Софи открыла дверь — динь! — и захлопнула за ним, потому что во всем происходившем чувствовался уже знакомый оттенок предопределенности. Почти сразу же с лица мистера Гудчайлда схлынула краска, и он повернулся к двойняшкам, но миссис Гудчайлд успела заговорить с ним, уверенная, что девочки не расшифруют ее слова и тон голоса:
— Не представляю себе, почему этого человека снова выпустили сам-понимаешь-откуда. Он ведь опять это сделает, и еще один бедный малютка…
Мистер Гудчайлд прервал ее:
— По крайней мере, теперь мы знаем, кто крадет детские книги.
Сказав это, он снова начал дурачиться, отвесив двойняшкам церемонный поклон.
— Ну, как поживают наши мисс Стэнхоуп? Надеюсь, отлично?
Они ответили ему красивым унисоном:
— Да, спасибо, мистер Гудчайлд.
— А мистер Стэнхоуп? В добром здравии?
— Да, спасибо, мистер Гудчайлд.
Софи уже понимала, что его совсем не интересуют ответы. Просто так принято говорить, как вот принято носить галстук.
— Думаю, миссис Гудчайлд, — сказал мистер Гудчайлд еще более дурашливым голосом, — придется нам предложить маленьким мисс Стэнхоуп какое-нибудь угощение.
И они отправились вместе с благожелательной миссис Гудчайлд, которая никогда не дурачилась, всегда оставаясь степенной и невозмутимой, через дверь в конце магазина в обшарпанную гостиную, и там миссис Гудчайлд усадила девочек на диван перед телевизором, который, правда, был выключен, и пошла принести газировки. Мистер Гудчайлд стоял перед ними, улыбаясь и покачиваясь на носках, и говорил, как приятно их видеть и как хорошо, что они видятся почти каждый день, не правда ли? У него самого есть дочка, ну теперь она уже совсем взрослая замужняя женщина и у нее двое малышей, но живут они очень далеко, в Канаде. На середине его следующего высказывания, о том, насколько приятнее становится дом, когда в нем есть дети — и, разумеется, он не мог не добавить какой-нибудь глупости вроде: «Вернее, даже не дети, а, скажем, две очаровательные юные леди, вроде вас», хоть они со временем покидают дом, уезжая далеко-далеко, — где-то на середине этой запутанной фразы к Софи пришло ясное осознание собственной власти, если не полениться ею воспользоваться, над мистером Гудчайлдом, этим крупным, старым, толстым мужчиной с его заваленным книжной рухлядью магазином и его дурачествами; она могла сделать с ним все что угодно, абсолютно все, да только ради этого не стоит возиться. Так они и сидели, едва доставая носками до старого ковра, и осматривались поверх бокалов с шипучкой. На одной из стен висела большая афиша, набранная крупными буквами: такого-то числа БЕРТРАН РАССЕЛ в Концертном зале выступит перед ГРИНФИЛДСКИМ ФИЛОСОФСКИМ ОБЩЕСТВОМ с докладом на тему «ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ СВОБОДА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ». Афиша была старой, поблекшей, и казалось странным, что ее приклеили или повесили там, где большинство людей повесили бы картину; но потом Софи в тусклом свете разглядела под крупным «БЕРТРАН РАССЕЛ» мелко напечатанное «Председатель С. Гудчайлд» и более-менее поняла. Мистер Гудчайлд все не умолкал.
Софи задала интересовавший ее вопрос:
— Миссис Гудчайлд, скажите, а почему этот старик брал книги?
После ее слов наступила довольно долгая пауза. Миссис Гудчайлд, прежде чем ответить, сделала большой глоток кофе.
— Понимаешь, детка, он хотел их украсть.
— Но он же старый, — сказала Софи, выглядывая из-за ободка бокала. — Очень-очень старый!
Мистер и миссис Гудчайлд долго смотрели друг на друга поверх своих кружек с кофе.
— Понимаешь, — сказал, наконец, мистер Гудчайлд, — ему нравится дарить их детям. Он… он больной.
— Некоторые люди считают, что больной, — сказала миссис Гудчайлд, подразумевая, что она к этим людям не принадлежит, — и что ему нужен доктор. Но другие, — и это прозвучало так, будто миссис Гудчайлд была одной из них, — убеждены, что он просто противный, негодный старикашка, и что его нужно…
— Рут!
— Да. Хорошо.
Софи почувствовала и почти увидела, как опустились те ставни, которыми всегда отгораживаются взрослые, когда тебе хочется услышать что-нибудь по-настоящему интересное. Но миссис Гудчайлд вернулась к той же теме с другого конца.
— Мы и так едва сводим концы с концами из-за У. X. Смита, который прибрал все к рукам и загубил лекции и чтения, да еще из-за супермаркета, бесплатно раздающего книги, а этот гнусный старик Педигри окончательно пустит нас по миру.
— Теперь мы, по крайней мере, знаем, кто ворует книги. Я поговорю с сержантом Филипсом.
Затем Софи по лицу мистера Гудчайлда увидела, что он сейчас сменит тему. Оно порозовело, округлилось, засияло. Обе руки — чашка в одной, блюдце в другой — он развел в стороны.
— А чтобы развлечь маленьких мисс Стэнхоуп…
Тони заполнила паузу своим слабым чистым голосом, каждый слог которого был так же четок, как линия на хорошем чертеже:
— Миссис Гудчайлд, что такое транс-цен-ден-таль-на-я фи-ло-со-фи-я?
Чашка миссис Гудчайлд грохнулась на блюдце.
— Да хранит тебя Господь, дитя! Ваш папа учит вас таким словам?
— Нет. Папа нас ничему не учит.
Софи увидела, что Тони снова куда-то улетела, и объяснила:
— Это название книги из вашего магазина, миссис Гудчайлд.
— Трансцендентальной философией, милочка, — сказал мистер Гудчайлд шутливым голосом, хотя в его словах не было ничего шутливого, — с одной стороны, можно назвать книгу, полную пустословия. С другой стороны, она может претендовать на абсолютную мудрость. Как говорится, выбирай на вкус, только деньги плати. Как правило, считается, что очаровательным юным леди нет нужды разбираться в трансцендентальной философии — на том основании, что они сами воплощают в себе чистоту, красоту и добро.
— Сим!
Стало очевидно, что от мистера и миссис Гудчайлд ничего не узнаешь. Софи и Тони еще какое-то время изображали «образцовых детей», затем сказали хором — одна из немногих выгод быть близнецами, — что им пора идти, слезли с дивана, вежливо поблагодарили и, выходя из магазина, услышали, как мистер Гудчайлд разглагольствует об «очаровательных детях», а миссис Гудчайлд перебивает его:
— Поговори вечером с Филипсом. Похоже, у старого Педигри снова голова не в порядке. Его надо бы изолировать — для собственной пользы.
— Девочек Стэнхоупа он не тронет.
— Какая разница, кого именно он тронет?
Ночью, лежа в постели, Софи долго размышляла, унесясь прочь, в невидимую чащобу, почти как Тони. «Девочки Стэнхоупа?» Ей казалось, что они не были чьими-либо девочками. Ее разум перебирал всех, с кем доводилось сталкиваться в жизни: бабушка, исчезнувшая вместе с Роузвиром и всем, что там было; папа, уборщицы, тети, пара учителей, несколько детей. Она отчетливо увидела, что они с сестрой принадлежат друг другу, и больше никому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Не представляю себе, почему этого человека снова выпустили сам-понимаешь-откуда. Он ведь опять это сделает, и еще один бедный малютка…
Мистер Гудчайлд прервал ее:
— По крайней мере, теперь мы знаем, кто крадет детские книги.
Сказав это, он снова начал дурачиться, отвесив двойняшкам церемонный поклон.
— Ну, как поживают наши мисс Стэнхоуп? Надеюсь, отлично?
Они ответили ему красивым унисоном:
— Да, спасибо, мистер Гудчайлд.
— А мистер Стэнхоуп? В добром здравии?
— Да, спасибо, мистер Гудчайлд.
Софи уже понимала, что его совсем не интересуют ответы. Просто так принято говорить, как вот принято носить галстук.
— Думаю, миссис Гудчайлд, — сказал мистер Гудчайлд еще более дурашливым голосом, — придется нам предложить маленьким мисс Стэнхоуп какое-нибудь угощение.
И они отправились вместе с благожелательной миссис Гудчайлд, которая никогда не дурачилась, всегда оставаясь степенной и невозмутимой, через дверь в конце магазина в обшарпанную гостиную, и там миссис Гудчайлд усадила девочек на диван перед телевизором, который, правда, был выключен, и пошла принести газировки. Мистер Гудчайлд стоял перед ними, улыбаясь и покачиваясь на носках, и говорил, как приятно их видеть и как хорошо, что они видятся почти каждый день, не правда ли? У него самого есть дочка, ну теперь она уже совсем взрослая замужняя женщина и у нее двое малышей, но живут они очень далеко, в Канаде. На середине его следующего высказывания, о том, насколько приятнее становится дом, когда в нем есть дети — и, разумеется, он не мог не добавить какой-нибудь глупости вроде: «Вернее, даже не дети, а, скажем, две очаровательные юные леди, вроде вас», хоть они со временем покидают дом, уезжая далеко-далеко, — где-то на середине этой запутанной фразы к Софи пришло ясное осознание собственной власти, если не полениться ею воспользоваться, над мистером Гудчайлдом, этим крупным, старым, толстым мужчиной с его заваленным книжной рухлядью магазином и его дурачествами; она могла сделать с ним все что угодно, абсолютно все, да только ради этого не стоит возиться. Так они и сидели, едва доставая носками до старого ковра, и осматривались поверх бокалов с шипучкой. На одной из стен висела большая афиша, набранная крупными буквами: такого-то числа БЕРТРАН РАССЕЛ в Концертном зале выступит перед ГРИНФИЛДСКИМ ФИЛОСОФСКИМ ОБЩЕСТВОМ с докладом на тему «ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ СВОБОДА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ». Афиша была старой, поблекшей, и казалось странным, что ее приклеили или повесили там, где большинство людей повесили бы картину; но потом Софи в тусклом свете разглядела под крупным «БЕРТРАН РАССЕЛ» мелко напечатанное «Председатель С. Гудчайлд» и более-менее поняла. Мистер Гудчайлд все не умолкал.
Софи задала интересовавший ее вопрос:
— Миссис Гудчайлд, скажите, а почему этот старик брал книги?
После ее слов наступила довольно долгая пауза. Миссис Гудчайлд, прежде чем ответить, сделала большой глоток кофе.
— Понимаешь, детка, он хотел их украсть.
— Но он же старый, — сказала Софи, выглядывая из-за ободка бокала. — Очень-очень старый!
Мистер и миссис Гудчайлд долго смотрели друг на друга поверх своих кружек с кофе.
— Понимаешь, — сказал, наконец, мистер Гудчайлд, — ему нравится дарить их детям. Он… он больной.
— Некоторые люди считают, что больной, — сказала миссис Гудчайлд, подразумевая, что она к этим людям не принадлежит, — и что ему нужен доктор. Но другие, — и это прозвучало так, будто миссис Гудчайлд была одной из них, — убеждены, что он просто противный, негодный старикашка, и что его нужно…
— Рут!
— Да. Хорошо.
Софи почувствовала и почти увидела, как опустились те ставни, которыми всегда отгораживаются взрослые, когда тебе хочется услышать что-нибудь по-настоящему интересное. Но миссис Гудчайлд вернулась к той же теме с другого конца.
— Мы и так едва сводим концы с концами из-за У. X. Смита, который прибрал все к рукам и загубил лекции и чтения, да еще из-за супермаркета, бесплатно раздающего книги, а этот гнусный старик Педигри окончательно пустит нас по миру.
— Теперь мы, по крайней мере, знаем, кто ворует книги. Я поговорю с сержантом Филипсом.
Затем Софи по лицу мистера Гудчайлда увидела, что он сейчас сменит тему. Оно порозовело, округлилось, засияло. Обе руки — чашка в одной, блюдце в другой — он развел в стороны.
— А чтобы развлечь маленьких мисс Стэнхоуп…
Тони заполнила паузу своим слабым чистым голосом, каждый слог которого был так же четок, как линия на хорошем чертеже:
— Миссис Гудчайлд, что такое транс-цен-ден-таль-на-я фи-ло-со-фи-я?
Чашка миссис Гудчайлд грохнулась на блюдце.
— Да хранит тебя Господь, дитя! Ваш папа учит вас таким словам?
— Нет. Папа нас ничему не учит.
Софи увидела, что Тони снова куда-то улетела, и объяснила:
— Это название книги из вашего магазина, миссис Гудчайлд.
— Трансцендентальной философией, милочка, — сказал мистер Гудчайлд шутливым голосом, хотя в его словах не было ничего шутливого, — с одной стороны, можно назвать книгу, полную пустословия. С другой стороны, она может претендовать на абсолютную мудрость. Как говорится, выбирай на вкус, только деньги плати. Как правило, считается, что очаровательным юным леди нет нужды разбираться в трансцендентальной философии — на том основании, что они сами воплощают в себе чистоту, красоту и добро.
— Сим!
Стало очевидно, что от мистера и миссис Гудчайлд ничего не узнаешь. Софи и Тони еще какое-то время изображали «образцовых детей», затем сказали хором — одна из немногих выгод быть близнецами, — что им пора идти, слезли с дивана, вежливо поблагодарили и, выходя из магазина, услышали, как мистер Гудчайлд разглагольствует об «очаровательных детях», а миссис Гудчайлд перебивает его:
— Поговори вечером с Филипсом. Похоже, у старого Педигри снова голова не в порядке. Его надо бы изолировать — для собственной пользы.
— Девочек Стэнхоупа он не тронет.
— Какая разница, кого именно он тронет?
Ночью, лежа в постели, Софи долго размышляла, унесясь прочь, в невидимую чащобу, почти как Тони. «Девочки Стэнхоупа?» Ей казалось, что они не были чьими-либо девочками. Ее разум перебирал всех, с кем доводилось сталкиваться в жизни: бабушка, исчезнувшая вместе с Роузвиром и всем, что там было; папа, уборщицы, тети, пара учителей, несколько детей. Она отчетливо увидела, что они с сестрой принадлежат друг другу, и больше никому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77