Присев, я зажег спичку и осмотрелся.
Вокруг меня росли высокие ели толщиной от восьми до десяти дюймов. Земля здесь была ровной и поросла густой травой.
Я развязал Фанни руки и спустил ее вниз. Она все еще была без сознания или только делала вид. Если она и притворялась, то делала это очень искусно. Я положил ее на траву, расседлал лошадей и, привязав их к колышкам, пустил пастись.
Вернувшись назад, к елям, я задержался, пытаясь создать в своем мозгу картину этого места. Меня окружала темнота, а над головой сияло звездами небо, кое-где загороженное лапами елей.
Похоже, что мы оказались на горном карнизе. С одного края обрыв, с которого я чуть было не свалился, другой упирается в склон горы.
Здесь, под елями, можно спокойно развести костер, не опасаясь, что его увидят. В темноте я ничем не смогу помочь Фанни, да и сам я был голоден и мечтал о кофе.
Я наломал сухих веток, набрал дров и, сложив их, поджег.
Фанни Бастон замерзла и к тому же была ужасно бледной — никогда еще я не видел такого бледного лица. Она сильно ударилась головой — кожа была содрана до кости. На руке тоже огромная ссадина. Нога Фанни не была сломана, но сильно опухла и вся была покрыта синяками. Я согрел воды, поставил на огонь кофейник, а сам занялся ранами Фанни. Я смыл кровь с ее головы и лица и промыл рану на руке, удалив оттуда траву и камешки.
Однако я не забывал об осторожности, поэтому снял с предохранителя свой револьвер, ведь если придется стрелять, времени на раздумье не будет. Винчестер я тоже держал под рукой, но подальше от этой женщины.
К тому времени, когда был готов кофе, ее дыхание стало ровнее, и она, похоже, уснула. Слов нет, Фанни была красавицей, но из-за нее мне предстояло теперь провести ночь без сна, хотя я и валился с ног от усталости. Я опасался, что посреди ночи она проснется и всадит в меня нож.
И конечно же он у нее был. Она привязала его к ноге под юбками, маленький, аккуратный такой ножичек, лезвие не шире ее мизинца, но зато обоюдоострое и отлично заточенное. Я наткнулся на него, проверяя, не сломана ли у нее нога, но не стал забирать.
Немного погодя я отошел от костра и поднялся туда, откуда приехал. С этой стороны наш лагерь был совершенно незаметен, и я порадовался, как хорошо спрятал костер. Я постоял, вслушиваясь в тишину, а потом вернулся в лагерь. Фанни Бастон не двигалась, по крайней мере мне так показалось.
Взяв одеяла, я вернулся к трем елям, которые росли почти из одного и того же места. Разложив постель под их кронами, я улегся, зажав револьвер между ногами и пристроив рядом с собой винчестер. Завернулся в одеяло и закрыл глаза.
Стволы деревьев образовывали букву «V», и я положил в их развилке пару веточек. Если кто-то вздумает подойти ко мне, ему придется пройти между деревьями — ветки упадут, и я проснусь. И еще я знал: если в лагере появятся незнакомцы, лошади забеспокоятся и разбудят меня.
Спал я плохо — засыпал и просыпался, снова засыпал и опять просыпался. Посреди ночи я встал, подбросил несколько веток в костер, проверил, на месте ли Фанни, поправил на ней одеяло и снова вернулся к себе.
Окончательно я проснулся, когда еще даже не начинало светать. Я посидел немного в постели, думая об отце и о том месте, где я оказался, и в сотый раз задал себе вопрос: как, он умер?
Наверное, он умер где-то здесь, если, конечно, не пересек горы Ла-Плата и не ушел куда-нибудь в другое место. Я хорошо знал отца и был уверен, что он способен уйти очень далеко. Жаль, что я не взял с собой Пороховое Лицо. Этот умный индеец помог бы мне отыскать следы отца двадцатилетней давности на этой Тропе Призраков.
Стало светать, я выбрался из постели и потянулся, разминая кости. Я совсем не отдохнул за ночь, но мне предстоял трудный день, и нужно было приготовиться к нему.
Первым делом я подошел к краю обрыва. Он уходил на глубину примерно тысячи футов, склон его, в том месте, откуда я вчера чуть не упал, был совершенно отвесный. Повсюду, сколько хватало глаз, громоздились горы, словно гигантские волны каменного моря; над зеленью лесов высились вершины, сложенные из красного гранита.
В долину, лежавшую внизу, дороги не было, но, приглядевшись, я заметил невдалеке тонкую ниточку тропы, которую, скорее всего, протоптали лоси. Вероятно, эта тропа вела в цирк, в котором разыгрались вчерашние события.
Я двинулся назад, к лагерю.
Меня не надо было убеждать в том, что момент решительного сражения наступил — оно произойдет сегодня.
Андре Бастон гнался за мной из Нового Орлеана, а с ним вместе и Хиппо Суон. Они знали, что произошло здесь двадцать лет назад. А присутствие Фанни Бастон говорило о том, что они поставили на карту все.
Много лет они жили так, как хотели, швыряя деньги направо и налево. Но в один прекрасный день вдруг обнаружили, что деньги не бесконечны. Впереди их ждало бесчестье, нищета и все то, что они несут с собой, но у них не хватило смелости встретить свою судьбу с тем достоинством, с которым многие несут свой крест.
От того, что произойдет сегодня, зависит все их существование. Они должны не только помешать мне выяснить, как погиб мой отец, но и, если им это удастся, найти золото — или хотя бы часть его, — которое спасло бы их от нищеты.
Я не ошибся. Когда совсем рассвело, я увидел, что расположился на уступе, который напоминал ступеньку на склоне горы. Он зарос травой, кое-где на нем попадались деревья, уступ огибал гору и дальше сливался с голым скалистым склоном.
Ширина уступа в разных местах была разной — в самом широком месте она достигала сотни футов, сужаясь кое-где до десяти и менее. Он был хорошо защищен от обзора и найти его можно было, только очутившись на нем. Лучшего укрытия не придумаешь.
С этого места, где я стоял, хорошо просматривался весь уступ, и, вглядевшись, я не заметил никакого движения там, где лежала Фанни Бастон. Я подошел к лошадям и отвел их подальше, туда, где росла густая трава. Здесь они могли пастись вволю, и, клянусь, они это заслужили.
Тем не менее, привыкнув в жизни ко всяким неожиданностям, я достал седло и оседлал своего жеребца. Затем собрал свои вещи и отнес их поближе к скалистой стене, туда, где паслась вьючная лошадь.
Прямо над уступом располагался высокий скалистый утес, с которого хорошо просматривались окрестности. Можно взобраться на него и посмотреть, что происходит внутри цирка.
Но сначала я решил проверить, как обстоят дела в лагере. Когда я подошел к костру, Фанни Бастон сидела, обхватив руками колени. Взглянув на меня безо всякого выражения, она поинтересовалась:
— Где это мы?
— На вершине горы, — ответил я. Кто знает, что у нее на уме, поэтому лучше соблюдать осторожность. В правой руке я держал винтовку, готовый в любой момент открыть огонь, если вдруг появятся неожиданные гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Вокруг меня росли высокие ели толщиной от восьми до десяти дюймов. Земля здесь была ровной и поросла густой травой.
Я развязал Фанни руки и спустил ее вниз. Она все еще была без сознания или только делала вид. Если она и притворялась, то делала это очень искусно. Я положил ее на траву, расседлал лошадей и, привязав их к колышкам, пустил пастись.
Вернувшись назад, к елям, я задержался, пытаясь создать в своем мозгу картину этого места. Меня окружала темнота, а над головой сияло звездами небо, кое-где загороженное лапами елей.
Похоже, что мы оказались на горном карнизе. С одного края обрыв, с которого я чуть было не свалился, другой упирается в склон горы.
Здесь, под елями, можно спокойно развести костер, не опасаясь, что его увидят. В темноте я ничем не смогу помочь Фанни, да и сам я был голоден и мечтал о кофе.
Я наломал сухих веток, набрал дров и, сложив их, поджег.
Фанни Бастон замерзла и к тому же была ужасно бледной — никогда еще я не видел такого бледного лица. Она сильно ударилась головой — кожа была содрана до кости. На руке тоже огромная ссадина. Нога Фанни не была сломана, но сильно опухла и вся была покрыта синяками. Я согрел воды, поставил на огонь кофейник, а сам занялся ранами Фанни. Я смыл кровь с ее головы и лица и промыл рану на руке, удалив оттуда траву и камешки.
Однако я не забывал об осторожности, поэтому снял с предохранителя свой револьвер, ведь если придется стрелять, времени на раздумье не будет. Винчестер я тоже держал под рукой, но подальше от этой женщины.
К тому времени, когда был готов кофе, ее дыхание стало ровнее, и она, похоже, уснула. Слов нет, Фанни была красавицей, но из-за нее мне предстояло теперь провести ночь без сна, хотя я и валился с ног от усталости. Я опасался, что посреди ночи она проснется и всадит в меня нож.
И конечно же он у нее был. Она привязала его к ноге под юбками, маленький, аккуратный такой ножичек, лезвие не шире ее мизинца, но зато обоюдоострое и отлично заточенное. Я наткнулся на него, проверяя, не сломана ли у нее нога, но не стал забирать.
Немного погодя я отошел от костра и поднялся туда, откуда приехал. С этой стороны наш лагерь был совершенно незаметен, и я порадовался, как хорошо спрятал костер. Я постоял, вслушиваясь в тишину, а потом вернулся в лагерь. Фанни Бастон не двигалась, по крайней мере мне так показалось.
Взяв одеяла, я вернулся к трем елям, которые росли почти из одного и того же места. Разложив постель под их кронами, я улегся, зажав револьвер между ногами и пристроив рядом с собой винчестер. Завернулся в одеяло и закрыл глаза.
Стволы деревьев образовывали букву «V», и я положил в их развилке пару веточек. Если кто-то вздумает подойти ко мне, ему придется пройти между деревьями — ветки упадут, и я проснусь. И еще я знал: если в лагере появятся незнакомцы, лошади забеспокоятся и разбудят меня.
Спал я плохо — засыпал и просыпался, снова засыпал и опять просыпался. Посреди ночи я встал, подбросил несколько веток в костер, проверил, на месте ли Фанни, поправил на ней одеяло и снова вернулся к себе.
Окончательно я проснулся, когда еще даже не начинало светать. Я посидел немного в постели, думая об отце и о том месте, где я оказался, и в сотый раз задал себе вопрос: как, он умер?
Наверное, он умер где-то здесь, если, конечно, не пересек горы Ла-Плата и не ушел куда-нибудь в другое место. Я хорошо знал отца и был уверен, что он способен уйти очень далеко. Жаль, что я не взял с собой Пороховое Лицо. Этот умный индеец помог бы мне отыскать следы отца двадцатилетней давности на этой Тропе Призраков.
Стало светать, я выбрался из постели и потянулся, разминая кости. Я совсем не отдохнул за ночь, но мне предстоял трудный день, и нужно было приготовиться к нему.
Первым делом я подошел к краю обрыва. Он уходил на глубину примерно тысячи футов, склон его, в том месте, откуда я вчера чуть не упал, был совершенно отвесный. Повсюду, сколько хватало глаз, громоздились горы, словно гигантские волны каменного моря; над зеленью лесов высились вершины, сложенные из красного гранита.
В долину, лежавшую внизу, дороги не было, но, приглядевшись, я заметил невдалеке тонкую ниточку тропы, которую, скорее всего, протоптали лоси. Вероятно, эта тропа вела в цирк, в котором разыгрались вчерашние события.
Я двинулся назад, к лагерю.
Меня не надо было убеждать в том, что момент решительного сражения наступил — оно произойдет сегодня.
Андре Бастон гнался за мной из Нового Орлеана, а с ним вместе и Хиппо Суон. Они знали, что произошло здесь двадцать лет назад. А присутствие Фанни Бастон говорило о том, что они поставили на карту все.
Много лет они жили так, как хотели, швыряя деньги направо и налево. Но в один прекрасный день вдруг обнаружили, что деньги не бесконечны. Впереди их ждало бесчестье, нищета и все то, что они несут с собой, но у них не хватило смелости встретить свою судьбу с тем достоинством, с которым многие несут свой крест.
От того, что произойдет сегодня, зависит все их существование. Они должны не только помешать мне выяснить, как погиб мой отец, но и, если им это удастся, найти золото — или хотя бы часть его, — которое спасло бы их от нищеты.
Я не ошибся. Когда совсем рассвело, я увидел, что расположился на уступе, который напоминал ступеньку на склоне горы. Он зарос травой, кое-где на нем попадались деревья, уступ огибал гору и дальше сливался с голым скалистым склоном.
Ширина уступа в разных местах была разной — в самом широком месте она достигала сотни футов, сужаясь кое-где до десяти и менее. Он был хорошо защищен от обзора и найти его можно было, только очутившись на нем. Лучшего укрытия не придумаешь.
С этого места, где я стоял, хорошо просматривался весь уступ, и, вглядевшись, я не заметил никакого движения там, где лежала Фанни Бастон. Я подошел к лошадям и отвел их подальше, туда, где росла густая трава. Здесь они могли пастись вволю, и, клянусь, они это заслужили.
Тем не менее, привыкнув в жизни ко всяким неожиданностям, я достал седло и оседлал своего жеребца. Затем собрал свои вещи и отнес их поближе к скалистой стене, туда, где паслась вьючная лошадь.
Прямо над уступом располагался высокий скалистый утес, с которого хорошо просматривались окрестности. Можно взобраться на него и посмотреть, что происходит внутри цирка.
Но сначала я решил проверить, как обстоят дела в лагере. Когда я подошел к костру, Фанни Бастон сидела, обхватив руками колени. Взглянув на меня безо всякого выражения, она поинтересовалась:
— Где это мы?
— На вершине горы, — ответил я. Кто знает, что у нее на уме, поэтому лучше соблюдать осторожность. В правой руке я держал винтовку, готовый в любой момент открыть огонь, если вдруг появятся неожиданные гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59