— Именно пел! Вернее, я испытал нечто большее, чем могут выразить слова. Испытал прямо тогда.
Маленький негритенок прижался лицом к витрине, заглянул в непроницаемые недра магазина и побежал прочь. Сим снова посмотрел на Эдвина.
— Всегда наступает момент, когда я вынужден с тобой соглашаться. Разве ты не понимаешь, Эдвин, что я опутан правилами хорошего тона? Я никогда не мог сказать тебе в лицо, что на самом деле обо всем этом думаю.
— Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Туда, в парк.
— У тебя назначена встреча?
— Он будет там.
Сим провел ладонью по лысине, потом раздраженно встряхнулся.
— Я не могу из-за пустых прихотей бросать магазин. Сам знаешь. А Рут ушла за покупками. Я никак не смогу уйти до тех пор…
Зазвонил колокольчик — конечно, это была Рут. Эдвин торжествующе обернулся к Симу:
— Видишь?
Теперь Сим всерьез разозлился.
— Банальное совпадение!
— Все одно к одному. Доброе утро, Рут.
— А, Эдвин!
— Все тратишь деньги, дорогая?
— Да так, по мелочи. Ничего серьезного.
— Я как раз объяснял Эдвину, что не могу оставить магазин.
— Почему не можешь? Сходи перекуси. Я с удовольствием посижу вместо тебя.
— Теперь-то видишь, мой дорогой Сим? Конечно, банальное совпадение!
Когда Сима понукали, он становился упрямым.
— Не хочу я никуда идти!
— Пройдись с Эдвином, дорогой. Свежий воздух тебе только на пользу пойдет.
— Никогда мне он не шел на пользу. И теперь не пойдет.
— Вставай, вставай!
— Не понимаю, чего ради… Ладно, Рут, если придут от Грэма, скажи им, что Гиббон у нас все-таки неполный. Отсутствует один том «Произведений разных лет». Но зато есть полный «Упадок и крушение…» в хорошем состоянии.
— Первое издание.
— Цена за «Упадок» как договорились. На остальном новые ценники.
— Я запомню.
Сим надел пальто, шарф, шерстяные перчатки, мягкую шляпу. Они бок о бок зашагали по Хай-стрит. Часы на башне Культурного центра пробили одиннадцать, и Эдвин кивнул в их сторону.
— Вот здесь я его и встретил.
Сим не ответил, и они молча прошли мимо Культурного центра, на кладбище при котором еще оставались кое-какие надгробья. «Харольд Кришна», «Чанг и Детани — готовое платье», химчистка Бартолоцци, китайская закусочная «Мамма Миа». В дверях бакалейной лавки Сунда Синга один из братьев Синг певуче разговаривал с белым полицейским.
Храм и новая мечеть. Закрытый на ремонт Клуб либералов, стены исписаны и изрисованы сверху донизу. Не ходи стадом. Война чернозадым. Фагглстон — ремонт обуви.
Эдвин обогнул сикхскую женщину в цветастом наряде, частично скрытом под плащом. Ярдов двенадцать Сим пробирался за ним среди белых мужчин и женщин, ожидавших автобуса. Эдвин сказал через плечо:
— Когда я приехал после войны, все было по-другому, правда? Лондон еще не наползал на нас со всех сторон. Гринфилд был зеленой деревушкой…
— Да, если зажмурить один глаз. Викарием был Понсонби. Значит, ты здесь встретил своего человека.
— Я хотел взглянуть на деревянную скульптуру юного Стивена. Он делает успехи — правда, пойдет не слишком далеко. Но хоть какая-то польза от того, что это место переделали в Культурный центр. Там еще была выставка, как его, который насекомых фотографирует. Ты понял, о ком я говорю. Потрясающе. Ах, да — детский драмкружок репетировал эту вещь Сартра… ну, знаешь… «За запертой дверью» — в этом, в северном приделе…
— Ты имеешь в виду северный неф, где раньше хранили утварь для причастий.
— Ну, Сим, старая ты калоша! Ты даже никогда не причащался! Не забывай, что мы — многорасовое сообщество, и все религии суть одна.
— Попробуй сказать это в мечети.
— Что я слышу? И ты теперь ходишь стадом?
— Не ругайся. Этот человек…
— Я его встретил как раз там, где… нет, не там. Купель была с другой стороны. Но он стоял под западным окном, рассматривая одну из древних надписей.
— Эпитафий.
— Видишь ли, я преподаю литературу. И живу литературой. В сущности, вся школа ею живет. Вчера, после этой встречи, я внезапно подумал, когда рассказывал о хрониках Шекспира, — Господи, вот почему он не заботился о том, чтобы печатать все это барахло! Понимаешь, он знал. Должен был знать, правда?
— «Венера и Адонис». «Лукреция». И еще сонеты.
— Молодой человек, буква убивает. Кто это сказал?
— Ты нашел это среди напечатанного.
— Время от времени мы с ним умолкали. Я имею в виду, совсем умолкали. Во время одной из таких пауз мне пришло кое-что в голову. Понимаешь, эти мерзкие самолеты убили тишину; и я подумал, что если, если он сам, или мы вместе могли бы найти место, где сохранилась абсолютная тишина… думаю, потому-то он и пошел в Культурный центр. Искал тишину — и, конечно, не нашел. Так что мы не все время говорили. То есть я говорил. Ты когда-нибудь замечал, что я очень много говорю — настоящее недержание речи, разговор ради разговора? Так вот, этого не было. В тот момент не было.
— Ты рассказываешь о себе, а не о нем.
— Но в том-то все и дело! Какую-то часть времени я… в общем, я говорил на Ursprache.
— По-немецки?
— Зачем ты… Боже, насколько проще было этим древним философам и теологам, говорившим на латыни! Нет, я забыл. На ней не говорили. Это было что-то вместо печатного слова — то, что ему предшествовало. Сим, я говорил на безгрешном языке духа. На райском языке.
Эдвин искоса бросил на Сима вызывающий взгляд и вспыхнул. Сим почувствовал, что его лицо тоже пылает.
— Ясно… — пробормотал он. — Итак…
— Ты не понимаешь. И чувствуешь себя неловко. Я тоже не понимаю и тоже чувствую неловкость…
Эдвин снова засунул кулаки в карманы пальто, сдвинул их на самом интимном месте и с жаром продолжил:
— Не то, что надо, да? Никуда не годная форма, верно? Несколько по-методистски, не так ли? Дворовый треп, да? Просто болтовня, и все. Момент прошел, и я не могу пережить его еще раз. Остается лишь вспоминать, а что такое память? Бесполезный шум. Нужно было схватить мгновение и зашить за подкладку пиджака, куда-нибудь сюда. А теперь мы только краснеем как парочка школьниц, уличенных в сквернословии. Только обратной дороги нет. Ты уже встрял в это дело Сим. Относись к этому как к науке, тебе станет легче. А я попытаюсь описать это воспоминание настолько точно, насколько… Я сказал семь слов — короткое предложение — и увидел его перед собой как сияющую святую форму. О, я забыл, мы ведь придерживаемся научного подхода, да? «Сияющая» — годится. «Святая»? В тот момент — ощущение было таким, какое в религиозной традиции обычно связывается со словом «святое». В общем, это был свет не из нашего мира. Теперь можешь смеяться.
— Я не смеюсь.
Некоторое время они шли молча. Эдвин крутил головой, подозрительно и настороженно. Он задел плечом маленькую метиску и тут же превратился в светского Эдвина, который всегда казался реальнее любой другой из его личин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Маленький негритенок прижался лицом к витрине, заглянул в непроницаемые недра магазина и побежал прочь. Сим снова посмотрел на Эдвина.
— Всегда наступает момент, когда я вынужден с тобой соглашаться. Разве ты не понимаешь, Эдвин, что я опутан правилами хорошего тона? Я никогда не мог сказать тебе в лицо, что на самом деле обо всем этом думаю.
— Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Туда, в парк.
— У тебя назначена встреча?
— Он будет там.
Сим провел ладонью по лысине, потом раздраженно встряхнулся.
— Я не могу из-за пустых прихотей бросать магазин. Сам знаешь. А Рут ушла за покупками. Я никак не смогу уйти до тех пор…
Зазвонил колокольчик — конечно, это была Рут. Эдвин торжествующе обернулся к Симу:
— Видишь?
Теперь Сим всерьез разозлился.
— Банальное совпадение!
— Все одно к одному. Доброе утро, Рут.
— А, Эдвин!
— Все тратишь деньги, дорогая?
— Да так, по мелочи. Ничего серьезного.
— Я как раз объяснял Эдвину, что не могу оставить магазин.
— Почему не можешь? Сходи перекуси. Я с удовольствием посижу вместо тебя.
— Теперь-то видишь, мой дорогой Сим? Конечно, банальное совпадение!
Когда Сима понукали, он становился упрямым.
— Не хочу я никуда идти!
— Пройдись с Эдвином, дорогой. Свежий воздух тебе только на пользу пойдет.
— Никогда мне он не шел на пользу. И теперь не пойдет.
— Вставай, вставай!
— Не понимаю, чего ради… Ладно, Рут, если придут от Грэма, скажи им, что Гиббон у нас все-таки неполный. Отсутствует один том «Произведений разных лет». Но зато есть полный «Упадок и крушение…» в хорошем состоянии.
— Первое издание.
— Цена за «Упадок» как договорились. На остальном новые ценники.
— Я запомню.
Сим надел пальто, шарф, шерстяные перчатки, мягкую шляпу. Они бок о бок зашагали по Хай-стрит. Часы на башне Культурного центра пробили одиннадцать, и Эдвин кивнул в их сторону.
— Вот здесь я его и встретил.
Сим не ответил, и они молча прошли мимо Культурного центра, на кладбище при котором еще оставались кое-какие надгробья. «Харольд Кришна», «Чанг и Детани — готовое платье», химчистка Бартолоцци, китайская закусочная «Мамма Миа». В дверях бакалейной лавки Сунда Синга один из братьев Синг певуче разговаривал с белым полицейским.
Храм и новая мечеть. Закрытый на ремонт Клуб либералов, стены исписаны и изрисованы сверху донизу. Не ходи стадом. Война чернозадым. Фагглстон — ремонт обуви.
Эдвин обогнул сикхскую женщину в цветастом наряде, частично скрытом под плащом. Ярдов двенадцать Сим пробирался за ним среди белых мужчин и женщин, ожидавших автобуса. Эдвин сказал через плечо:
— Когда я приехал после войны, все было по-другому, правда? Лондон еще не наползал на нас со всех сторон. Гринфилд был зеленой деревушкой…
— Да, если зажмурить один глаз. Викарием был Понсонби. Значит, ты здесь встретил своего человека.
— Я хотел взглянуть на деревянную скульптуру юного Стивена. Он делает успехи — правда, пойдет не слишком далеко. Но хоть какая-то польза от того, что это место переделали в Культурный центр. Там еще была выставка, как его, который насекомых фотографирует. Ты понял, о ком я говорю. Потрясающе. Ах, да — детский драмкружок репетировал эту вещь Сартра… ну, знаешь… «За запертой дверью» — в этом, в северном приделе…
— Ты имеешь в виду северный неф, где раньше хранили утварь для причастий.
— Ну, Сим, старая ты калоша! Ты даже никогда не причащался! Не забывай, что мы — многорасовое сообщество, и все религии суть одна.
— Попробуй сказать это в мечети.
— Что я слышу? И ты теперь ходишь стадом?
— Не ругайся. Этот человек…
— Я его встретил как раз там, где… нет, не там. Купель была с другой стороны. Но он стоял под западным окном, рассматривая одну из древних надписей.
— Эпитафий.
— Видишь ли, я преподаю литературу. И живу литературой. В сущности, вся школа ею живет. Вчера, после этой встречи, я внезапно подумал, когда рассказывал о хрониках Шекспира, — Господи, вот почему он не заботился о том, чтобы печатать все это барахло! Понимаешь, он знал. Должен был знать, правда?
— «Венера и Адонис». «Лукреция». И еще сонеты.
— Молодой человек, буква убивает. Кто это сказал?
— Ты нашел это среди напечатанного.
— Время от времени мы с ним умолкали. Я имею в виду, совсем умолкали. Во время одной из таких пауз мне пришло кое-что в голову. Понимаешь, эти мерзкие самолеты убили тишину; и я подумал, что если, если он сам, или мы вместе могли бы найти место, где сохранилась абсолютная тишина… думаю, потому-то он и пошел в Культурный центр. Искал тишину — и, конечно, не нашел. Так что мы не все время говорили. То есть я говорил. Ты когда-нибудь замечал, что я очень много говорю — настоящее недержание речи, разговор ради разговора? Так вот, этого не было. В тот момент не было.
— Ты рассказываешь о себе, а не о нем.
— Но в том-то все и дело! Какую-то часть времени я… в общем, я говорил на Ursprache.
— По-немецки?
— Зачем ты… Боже, насколько проще было этим древним философам и теологам, говорившим на латыни! Нет, я забыл. На ней не говорили. Это было что-то вместо печатного слова — то, что ему предшествовало. Сим, я говорил на безгрешном языке духа. На райском языке.
Эдвин искоса бросил на Сима вызывающий взгляд и вспыхнул. Сим почувствовал, что его лицо тоже пылает.
— Ясно… — пробормотал он. — Итак…
— Ты не понимаешь. И чувствуешь себя неловко. Я тоже не понимаю и тоже чувствую неловкость…
Эдвин снова засунул кулаки в карманы пальто, сдвинул их на самом интимном месте и с жаром продолжил:
— Не то, что надо, да? Никуда не годная форма, верно? Несколько по-методистски, не так ли? Дворовый треп, да? Просто болтовня, и все. Момент прошел, и я не могу пережить его еще раз. Остается лишь вспоминать, а что такое память? Бесполезный шум. Нужно было схватить мгновение и зашить за подкладку пиджака, куда-нибудь сюда. А теперь мы только краснеем как парочка школьниц, уличенных в сквернословии. Только обратной дороги нет. Ты уже встрял в это дело Сим. Относись к этому как к науке, тебе станет легче. А я попытаюсь описать это воспоминание настолько точно, насколько… Я сказал семь слов — короткое предложение — и увидел его перед собой как сияющую святую форму. О, я забыл, мы ведь придерживаемся научного подхода, да? «Сияющая» — годится. «Святая»? В тот момент — ощущение было таким, какое в религиозной традиции обычно связывается со словом «святое». В общем, это был свет не из нашего мира. Теперь можешь смеяться.
— Я не смеюсь.
Некоторое время они шли молча. Эдвин крутил головой, подозрительно и настороженно. Он задел плечом маленькую метиску и тут же превратился в светского Эдвина, который всегда казался реальнее любой другой из его личин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77