Мы ехали на запад, туда, где высились два горных пика — Бланка и Болди, которые, если смотреть на них под определенным углом, представлялись одной гигантской горой. Такими считали их и индейцы, о чем свидетельствуют многочисленные предания.
Мы ехали, останавливались, чтобы отдохнуть, и снова продолжали свой путь. Вечерами я читал своим товарищам дневник отца, время от времени передавая его Оррину.
Из записей отца было видно, как изо дня в день в лагере нарастала враждебность.
«Нат Петигрю верующий человек, но постоянно за всеми подсматривает, подслушивает и всюду сует свой нос. Он работящий, хорошо выполняет свою работу, не откажется помочь. Хорошо ездит верхом, меткий стрелок, но я ему не доверяю. Он держится сам по себе, не со всеми.
Май, 20. Сегодня утром случилась беда. Суон ударил Ангуса и сбил его с ног. Пьер тут же вскочил, и я подумал, что сейчас они подерутся. Я заметил также, что Андре стоял в стороне и не делал никаких попыток остановить Суона, а ведь он его человек. Андре просто стоял и тихо улыбался. Я уверен, что он ненавидит своего шурина. Хорошо бы избавиться от всех них, оказаться где-нибудь подальше.
Ангус, чернокожий раб, сильный человек и предан Пьеру, хорошо ориентируется в лесу. Но я уверен, в болотах Луизианы он ориентируется еще лучше. Сомневаюсь, что он долго проживет».
Тут записи прерывались, не хватало нескольких страниц, а на тех, что остались, отдельные слова были заляпаны грязью.
»…Неожиданно раздались выстрелы. Кто-то закричал: «Индейцы!» Мы упали на землю и приготовились отстреливаться. Тишина, потом вдруг раздался выстрел. Опять ни звука а когда мы поднялись, то увидели — Ангус мертв, его убили выстрелом в затылок. Позже я разговаривал с Петигрю, он сказал, что не заметил никаких индейцев. Не заметил их и Пьер. Суон видел одного, Андре тоже думает, что видел индейцев. Андре показал нам царапину на стволе дерева — отметину от пули, и, конечно, главное доказательство — смерть Ангуса».
Итак, теперь Иуда знал, как умер его брат. Я взглянул на него, и в свете костра мне показалось, что на глазах у него слезы. Что я мог ему сказать? Он встал и ушел в темноту.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил я Оррина. Мы разбили свой лагерь на берегу реки Рио-Гранде, а с юго-запада над нами нависала темная громада пика Дель-Норте. Оррин пожал плечами.
Истоки Рио-Гранде как раз там, куда мы направлялись, и я подумал, что вот эта самая вода, в которую я смотрюсь, скоро вольется в реку Эль-Пасо, а потом в Ларедо и закончит свой путь далеко-далеко отсюда в Мексиканском заливе ниже города Браунсвиля.
— Оррин, — сказал я, — жаль, что наш отец после смерти Ангуса не сел на коня и не вернулся домой. Он привел их туда, куда им было надо, значит свой долг выполнил.
— Не забывай, что ему обещали заплатить найденным золотом, — сказал Оррин.
— Он хотел привезти деньги, чтобы построить для мамы дом и дать нам образование.
— И все-таки жаль, что он не уехал.
— Знаешь, что я думаю? — Оррин протянул мне дневник отца. — Я думаю, что кто-то из этой поисковой партии все-таки отыскал золото.
— Ты хочешь сказать, что кто-то узнал, где оно зарыто, и не сказал другим?
— Посуди сам, Телль. Тайники, в которые солдаты спрятали золото, должны были быть большими. Предполагалось, что их будет три, не так ли? Отлично. А ты знаешь, что за люди эти солдаты? Может быть, у кого-нибудь из них были свои мешочки с золотом, и они их тоже попрятали. Я думаю, кто-то из поисковой партии нашел один из таких мешочков и убил Ангуса, чтобы тот не рассказал об этом Пьеру. И я думаю, что следующей жертвой был Пьер.
— Или отец, — добавил я.
Засидевшись у костра, я обдумывал слова Оррина и положение, в котором очутился наш отец. Он был здесь в мае. К тому времени в горах еще лежит снег — если, конечно, зима не была необычно теплой, — и в лагере стоял ужасный холод. С другой стороны, снега должно было быть совсем немного, иначе они не смогли бы отыскать ориентиры.
Возможно, с некоторых склонов ветер уже успел сдуть весь снег, но в любое время могла разразиться буря.
Неожиданно из темноты появился Иуда.
— Сэр, я заметил, что за нами гонятся.
— Конечно, гонятся. И далеко они отсюда?
— Они нас почти догнали, сэр. И их больше, чем мы думали.
— Больше? — спросил Тинкер.
— Я видел два костра, — сказал Иуда. — Я думаю, их там никак не меньше десяти человек, а может быть, и все двадцать.
Первые лучи восходящего солнца застали нас в часе езды от лагеря. Мы двигались вверх по горным тропам, почти не останавливаясь, — никакой возможности читать дальше отцовский дневник. У нас с Оррином было такое чувство, будто мы разговаривали с отцом, хотя он всегда был с нами немногословен, не то что в своем дневнике. Он умел пошутить с невозмутимым видом, быстро схватывал суть дела и любил высказать свое мнение. Он умел вводить в заблуждение своего противника, мог сжульничать в карточной игре, если этого требовали обстоятельства, и повидал немало.
Мы добрались до того места, где четыре речки сливаются, давая начало Рио-Гранде. Южная река текла как раз оттуда, куда мы направлялись, — с перевала Волчий ручей. Отец шел тем же путем, а тот факт, что он вел дневник, говорил о том, что он хотел нам что-то сообщить — кому же еще, если не нам? Наш отец был очень предусмотрительным человеком и, без сомнения, рассчитывал, что его дневник попадет в наши руки. Может быть, он попросил Нативити Петигрю привезти его нам или переслать по почте? Если так, то Петигрю не оправдал его надежд.
Если отец думал, что его дневник попадет к нам, он должен был бы употребить какое-нибудь особое слово, которое поняли бы только мы. Надо читать повнимательней, чтобы не пропустить это слово.
Ко мне подъехал Оррин.
— Телль, нет ли другого пути к этой горе? Я имею в виду не тот, что ведет через перевал.
— Думаю, что есть, — ответил я. — Вот это гора Кэтл, а прямо за ней Демижон. Я никогда не ходил этим путем, но капитан Раунтри однажды говорил мне о нем.
— Давай заставим наших преследователей поволноваться, — предложил Оррин.
Мы поехали рядом. Внимательно оглядев местность, я повернул назад и направился по тропе, которую мог разглядеть только очень внимательный глаз. Мы поднялись по восточному склону горы Грауз и затем, вновь повернув назад, поднялись на седловину горы Кэтл. Оттуда поехали по тропе, идущей по западном склону горы Демижон, и вскоре стали подниматься на гору Риббон.
Тропа была узкой, извилистой и каменистой. Несколько раз мы слышали свист сурков, предупреждавших своих сородичей об опасности. Эти зверьки, похожие на пушистые коричневые мячики, завидев нас, удирали в свои норы в скалах. Мы пересекли долину, где яркими голубыми, красными и золотыми цветами цвели горный люпин, ястребинка золотистая и сердцелистная арника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59