И особенно те из них, кого трудно заподозрить в приверженности идеалам Добра?
– Ни с каких. Я лично всю жизнь считала, что люди имеют власть, которую заслуживают. Но ты – другое дело.
– Вот как? Я, значит, всю жизнь только и должен думать о том, чтобы у людей власть была получше. Дескать, вот в этом государстве король ничего, приятный мужчина, а вон в том больно уж деспотичен, надо бы свергнуть. Так, что ли? Нет, представь себе, я тоже считаю, что люди имеют ту власть, которую заслуживают. Почти. Это не относится к Черному Властелину. Пусть даже часть людей только его правления и достойны, но остальные должны избежать подобной участи любой ценой, хотя бы их было и меньшинство. Собственно, в этом и состоит моя главная и единственная задача – я обязан хранить статус-кво, следить за тем, чтобы мир развивался своим чередом, не допуская вмешательства темных сил. Поэтому мне приходится действовать только в дни настоящей опасности – возрождения Черного, а заниматься вопросами престолонаследия или дворцовых переворотов – это извините…
Теперь уже Элинор долго молчала, как будто решая что-то про себя, а затем заговорила по-новому: ее голос звучал так, будто они с волшебником были давними и надежными союзниками, а сейчас и впрямь дружески обсуждают сложившуюся ситуацию. Слова, правда, интонации не вполне соответствовали…
– Я понимаю тебя, волшебник, но вопросы все равно остаются. Почему ты должен хранить этот, как ты его назвал, статус-кво? Кто это решил? Так ли плох был бы мир, если бы вдруг победу в вечной битве одержал Черный? Если да, то откуда это известно, при том что Властелин Тьмы всегда оказывался проигравшей стороной? И, наконец, я вынуждена повториться – ты никогда не боялся, что твой главный враг прорвется-таки к власти? Только не простым путем – разбив войска сил Добра на поле брани, – а через дворцовые перевороты, захват одной страны другой и тому подобное. Но звать его при этом будут не Черный Властелин, а, к примеру, Орден Света.
Выслушав все это, Бьорн вместо ответа едва слышно присвистнул, и Элинор поинтересовалась:
– Неужели я тебя всерьез озадачила?
– Нет. Просто ты спрашиваешь о таких вещах, треп… разговаривать о которых я совершенно не люблю. Великих волшебников должна окутывать завеса таинственности, им это очень помогает жить. А если объяснять такие вещи всем и каждому, знаешь, что от нее останется? Фиговый листок на известном месте.
– Я – не каждый, – без особой агрессии вставила ведьма, и Бьорн усмехнулся:
– Не спорю. Ты, по крайней мере, способна понять то, что я сейчас скажу. По сути, на все твои вопросы ответ один, хотя при желании его прекрасно можно обойти. Ты спрашиваешь, например, чем плох был бы мир при Черном и откуда это известно. Что ж, я мог бы ответить, что в былые времена власть Черного распространялась на многие части мира, и я своими глазами видел, что там происходило. Я мог бы долго и детально об этом рассказывать, а тебе потом осталось бы всего лишь доказать, что когда людей жгут, вешают и заживо закапывают в землю за просто так – это, в сущности, не так уж плохо.
– Зря ты это. Я не больше твоего люблю, когда людей жгут, вешают и закапывают, и говорю как раз о том, что это творится и сейчас.
– Верно. Разница только в количестве, а оно тоже имеет значение… Ладно, оставим спор. Я специально показал, как легко его затеять и таким образом отклониться от настоящего ответа. Который заключается в том, что любому могущественному чародею рано или поздно приходится решать: нравится ему окружающий мир или нет. Для начала предположим, что нет. Это как-то более естественно, ведь всегда найдется что-нибудь, что кажется тебе неправильным, несправедливым, лишенным здравого смысла. В таком случае могущественному волшебнику явно следует засучить рукава и взяться за работу – неправильное исправить, несправедливое уравнять, лишенное смысла уничтожить и так далее… Однако очень скоро он обнаружит, что «неправильности» мира не очень-то хотят быть исправленными и оказывают ожесточенное сопротивление, проявляя притом дурную привычку персонифицироваться, то есть принимать облик конкретных людей, эльфов, гномов, орков, гоблинов. А кому-то, скажем, лоси могут не угодить. Или медведи. Вот и приходится волшебнику в праведном гневе уничтожать «неправильных», поскольку изменяться в нужном направлении по-хорошему те категорически отказываются, а то и попросту не могут… Дальше, в зависимости от могущества волшебника, его упорства и ума, он либо добьется успеха – частичного, потому что, грубо говоря, каждому лосю все равно рога не пообломаешь, либо нет. Последнее означает смерть, если повезет – быструю и безболезненную. Первое… хм… способно принести моральное удовлетворение. Отсутствие полноты и окончательности результата будет мешать здоровому сну, но это даже полезно. Не в том, правда, смысле, что никогда нельзя останавливаться на достигнутом. Просто если уснешь слишком крепко, рискуешь вовсе не проснуться. Ибо какими бы светлыми идеалами ни руководствовался наш реконструктор, в глазах других волшебников, да и не только их, он навсегда останется кровавым тираном, по трупам взошедшим на трон и заслуживающим самого жестокого возмездия… Итак, что мы имеем в итоге: волшебник, которому не нравится мир, при самом удачном раскладе может рассчитывать на средней продолжительности жизнь, наполненную кровавой борьбой и ненавистью большей или меньшей части окружающих. В качестве компенсации он изредка может купаться в лучах собственного величия…
Теперь рассмотрим противоположный случай. Безусловно, внушить себе, что мир прекрасен или хотя бы является таким, каким и должен быть, – трудно. Особенно в период, когда юность давно позади. Но зато если справиться с этой задачей, то других забот останется немного. Ты можешь спокойно заниматься своими личными делами, всем, что тебя интересует и по возможности не очень касается других, а беспокоиться только об одном – раз мир так хорош, то стоит быть уверенным в его неизменности. Иными словами, надо этот мир защищать, хранить его устои… Многие мои знакомые, правда, полагают, что и это необязательно. Дескать, в правильно устроенном, сбалансированном мире должны работать внутренние законы, которые делают его изменение невозможным. Не знаю, не уверен. Мне как-то спокойнее полагаться на себя, чем на законы, сами по себе не способные ни к какому действию. То бишь, даже если Черный по кем-то заведенному высшему порядку обречен всегда проигрывать, то все равно нужны руки, которые будут бить его Мечом по башке, нужен волшебник, чтобы за этим процессом присматривать, и так далее…
В целом, если вернуться к началу, позитивный подход к миру обещает волшебнику долгую жизнь, слегка пресноватую и умеренно счастливую, лишь изредка перемежаемую кратковременными, но грозными кризисами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Ни с каких. Я лично всю жизнь считала, что люди имеют власть, которую заслуживают. Но ты – другое дело.
– Вот как? Я, значит, всю жизнь только и должен думать о том, чтобы у людей власть была получше. Дескать, вот в этом государстве король ничего, приятный мужчина, а вон в том больно уж деспотичен, надо бы свергнуть. Так, что ли? Нет, представь себе, я тоже считаю, что люди имеют ту власть, которую заслуживают. Почти. Это не относится к Черному Властелину. Пусть даже часть людей только его правления и достойны, но остальные должны избежать подобной участи любой ценой, хотя бы их было и меньшинство. Собственно, в этом и состоит моя главная и единственная задача – я обязан хранить статус-кво, следить за тем, чтобы мир развивался своим чередом, не допуская вмешательства темных сил. Поэтому мне приходится действовать только в дни настоящей опасности – возрождения Черного, а заниматься вопросами престолонаследия или дворцовых переворотов – это извините…
Теперь уже Элинор долго молчала, как будто решая что-то про себя, а затем заговорила по-новому: ее голос звучал так, будто они с волшебником были давними и надежными союзниками, а сейчас и впрямь дружески обсуждают сложившуюся ситуацию. Слова, правда, интонации не вполне соответствовали…
– Я понимаю тебя, волшебник, но вопросы все равно остаются. Почему ты должен хранить этот, как ты его назвал, статус-кво? Кто это решил? Так ли плох был бы мир, если бы вдруг победу в вечной битве одержал Черный? Если да, то откуда это известно, при том что Властелин Тьмы всегда оказывался проигравшей стороной? И, наконец, я вынуждена повториться – ты никогда не боялся, что твой главный враг прорвется-таки к власти? Только не простым путем – разбив войска сил Добра на поле брани, – а через дворцовые перевороты, захват одной страны другой и тому подобное. Но звать его при этом будут не Черный Властелин, а, к примеру, Орден Света.
Выслушав все это, Бьорн вместо ответа едва слышно присвистнул, и Элинор поинтересовалась:
– Неужели я тебя всерьез озадачила?
– Нет. Просто ты спрашиваешь о таких вещах, треп… разговаривать о которых я совершенно не люблю. Великих волшебников должна окутывать завеса таинственности, им это очень помогает жить. А если объяснять такие вещи всем и каждому, знаешь, что от нее останется? Фиговый листок на известном месте.
– Я – не каждый, – без особой агрессии вставила ведьма, и Бьорн усмехнулся:
– Не спорю. Ты, по крайней мере, способна понять то, что я сейчас скажу. По сути, на все твои вопросы ответ один, хотя при желании его прекрасно можно обойти. Ты спрашиваешь, например, чем плох был бы мир при Черном и откуда это известно. Что ж, я мог бы ответить, что в былые времена власть Черного распространялась на многие части мира, и я своими глазами видел, что там происходило. Я мог бы долго и детально об этом рассказывать, а тебе потом осталось бы всего лишь доказать, что когда людей жгут, вешают и заживо закапывают в землю за просто так – это, в сущности, не так уж плохо.
– Зря ты это. Я не больше твоего люблю, когда людей жгут, вешают и закапывают, и говорю как раз о том, что это творится и сейчас.
– Верно. Разница только в количестве, а оно тоже имеет значение… Ладно, оставим спор. Я специально показал, как легко его затеять и таким образом отклониться от настоящего ответа. Который заключается в том, что любому могущественному чародею рано или поздно приходится решать: нравится ему окружающий мир или нет. Для начала предположим, что нет. Это как-то более естественно, ведь всегда найдется что-нибудь, что кажется тебе неправильным, несправедливым, лишенным здравого смысла. В таком случае могущественному волшебнику явно следует засучить рукава и взяться за работу – неправильное исправить, несправедливое уравнять, лишенное смысла уничтожить и так далее… Однако очень скоро он обнаружит, что «неправильности» мира не очень-то хотят быть исправленными и оказывают ожесточенное сопротивление, проявляя притом дурную привычку персонифицироваться, то есть принимать облик конкретных людей, эльфов, гномов, орков, гоблинов. А кому-то, скажем, лоси могут не угодить. Или медведи. Вот и приходится волшебнику в праведном гневе уничтожать «неправильных», поскольку изменяться в нужном направлении по-хорошему те категорически отказываются, а то и попросту не могут… Дальше, в зависимости от могущества волшебника, его упорства и ума, он либо добьется успеха – частичного, потому что, грубо говоря, каждому лосю все равно рога не пообломаешь, либо нет. Последнее означает смерть, если повезет – быструю и безболезненную. Первое… хм… способно принести моральное удовлетворение. Отсутствие полноты и окончательности результата будет мешать здоровому сну, но это даже полезно. Не в том, правда, смысле, что никогда нельзя останавливаться на достигнутом. Просто если уснешь слишком крепко, рискуешь вовсе не проснуться. Ибо какими бы светлыми идеалами ни руководствовался наш реконструктор, в глазах других волшебников, да и не только их, он навсегда останется кровавым тираном, по трупам взошедшим на трон и заслуживающим самого жестокого возмездия… Итак, что мы имеем в итоге: волшебник, которому не нравится мир, при самом удачном раскладе может рассчитывать на средней продолжительности жизнь, наполненную кровавой борьбой и ненавистью большей или меньшей части окружающих. В качестве компенсации он изредка может купаться в лучах собственного величия…
Теперь рассмотрим противоположный случай. Безусловно, внушить себе, что мир прекрасен или хотя бы является таким, каким и должен быть, – трудно. Особенно в период, когда юность давно позади. Но зато если справиться с этой задачей, то других забот останется немного. Ты можешь спокойно заниматься своими личными делами, всем, что тебя интересует и по возможности не очень касается других, а беспокоиться только об одном – раз мир так хорош, то стоит быть уверенным в его неизменности. Иными словами, надо этот мир защищать, хранить его устои… Многие мои знакомые, правда, полагают, что и это необязательно. Дескать, в правильно устроенном, сбалансированном мире должны работать внутренние законы, которые делают его изменение невозможным. Не знаю, не уверен. Мне как-то спокойнее полагаться на себя, чем на законы, сами по себе не способные ни к какому действию. То бишь, даже если Черный по кем-то заведенному высшему порядку обречен всегда проигрывать, то все равно нужны руки, которые будут бить его Мечом по башке, нужен волшебник, чтобы за этим процессом присматривать, и так далее…
В целом, если вернуться к началу, позитивный подход к миру обещает волшебнику долгую жизнь, слегка пресноватую и умеренно счастливую, лишь изредка перемежаемую кратковременными, но грозными кризисами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91