«Пойду домой». Подруга стала ее уговаривать, мол, что ты пойдешь, ведь осталось человека три перед нами, а Лена свое – устала, есть хочу, пойду домой. И ушла. Только во двор нашего дома вошла, как раздался рев моторов, небо все потемнело – там, как огромная стая воронья, самолеты летели. И началось! Лена вместе с нами была в укрытии, а в магазин попала бомба, и все, кто там был, и Ленина подруга, погибли. К чему я это говорю? К тому, что у каждого своя судьба.
Однако судьба не была благосклонна ко многим сталинградцам. По данным Генерального Штаба в оборонительный период Сталинградского сражения, то есть с июля до дня официальной эвакуации погибло на фронте 323 тысячи 800 человек, среди них и Тарас Смусев.
Вскоре после возвращения жителей, по улице сплошным потоком погнали пленных немцев. Грязные, оборванные и голодные, они часто падали на дороге, трупы тут же бросали на обочине. В доме неподалеку от Смусевых поселили пленных, которых заставляли убирать и хоронить трупы. Они часто висели на заборе и просили: «Клеб маль-маль», – и смотрели жалобно в глаза взрослых, а те, может быть, и рады были что-то подать, ведь русские люди отходчивые и жалостливые, да самим есть было нечего. Ребятишки же смеялись над пленными, дразнили их – они не понимали еще, что такое милосердие. Впрочем, осуждать ребят за это тоже трудно, потому что натерпелись они горя, многие уже были сиротами, а виновники этого – вот они, за забором, и не самоуверенные и жестокие, какими были в начале войны, а жалкие и униженные. Когда вернулись хозяева дома, пленных перевели, а весной из того двора вдруг поплыл тошнотворный трупный запах. Оказалось, что подпол дома был битком набит трупами – их туда сбрасывали сами пленные немцы. Хозяева в ужасе покинули дом, вернулись обратно несколько месяцев спустя, когда подвал был очищен, продезинфицирован, а сам запах выветрился.
– И вот той весной мама уволилась из столовой и начала заниматься, как сказали бы сейчас, коммерцией. Она покупала на базаре старые простыни, красила их в черный цвет и шила стеганые ватные брюки и телогрейки. Потом свои изделия меняла в деревнях на продукты. Часть продуктов тратила на покупку материала и ваты, часть оставляла на пропитание. Стало нам легче жить, даже старушка-соседка как-то сказала маме, ты, мол, Пелагея, счастливая, твои дети хоть и не досыта, а хлеб едят. А то, что ей удавалось нас прокормить с большим трудом, надрывая свое здоровье, в расчет соседи не брали. Да и разными были эти поездки – удачными и не очень, ведь разные были деревни. Одни стояли в стороне от военных дорог, там жили неплохо и после войны. А по иным селам дважды прошла армия – немецкая, а потом наша, так там было голодно. Потому в разоренных деревнях, особенно на Украине, мама с подругами сами подкармливали детей.
Когда мама уезжала, мы оставались одни. Нина, старше меня на 9 лет, вела хозяйство, готовила еду, мы ее должны были слушаться, как будто это – мама. Лена была старше на 7 лет, она работала во дворе – воду носила, а бадейка-то полутораведерная. Лена же и дрова пилила да колола. Ну а меня, маленькую, жалели, я училась в школе. Сестры рано начали работать, не до учебы было, а я школу все-таки окончила. Училась отлично, мечтала о дальнейшей учебе, а мама посоветовала поступить в швейную мастерскую, швея, мол, всегда будет кусок хлеба иметь. Я понимала, что мама и впрямь нас тем подняла на ноги, что умела шить да вязать, потому спорить не стала и пошла работать. Мама наша умелая была, выполняла и женскую, и мужскую работу. Мы у нее многому научились. Смотрю на сегодняшнюю молодежь, и как она не похожа на нас! Мы были, как маленькие старушки, нам не надо было напоминать, что вот следует огород полить, надо забор починить. Мы это видели и делали все сами, потому что надеяться было не на кого.
В 1959 году Надя вышла замуж и стала Анненковой. Через год родилась дочь, которую сначала хотели назвать Наташей, но муж вернулся из ЗАГСа после ее регистрации и сказал: «Ну какая она Наташа, если ты у меня – Надежда? Пусть будет Любовь». А когда у Любы родилась дочь, то сомнений не было в выборе ее имени – Вера. Вот и живут они с Любовью к друг другу, с Надеждой и Верой в будущее. И невидимый Ангел-хранитель, помогавший всю жизнь Пелагее Федоровне, распростер свои крылья и над ними.
Анненковы приехали в Волжский в 1963 году. Сняли на Рабочем квартиру – приспособленный под жилье подвал. Надежда работала в «Сталинградгидрострое» табельщицей, а Виктор – на шинном заводе. И вот ушли они однажды на работу, дочь все еще спала. Когда Люба проснулась, ее в комнату к себе взяла хозяйка – девочку оставляли на весь день с ней. А через полчаса грянула беда – прорвало очистные сооружения, которые находились за поселком, и вода хлынула в подвал Анненковых, затопила его до самого верха.
За лето подвал просушили, отремонтировали. Хозяин даже воду провел туда. И надо же такому случиться, что весной, в день рождения Любы – 28 марта, подвал опять затопило – на сей раз туда прорвалась вешняя вода. Остались почти в том, что на себе было. Пошли к директору шинного завода с просьбой оказать помощь, а тот сказал, что не имеет возможности помочь материально, тем более дать квартиру. Пошли в горисполком. Там не отказали и выписали… 150 рублей.
Квартиру Анненковы получили несколько лет спустя, когда Виктор Иосифович работал уже на заводе резиновых технических изделий – ушел с шинного от обиды, что не помогли, хотя на том заводе он проработал семь лет. Семья так намаялась по чужим углам, ведь их было уже четверо – родился сын Юра – что когда им предложили ордер на двухкомнатную квартиру, то не отказались. Виктор получил ордер, позвонил жене и сообщил об этом, и Надежда… заплакала навзрыд. От счастья, что сбылась мечта иметь собственное жилье, от ушедших в небытие невзгод.
Ангел– хранитель не оставил своей милостью и Юрия, который стал военным. Армия наша, как известно, всегда на острие всех негативных событий. Вот и лейтенант Юрий Анненков сначала был ликвидатором в Чернобыле. Не погиб, но здоровье в настоящее время желает быть лучшего.
Надежда Тарасовна бережно хранит фотографии, на которых Юрий запечатлен во время работы на четвертом аварийном блоке Чернобыльской атомной электростанции. За участие в ликвидации той аварии Юрий награжден правительственной наградой, а командир части, где он служил, вручил ему благодарственное письмо с такими словами: «Вы уверенно прошли испытание на мужество и стойкость, проявили высокие морально-политические и психологические качества…» Заслуги Юрия в ликвидации аварии оценены по достоинству, однако медики упорно не признают, что ухудшение его здоровья связано именно с этой аварией.
Только Юрий вернулся из Чернобыля, как запылал конфликтом Нагорный Карабах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Однако судьба не была благосклонна ко многим сталинградцам. По данным Генерального Штаба в оборонительный период Сталинградского сражения, то есть с июля до дня официальной эвакуации погибло на фронте 323 тысячи 800 человек, среди них и Тарас Смусев.
Вскоре после возвращения жителей, по улице сплошным потоком погнали пленных немцев. Грязные, оборванные и голодные, они часто падали на дороге, трупы тут же бросали на обочине. В доме неподалеку от Смусевых поселили пленных, которых заставляли убирать и хоронить трупы. Они часто висели на заборе и просили: «Клеб маль-маль», – и смотрели жалобно в глаза взрослых, а те, может быть, и рады были что-то подать, ведь русские люди отходчивые и жалостливые, да самим есть было нечего. Ребятишки же смеялись над пленными, дразнили их – они не понимали еще, что такое милосердие. Впрочем, осуждать ребят за это тоже трудно, потому что натерпелись они горя, многие уже были сиротами, а виновники этого – вот они, за забором, и не самоуверенные и жестокие, какими были в начале войны, а жалкие и униженные. Когда вернулись хозяева дома, пленных перевели, а весной из того двора вдруг поплыл тошнотворный трупный запах. Оказалось, что подпол дома был битком набит трупами – их туда сбрасывали сами пленные немцы. Хозяева в ужасе покинули дом, вернулись обратно несколько месяцев спустя, когда подвал был очищен, продезинфицирован, а сам запах выветрился.
– И вот той весной мама уволилась из столовой и начала заниматься, как сказали бы сейчас, коммерцией. Она покупала на базаре старые простыни, красила их в черный цвет и шила стеганые ватные брюки и телогрейки. Потом свои изделия меняла в деревнях на продукты. Часть продуктов тратила на покупку материала и ваты, часть оставляла на пропитание. Стало нам легче жить, даже старушка-соседка как-то сказала маме, ты, мол, Пелагея, счастливая, твои дети хоть и не досыта, а хлеб едят. А то, что ей удавалось нас прокормить с большим трудом, надрывая свое здоровье, в расчет соседи не брали. Да и разными были эти поездки – удачными и не очень, ведь разные были деревни. Одни стояли в стороне от военных дорог, там жили неплохо и после войны. А по иным селам дважды прошла армия – немецкая, а потом наша, так там было голодно. Потому в разоренных деревнях, особенно на Украине, мама с подругами сами подкармливали детей.
Когда мама уезжала, мы оставались одни. Нина, старше меня на 9 лет, вела хозяйство, готовила еду, мы ее должны были слушаться, как будто это – мама. Лена была старше на 7 лет, она работала во дворе – воду носила, а бадейка-то полутораведерная. Лена же и дрова пилила да колола. Ну а меня, маленькую, жалели, я училась в школе. Сестры рано начали работать, не до учебы было, а я школу все-таки окончила. Училась отлично, мечтала о дальнейшей учебе, а мама посоветовала поступить в швейную мастерскую, швея, мол, всегда будет кусок хлеба иметь. Я понимала, что мама и впрямь нас тем подняла на ноги, что умела шить да вязать, потому спорить не стала и пошла работать. Мама наша умелая была, выполняла и женскую, и мужскую работу. Мы у нее многому научились. Смотрю на сегодняшнюю молодежь, и как она не похожа на нас! Мы были, как маленькие старушки, нам не надо было напоминать, что вот следует огород полить, надо забор починить. Мы это видели и делали все сами, потому что надеяться было не на кого.
В 1959 году Надя вышла замуж и стала Анненковой. Через год родилась дочь, которую сначала хотели назвать Наташей, но муж вернулся из ЗАГСа после ее регистрации и сказал: «Ну какая она Наташа, если ты у меня – Надежда? Пусть будет Любовь». А когда у Любы родилась дочь, то сомнений не было в выборе ее имени – Вера. Вот и живут они с Любовью к друг другу, с Надеждой и Верой в будущее. И невидимый Ангел-хранитель, помогавший всю жизнь Пелагее Федоровне, распростер свои крылья и над ними.
Анненковы приехали в Волжский в 1963 году. Сняли на Рабочем квартиру – приспособленный под жилье подвал. Надежда работала в «Сталинградгидрострое» табельщицей, а Виктор – на шинном заводе. И вот ушли они однажды на работу, дочь все еще спала. Когда Люба проснулась, ее в комнату к себе взяла хозяйка – девочку оставляли на весь день с ней. А через полчаса грянула беда – прорвало очистные сооружения, которые находились за поселком, и вода хлынула в подвал Анненковых, затопила его до самого верха.
За лето подвал просушили, отремонтировали. Хозяин даже воду провел туда. И надо же такому случиться, что весной, в день рождения Любы – 28 марта, подвал опять затопило – на сей раз туда прорвалась вешняя вода. Остались почти в том, что на себе было. Пошли к директору шинного завода с просьбой оказать помощь, а тот сказал, что не имеет возможности помочь материально, тем более дать квартиру. Пошли в горисполком. Там не отказали и выписали… 150 рублей.
Квартиру Анненковы получили несколько лет спустя, когда Виктор Иосифович работал уже на заводе резиновых технических изделий – ушел с шинного от обиды, что не помогли, хотя на том заводе он проработал семь лет. Семья так намаялась по чужим углам, ведь их было уже четверо – родился сын Юра – что когда им предложили ордер на двухкомнатную квартиру, то не отказались. Виктор получил ордер, позвонил жене и сообщил об этом, и Надежда… заплакала навзрыд. От счастья, что сбылась мечта иметь собственное жилье, от ушедших в небытие невзгод.
Ангел– хранитель не оставил своей милостью и Юрия, который стал военным. Армия наша, как известно, всегда на острие всех негативных событий. Вот и лейтенант Юрий Анненков сначала был ликвидатором в Чернобыле. Не погиб, но здоровье в настоящее время желает быть лучшего.
Надежда Тарасовна бережно хранит фотографии, на которых Юрий запечатлен во время работы на четвертом аварийном блоке Чернобыльской атомной электростанции. За участие в ликвидации той аварии Юрий награжден правительственной наградой, а командир части, где он служил, вручил ему благодарственное письмо с такими словами: «Вы уверенно прошли испытание на мужество и стойкость, проявили высокие морально-политические и психологические качества…» Заслуги Юрия в ликвидации аварии оценены по достоинству, однако медики упорно не признают, что ухудшение его здоровья связано именно с этой аварией.
Только Юрий вернулся из Чернобыля, как запылал конфликтом Нагорный Карабах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95