А ведь было время, когда он вызывал у людей самые бурные эмоции, исторгал то самодовольный смех, то гнев, то слезы. Как и почему? Вот какую показательную сценку нарисовал нам один автор XIX века, интересовавшийся русскими «родовыми прозвищами и титулами».
Первые годы после отмены крепостного права.
На поле работает артель крестьян, «временнообязанных». Подъехавший по дороге барин окликает одного из своих недавних рабов, обращаясь, к нему, как было до сих пор привычно, без «-вича»: «Эй, Иван Семенов!»
Иван Семенов — поодаль, он не слышит. Но те крестьяне, что поближе, охотно «помогают» помещику:
«Эй, Иван Семенович !—уважительно передают они так сказать, «по цепи».—Иди сюда: тебя Николай Петров кличет!»
Можно представить себе, как поморщился разжалованный в «Петровы» дворянин, как широко ухмыльнулся произведенный в «Семеновичи» вчерашний раб: ведь на протяжении веков эта незаметная частица делила весь народ на господ и слуг, на высокородных и «подлых». Нам сейчас трудно даже представить себе, какое значение придавалось когда-то ее наличию и отсутствию.
Вот в замечательном романе «Петр I» Алексея Толстого молодой еще царь разговаривает с неторопливым и опасливым купцом — архангелогородцем Иваном Жигулиным. Царю нужно, чтобы купечество взялось за вывоз русских товаров за границу; купчина не спешит хвататься за новое дело, старается получить от предложения как можно больше выгоды. Чем его пленить, чем поощрить? Барышом? Путешествием в дальние страны? Еще чем? Так поощрить, чтобы другим завидно стало. Но Петр хорошо знает своих русаков:
«Петр блестел на него глазами…
— А сам поедешь с товаром?.. Молодец!.. Андрей Андреевич, пиши указ… Первому негоцианту-навигатору… Как тебя, — Жигулин Иван, а по батюшке?..
Жигулин раскрыл рот, поднялся, глаза вылезли, борода задралась.
— Так с отчеством будешь писать нас?.. Да за это — что хошь!
И, как перед спасом, коему молился об удаче дел, повалился к царским ножкам…» (Алексей Толстой, Собр. соч., том седьмой, стр. 252.)
Романист ничего не прибавил от себя, ничего не преувеличил. Мы знаем, что еще в 1582 году Иван Грозный пожаловал «-вичем» купца Строганова за очень серьезную заслугу: Строганов вылечил от смертельной болезни царского любимца, Бориса Годунова. Это первая запись о таком пожаловании, но наверняка они случались и раньше.
Двадцать восемь лет спустя, уже Василий Шуйский, награждая других Строгановых, повелел и их «в своих государевых грамотах писать с „вичем“». В 1680 году такая же честь была предоставлена всем думным дьякам, крупнейшим по тому времени чиновникам, но с существенным ограничением: их было приказано «в государевых грамотах писать с „вичем", а в боярских списках — по-прежнему. Вот как дорог, как почетен тогда был этот удивительный суффикс, на который мы в наши дни не обращаем никакого внимания.
Прошло еще около ста лет, и Екатерина II считает нужным внести в обращение с «-вичами» строгую точность. Постановляется: первые пять классов чинов, то есть самых важных сановников, генералитет (тайных и статских советников), писать с «-вичем», чинов шестого, седьмого, восьмого классов — с отчеством на «-ов» (но без желанного «-вича»), всех же остальных — без отчеств. И только XIX век мало-помалу лишил пресловутый «-вич» его былой славы и значения. Во всяком случае Осип Сенковский, интересный ученый, но ярый мракобес и консерватор, в своей статье «Вич и вна» с явным огорчением писал:
«Нынче все без разбора чествуют друг друга вичами… в старину почесть эта принадлежала только… царям, боярам и думным людям, кроме дьяков… Одни только рабы вичали своих господ». (Да и совсем недавно именование «по имени-отчеству» считалось большой честью. У Н. А. Некрасова есть стихотворение «Эй, Иван!», герой которого, забитый лакей, плачется:
Хоть бы раз Иван Мосеич
Кто меня назвал!
В рассказе Л. Андреева «Баргамот и Гараська» пьяница, попавший на квартиру городового в праздничную ночь, плачет от умиления, когда жена городового именует его по отчеству. А ведь это уже двадцатый век, не восемнадцатый!).
И в самом деле, теперь именование с отчеством превратилось в пустую формальность; никому не придет в голову ни наградить человека «правом» на «-вич», ни оскорбиться, ежели тебя самого назовут без «?вича». А ведь было не так; недаром в полном «Собрании законов царской России» было записано и такое постановление, выбранное из указа первых лет царствования Петра Первого: «Буде кто напишет думного дворянина жену без „вича" [то есть, в данном случае, без окончания ,,-вичевна" или „-вна“] и им на тех людях великие государи указали за то править за бесчестие», то есть преследовать по суду, как страшных оскорбителей.
А теперь? А теперь вы сами знаете: можно человека назвать с «?вичем» так, что он не обрадуется, а наоборот, удивится и огорчится или засмеется. Ну, скажем, так, как это сделала уже упомянутая плохо владеющая русским языком американка, акробатка в фильме «Цирк». (Самая маленькая особенность языка может привести к серьезным следствиям.
Однажды меня попросили написать очерк о русских именах, фамилиях и особенно отчествах для вьетнамского журнала. Оказалось: студентам из индокитайских стран, учащимся в СССР, очень трудно усвоить употребление наших отчеств. Они видят, что «отчество» — почтительный элемент нашей «именной тройчатки», что, скажем, В. И. Ленина в народе уважительно и с теплой любовью именуют «Ильичем», и после этого, из самых лучших побуждений; начинают знакомых юных девушек называть «Петровнами» и «Николаевнами». Очерк был написан и, видимо, принес какую-то пользу.)
Вот какую сложную и противоречивую историю прожил наш «?вич», суффикс русского отчества.
Что мне осталось еще сказать? Очень немногое. Во-первых, в восточнославянских языках «-вич» был не одинок; рядом с ним жили и другие суффиксы, пригодные для выражения понятия «отчество». Все знают украинский суффикс «-енко»: Шевченко — сын шевца, сапожника; Пилипенко —сын Филиппа (Пилипа), Филиппович. Он распространен на юге СССР сейчас уже не в качестве составной части отчеств; он образует фамилии. Но, разумеется, началось с выражения отношения между отцом и сыном: ведь это «-енко» почти равно нашему суффиксу «-ёнок», «-ята», который служит нам для называния детенышей, маленьких живых существ, сыновей своих отцов.
Не все хорошо помнят, что почти такой же суффикс отчества фигурирует и во множестве великорусских фамилий, таких, как Павленковы, Давыденковы, Роденковы, Бураченковы, Мосенковы; тут его близость с обычным «-ёнок» еще яснее. Сейчас он уже перестал образовывать наши отчества; он действует только в фамильных именах. Но еще совсем недавно во многих местностях России, среди крестьян, у которых отчество и фамилия не различались, было очень даже принято одного Павлова сына именовать «Иван Павлюков», а другого (да, случалось, и того же самого), «Иван Павлюченок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Первые годы после отмены крепостного права.
На поле работает артель крестьян, «временнообязанных». Подъехавший по дороге барин окликает одного из своих недавних рабов, обращаясь, к нему, как было до сих пор привычно, без «-вича»: «Эй, Иван Семенов!»
Иван Семенов — поодаль, он не слышит. Но те крестьяне, что поближе, охотно «помогают» помещику:
«Эй, Иван Семенович !—уважительно передают они так сказать, «по цепи».—Иди сюда: тебя Николай Петров кличет!»
Можно представить себе, как поморщился разжалованный в «Петровы» дворянин, как широко ухмыльнулся произведенный в «Семеновичи» вчерашний раб: ведь на протяжении веков эта незаметная частица делила весь народ на господ и слуг, на высокородных и «подлых». Нам сейчас трудно даже представить себе, какое значение придавалось когда-то ее наличию и отсутствию.
Вот в замечательном романе «Петр I» Алексея Толстого молодой еще царь разговаривает с неторопливым и опасливым купцом — архангелогородцем Иваном Жигулиным. Царю нужно, чтобы купечество взялось за вывоз русских товаров за границу; купчина не спешит хвататься за новое дело, старается получить от предложения как можно больше выгоды. Чем его пленить, чем поощрить? Барышом? Путешествием в дальние страны? Еще чем? Так поощрить, чтобы другим завидно стало. Но Петр хорошо знает своих русаков:
«Петр блестел на него глазами…
— А сам поедешь с товаром?.. Молодец!.. Андрей Андреевич, пиши указ… Первому негоцианту-навигатору… Как тебя, — Жигулин Иван, а по батюшке?..
Жигулин раскрыл рот, поднялся, глаза вылезли, борода задралась.
— Так с отчеством будешь писать нас?.. Да за это — что хошь!
И, как перед спасом, коему молился об удаче дел, повалился к царским ножкам…» (Алексей Толстой, Собр. соч., том седьмой, стр. 252.)
Романист ничего не прибавил от себя, ничего не преувеличил. Мы знаем, что еще в 1582 году Иван Грозный пожаловал «-вичем» купца Строганова за очень серьезную заслугу: Строганов вылечил от смертельной болезни царского любимца, Бориса Годунова. Это первая запись о таком пожаловании, но наверняка они случались и раньше.
Двадцать восемь лет спустя, уже Василий Шуйский, награждая других Строгановых, повелел и их «в своих государевых грамотах писать с „вичем“». В 1680 году такая же честь была предоставлена всем думным дьякам, крупнейшим по тому времени чиновникам, но с существенным ограничением: их было приказано «в государевых грамотах писать с „вичем", а в боярских списках — по-прежнему. Вот как дорог, как почетен тогда был этот удивительный суффикс, на который мы в наши дни не обращаем никакого внимания.
Прошло еще около ста лет, и Екатерина II считает нужным внести в обращение с «-вичами» строгую точность. Постановляется: первые пять классов чинов, то есть самых важных сановников, генералитет (тайных и статских советников), писать с «-вичем», чинов шестого, седьмого, восьмого классов — с отчеством на «-ов» (но без желанного «-вича»), всех же остальных — без отчеств. И только XIX век мало-помалу лишил пресловутый «-вич» его былой славы и значения. Во всяком случае Осип Сенковский, интересный ученый, но ярый мракобес и консерватор, в своей статье «Вич и вна» с явным огорчением писал:
«Нынче все без разбора чествуют друг друга вичами… в старину почесть эта принадлежала только… царям, боярам и думным людям, кроме дьяков… Одни только рабы вичали своих господ». (Да и совсем недавно именование «по имени-отчеству» считалось большой честью. У Н. А. Некрасова есть стихотворение «Эй, Иван!», герой которого, забитый лакей, плачется:
Хоть бы раз Иван Мосеич
Кто меня назвал!
В рассказе Л. Андреева «Баргамот и Гараська» пьяница, попавший на квартиру городового в праздничную ночь, плачет от умиления, когда жена городового именует его по отчеству. А ведь это уже двадцатый век, не восемнадцатый!).
И в самом деле, теперь именование с отчеством превратилось в пустую формальность; никому не придет в голову ни наградить человека «правом» на «-вич», ни оскорбиться, ежели тебя самого назовут без «?вича». А ведь было не так; недаром в полном «Собрании законов царской России» было записано и такое постановление, выбранное из указа первых лет царствования Петра Первого: «Буде кто напишет думного дворянина жену без „вича" [то есть, в данном случае, без окончания ,,-вичевна" или „-вна“] и им на тех людях великие государи указали за то править за бесчестие», то есть преследовать по суду, как страшных оскорбителей.
А теперь? А теперь вы сами знаете: можно человека назвать с «?вичем» так, что он не обрадуется, а наоборот, удивится и огорчится или засмеется. Ну, скажем, так, как это сделала уже упомянутая плохо владеющая русским языком американка, акробатка в фильме «Цирк». (Самая маленькая особенность языка может привести к серьезным следствиям.
Однажды меня попросили написать очерк о русских именах, фамилиях и особенно отчествах для вьетнамского журнала. Оказалось: студентам из индокитайских стран, учащимся в СССР, очень трудно усвоить употребление наших отчеств. Они видят, что «отчество» — почтительный элемент нашей «именной тройчатки», что, скажем, В. И. Ленина в народе уважительно и с теплой любовью именуют «Ильичем», и после этого, из самых лучших побуждений; начинают знакомых юных девушек называть «Петровнами» и «Николаевнами». Очерк был написан и, видимо, принес какую-то пользу.)
Вот какую сложную и противоречивую историю прожил наш «?вич», суффикс русского отчества.
Что мне осталось еще сказать? Очень немногое. Во-первых, в восточнославянских языках «-вич» был не одинок; рядом с ним жили и другие суффиксы, пригодные для выражения понятия «отчество». Все знают украинский суффикс «-енко»: Шевченко — сын шевца, сапожника; Пилипенко —сын Филиппа (Пилипа), Филиппович. Он распространен на юге СССР сейчас уже не в качестве составной части отчеств; он образует фамилии. Но, разумеется, началось с выражения отношения между отцом и сыном: ведь это «-енко» почти равно нашему суффиксу «-ёнок», «-ята», который служит нам для называния детенышей, маленьких живых существ, сыновей своих отцов.
Не все хорошо помнят, что почти такой же суффикс отчества фигурирует и во множестве великорусских фамилий, таких, как Павленковы, Давыденковы, Роденковы, Бураченковы, Мосенковы; тут его близость с обычным «-ёнок» еще яснее. Сейчас он уже перестал образовывать наши отчества; он действует только в фамильных именах. Но еще совсем недавно во многих местностях России, среди крестьян, у которых отчество и фамилия не различались, было очень даже принято одного Павлова сына именовать «Иван Павлюков», а другого (да, случалось, и того же самого), «Иван Павлюченок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72