В моем подъезде поговорят с марокканкой, после этого даже то, что я не привожу в дом проституток, будет свидетельствовать против меня. Старшая — всегда грустная Шарон с верхнего этажа — сообщит про мой странный звонок в полицию о трупе в квартире и его таинственном исчезновении. Зеленоглазая Рут вспомнит про кровавое пятно на двери. Венгера арестуют вместе со мной, а может, и раньше, как моего сообщника. Достанут и киевского мэна из моего подъезда — Влада — с его молчаливым приятелем. К тому времени будет уже найдено тело Арлекино вместе с пледом и серебряной статуэткой, пару которой тут же обнаружат на моем столе…
В этом убийстве мне заведомо отводилась роль крайнего.
Я заехал к Венгеру. Вся их семья была в сборе. Венгер сообщил мне результаты последних своих языковедческих изысканий:
—«Хмырь»… Это же ивритское «хамор»! «Осел»!
Двое его сопляков — юные гении — тем временем спорили на серьезные темы по механике:
— А если изменить угол колеса по отношению к шасси…
— Ты видел, чтобы меняли угол стула с тремя ножками, не изменяя двух других углов?!
— Чайку? — спросила жена Венгера. — Фруктовый, «Липтон»…
— Что чай! — У Венгера было что заметить по этому поводу. — Тут он не идет! И дело не в заварке. Не в воде!
— В чем же?
— В воздухе! Как с самаркандской лепешкой… — Он развил тему: — Тимур, тот в походах возил и повара-самаркандца, и муку, и специи… А все зря!.. Воздух — тут главное!
Он проиллюстрировал на более понятном историческом примере:
— Мы, бывало, на Березине пьем весь день. А воздух такой — что ни в одном глазу…
— То-то Мишка твой как с рыбалки — всегда на снегу валялся!.. — заметила жена.
— То Мишка… — Венгер задумался. — У него и жена была Пея! Евлампией ее и не звали!
У дома я снова увидел Влада. Киевский мэн был опять со своим корешем — смуглолицым, в черной кипе, который при мне только улыбался. Подмигнув, он и на этот раз быстро ушел.
— Как жизнь? — поинтересовался я у Влада.
— А-а…
Проходившая мимо израильтянка поздоровалась. Традиционно спросила о здоровье. Мы ответили положенным:
—Как твое здоровье?
Она катила коляску с малышом, двое других держали ее за руки. Четвертый малыш, судя по ее фигуре, был на подходе.
Влад махнул рукой:
—Бабы рожают тут как крольчихи!
Еще две соотечественницы прошли мимо. Эти не здоровались.
—Интеллигенция…
Он был из тех, кто к слову «интеллигенция» всегда добавляет «вшивая»…
—Они такие же еврейки, как ты! У всех куплены документы.
После революции была мода брать в жены евреек. Постепенно представление о женском идеале сменилось. Об этом позаботилась советская литература и органы информации. Символом красоты, сексапильности прочно стали Наташи, Людмилы, Светланы. И даже евреи не хотели жениться на соплеменницах.
Недалекий московский поэт, узрев как-то стиральный порошок «Славянка» в витрине, писал возмущенно: «Что было бы, если бы порошок назвали „Еврейка“ или „Татарка“? Ведь смертельно обиделись бы! Потребовали бы переименования! А что же мы, славяне?!» Поэт, как это с ним бывало не раз, снова сел в лужу. Что же касалось стирального порошка, то «Славянка» давно уже стала символом чистоты, белизны. Как обстояло с «татаркой», не знаю, а что касается «еврейки», то обычно она встречалась в тексте в сочетании с эпитетом «старая».
Сегодня в Израиле еврейская женщина брала реванш.
—Ладно, бывай…
Старшая по подъезду Шарон звонила мне редко и всегда по делу. На этот раз она попросила меня подняться к ней на четвертый.
— Если можешь — сейчас!
— Иду.
У Шарон была огромная чистая квартира с интересными акварелями, которые встречали пришедшего уже в большой светлой прихожей. Шарон улыбнулась мне чуть печальней обычного:
—Ти? Кафе?
Я отказался от чая и от кофе. Она снова заговорила со мной очень медленно, пользуясь общеизвестными существительными и глаголами в неопределенной форме.
«Один кофе и один булка…»
Она не возвратилась к нашему предыдущему разговору, чего я в глубине души боялся. Я тоже молчал о происшедшем. Перемежая свой рассказ светлыми, немного грустными улыбками, Шарон коротко поведала о спокойствии, царящем в нашем подъезде…
«Нет наркоманов, нет сумасшедших… Одна соседка немного „ку-ку“… Тебе известно».
Она имела в виду соседку снизу. В конфликте с марокканкой она держала мою сторону.
—Однако… Сегодня. Двое. Русим…
«Русские!»
—Высокие… — Она протянула руку насколько могла высоко и не согнула ладонь. — Сильные… Мафия русит…
Она сочувственно поглядела на меня. Я был ей симпатичен, потому что не выбрасывал пакеты с мусором из окна, а относил к мусорному контейнеру и всегда завязывал узлом прежде, чем погрузить в его темный, дурно пахнущий трюм.
—Они спросили: «Есть мужчина ми Русия?»
«Из России».
—Да… Я думала, им нужен господин Влад… — Она сделала осуждающую гримаску.
Я ждал. Она покачала головкой:
—Им не нужен господин Влад. Они не пошли к нему. Им был нужен ты… Все их интересовало. Я спрашивала, что ему передать. Они говорили: «Ничего не надо! Мы позвоним…» Я спросила: «Откуда вы?» Они ответили: «С о н и а !»
«С парохода! С парома! Из Одессы через Кипр?!» Я не знал, о ком думать.
Шарон в последний раз улыбнулась своей грустной улыбкой.
Следующий звонок был не телефонный. Мне позвонили в дверь. «Началось…»
—Это Рут с четвертого этажа…
Я приоткрыл дверь, держась сбоку:
— Да, Рут. Заходи.
— Я на минутку.
Холодная, зеленоглазая, она остановилась в прихожей.
«Вся в металле! Интересно: как у нее с мужиками? Это должно быть похоже на совокупление электропоездов».
Рут взяла быка за рога.
— Я тогда случайно прочла записку, которую тебе написали. Я не собиралась. Думала, просто картонка.
— Не обращай внимания, Рут!
— Может, тебе переехать? От тебя они теперь не отстанут.
Это было трогательно. Рут продолжила:
— В Неве-Якове можно дешево снять квартиру. Это недалеко. Всего сорок минут на автобусе. Ни одна собака тебя не найдет.
— Ты думаешь? — Мне просто надо было что-то сказать.
—Конечно! Или возьми Бейт-Шемеш!
Я засмеялся, чтобы ее успокоить:
—Это игра, Рут! Ты думала, правда? Венгер меня не застал, вот и оставил писульку…
Она пожала плечами:
—А это?
Протянула газету. Заголовок гласил:
«СНОВА РУССКАЯ МАФИЯ! ВЗРЫВ В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ! К СЧАСТЬЮ, НИКТО СЕРЬЕЗНО НЕ ПОСТРАДАЛ. ЗАДЕРЖАННЫХ ДОПРАШИВА ЕТ ПОЛИЦИЯ! »
Заметка была написана в язвительном стиле: «Со звоном повылетали на рассвете стекла из некоторых окон на всех четырех этажах дома, который раз уже пострадал от взрыва. В то памятное утро пару лет назад кто-то прикрепил пакет со взрывчаткой к днищу „даяцу“, на которой прибыл тогда член влиятельного в Израиле семейства мафиози.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
В этом убийстве мне заведомо отводилась роль крайнего.
Я заехал к Венгеру. Вся их семья была в сборе. Венгер сообщил мне результаты последних своих языковедческих изысканий:
—«Хмырь»… Это же ивритское «хамор»! «Осел»!
Двое его сопляков — юные гении — тем временем спорили на серьезные темы по механике:
— А если изменить угол колеса по отношению к шасси…
— Ты видел, чтобы меняли угол стула с тремя ножками, не изменяя двух других углов?!
— Чайку? — спросила жена Венгера. — Фруктовый, «Липтон»…
— Что чай! — У Венгера было что заметить по этому поводу. — Тут он не идет! И дело не в заварке. Не в воде!
— В чем же?
— В воздухе! Как с самаркандской лепешкой… — Он развил тему: — Тимур, тот в походах возил и повара-самаркандца, и муку, и специи… А все зря!.. Воздух — тут главное!
Он проиллюстрировал на более понятном историческом примере:
— Мы, бывало, на Березине пьем весь день. А воздух такой — что ни в одном глазу…
— То-то Мишка твой как с рыбалки — всегда на снегу валялся!.. — заметила жена.
— То Мишка… — Венгер задумался. — У него и жена была Пея! Евлампией ее и не звали!
У дома я снова увидел Влада. Киевский мэн был опять со своим корешем — смуглолицым, в черной кипе, который при мне только улыбался. Подмигнув, он и на этот раз быстро ушел.
— Как жизнь? — поинтересовался я у Влада.
— А-а…
Проходившая мимо израильтянка поздоровалась. Традиционно спросила о здоровье. Мы ответили положенным:
—Как твое здоровье?
Она катила коляску с малышом, двое других держали ее за руки. Четвертый малыш, судя по ее фигуре, был на подходе.
Влад махнул рукой:
—Бабы рожают тут как крольчихи!
Еще две соотечественницы прошли мимо. Эти не здоровались.
—Интеллигенция…
Он был из тех, кто к слову «интеллигенция» всегда добавляет «вшивая»…
—Они такие же еврейки, как ты! У всех куплены документы.
После революции была мода брать в жены евреек. Постепенно представление о женском идеале сменилось. Об этом позаботилась советская литература и органы информации. Символом красоты, сексапильности прочно стали Наташи, Людмилы, Светланы. И даже евреи не хотели жениться на соплеменницах.
Недалекий московский поэт, узрев как-то стиральный порошок «Славянка» в витрине, писал возмущенно: «Что было бы, если бы порошок назвали „Еврейка“ или „Татарка“? Ведь смертельно обиделись бы! Потребовали бы переименования! А что же мы, славяне?!» Поэт, как это с ним бывало не раз, снова сел в лужу. Что же касалось стирального порошка, то «Славянка» давно уже стала символом чистоты, белизны. Как обстояло с «татаркой», не знаю, а что касается «еврейки», то обычно она встречалась в тексте в сочетании с эпитетом «старая».
Сегодня в Израиле еврейская женщина брала реванш.
—Ладно, бывай…
Старшая по подъезду Шарон звонила мне редко и всегда по делу. На этот раз она попросила меня подняться к ней на четвертый.
— Если можешь — сейчас!
— Иду.
У Шарон была огромная чистая квартира с интересными акварелями, которые встречали пришедшего уже в большой светлой прихожей. Шарон улыбнулась мне чуть печальней обычного:
—Ти? Кафе?
Я отказался от чая и от кофе. Она снова заговорила со мной очень медленно, пользуясь общеизвестными существительными и глаголами в неопределенной форме.
«Один кофе и один булка…»
Она не возвратилась к нашему предыдущему разговору, чего я в глубине души боялся. Я тоже молчал о происшедшем. Перемежая свой рассказ светлыми, немного грустными улыбками, Шарон коротко поведала о спокойствии, царящем в нашем подъезде…
«Нет наркоманов, нет сумасшедших… Одна соседка немного „ку-ку“… Тебе известно».
Она имела в виду соседку снизу. В конфликте с марокканкой она держала мою сторону.
—Однако… Сегодня. Двое. Русим…
«Русские!»
—Высокие… — Она протянула руку насколько могла высоко и не согнула ладонь. — Сильные… Мафия русит…
Она сочувственно поглядела на меня. Я был ей симпатичен, потому что не выбрасывал пакеты с мусором из окна, а относил к мусорному контейнеру и всегда завязывал узлом прежде, чем погрузить в его темный, дурно пахнущий трюм.
—Они спросили: «Есть мужчина ми Русия?»
«Из России».
—Да… Я думала, им нужен господин Влад… — Она сделала осуждающую гримаску.
Я ждал. Она покачала головкой:
—Им не нужен господин Влад. Они не пошли к нему. Им был нужен ты… Все их интересовало. Я спрашивала, что ему передать. Они говорили: «Ничего не надо! Мы позвоним…» Я спросила: «Откуда вы?» Они ответили: «С о н и а !»
«С парохода! С парома! Из Одессы через Кипр?!» Я не знал, о ком думать.
Шарон в последний раз улыбнулась своей грустной улыбкой.
Следующий звонок был не телефонный. Мне позвонили в дверь. «Началось…»
—Это Рут с четвертого этажа…
Я приоткрыл дверь, держась сбоку:
— Да, Рут. Заходи.
— Я на минутку.
Холодная, зеленоглазая, она остановилась в прихожей.
«Вся в металле! Интересно: как у нее с мужиками? Это должно быть похоже на совокупление электропоездов».
Рут взяла быка за рога.
— Я тогда случайно прочла записку, которую тебе написали. Я не собиралась. Думала, просто картонка.
— Не обращай внимания, Рут!
— Может, тебе переехать? От тебя они теперь не отстанут.
Это было трогательно. Рут продолжила:
— В Неве-Якове можно дешево снять квартиру. Это недалеко. Всего сорок минут на автобусе. Ни одна собака тебя не найдет.
— Ты думаешь? — Мне просто надо было что-то сказать.
—Конечно! Или возьми Бейт-Шемеш!
Я засмеялся, чтобы ее успокоить:
—Это игра, Рут! Ты думала, правда? Венгер меня не застал, вот и оставил писульку…
Она пожала плечами:
—А это?
Протянула газету. Заголовок гласил:
«СНОВА РУССКАЯ МАФИЯ! ВЗРЫВ В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ! К СЧАСТЬЮ, НИКТО СЕРЬЕЗНО НЕ ПОСТРАДАЛ. ЗАДЕРЖАННЫХ ДОПРАШИВА ЕТ ПОЛИЦИЯ! »
Заметка была написана в язвительном стиле: «Со звоном повылетали на рассвете стекла из некоторых окон на всех четырех этажах дома, который раз уже пострадал от взрыва. В то памятное утро пару лет назад кто-то прикрепил пакет со взрывчаткой к днищу „даяцу“, на которой прибыл тогда член влиятельного в Израиле семейства мафиози.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77