду, но любопытство, видно, взяло верх, и он не удержался: – Богом заклинаю, это правда Дата Туташхиа?
Иалканидзе лишь покосился на него и, выйдя из кухни, отправился наверх.
– Похоже, не миновать войны, – сказал Туташхиа, откладывая газету и располагаясь на тахте.
Иалканидзе застыл у окна, вглядываясь в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214