Посудите сами, мсье. Оспа. Против нее вакцина существует. Однако же есть еще множество болезней, о которых мы пока мало что знаем. А надо бы знать, конгрессмен. Ибо они могут стать источником новых популяций микроорганизмов. Последствия непредсказуемы. Уверяю вас, все это не менее страшно, чем любая, самая современная ракета.
Наконец-то Килу удалось сосредоточиться. Внимательно выслушав взволнованную речь доктора Пикара, он пообещал ему выяснить, что в этой области делается в Соединенных Штатах.
— Я пришлю вам всю документацию, имеющуюся в моем распоряжении, — сказал доктор Пикар по пути в ресторан.
— Буду весьма признателен, — откликнулся Кил, и доктор Пикар перешел к делам житейским, увлеченно описывая свой дом в предместье Парижа. А Кил, вежливо задавая собеседнику вопросы касательно семьи и досуга во Франции, снова вернулся мыслями к Рине. Интересно, что она сейчас делает? Думает ли о нем? Понимает ли, что он, Кил, теперь не отступит, ибо твердо решил завоевать ее — любой ценой?
Временами она бывает холодна, как сталь, но ведь и стальной меч может переломиться. Вот этим мечом он и займется, и наверняка справится ним, ибо любит ее. Кил задумчиво улыбнулся, по-прежнему гадая, чем бы Рина сейчас могла заниматься и думает ли о нем, вспоминает ли минувшую ночь.
На эти вопросы следовало бы ответить положительно, и именно поэтому Рина решила, что ей нужно движение, побольше движения и побольше работы, иначе вообще с ума можно сойти. Как выяснилось, наступивший день весьма благоприятствовал трудолюбию.
Рина вихрем спустилась к себе в каюту и встала под обжигающе-горячий душ, стараясь не думать о том, что смывает с себя следы его прикосновений. И слава Богу, что не думала.
И все же любое движение, любой жест служили напоминанием о том, что было. Рина чувствовала себя так, будто ее крепко побили, все мышцы болели — видно, забыла, как занимаются любовью. Горячая вода принесла некоторое облегчение мышцам, но воспоминания смыть не могла, как не могла остановить непрекращающуюся дрожь.
Рина так хотела Кила, и ночь была так упоительна. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз вот так же, полностью, отдавалась наслаждению, взмывала, погружалась в стихию, не замечая ничего вокруг, кроме своего мужчины, вдыхая его запах. Никогда раньше она не ощущала в такой степени всей полноты жизни. И никогда так не любила.
Рина задрожала. Сердце словно погрузилось в непроглядную мглу. Ей было знакомо это ощущение — пугающее, упорное, настойчивое, оно много раз посещало ее после смерти Пола. Сердце в этих случаях замирало, даже застывало, и боль проходила, потому что болью становилась сама любовь, любовь, обрученная со смертью.
Кил — живой, и она его любит, но вынуждена сдерживать себя, потому что черная мгла превратилась в жуткий страх утраты. Нет, любовь к Килу — это непозволительная роскошь, потому что снова наступит мгла, упадет черный занавес, воздвигнется черная стена, через которую не перебраться. Надо оставаться по ту ее сторону, укрыться за ней, воспользоваться этим убежищем. Рине не хочется влюбляться, и стена станет ей союзником.
Нельзя, нельзя было нырять в этот омут, нельзя — хоть и хотелось до боли — спать с ним, потому что теперь будет еще тяжелее. Наверное, увидев, что ее нет рядом, он догадался, что она дала себе слово больше к нему не приближаться. Но нюх у него звериный, и он попытается достать ее, бросит вызов, и ей придется принять позу оскорбительного равнодушия.
А разве получится? Ведь отныне всякий раз, как он попадется на глаза, она будет вспоминать прикосновение его рук, размах обнаженных плеч, которые кажутся особенно загорелыми на фоне белых накрахмаленных простыней.
Нет, это становится просто невыносимо. Надо пойти куда-нибудь, только бы не быть одной и не думать больше о нем. Надо разыскать Доналда, наверное, она ему нужна. Надо чем-нибудь себя занять.
Рина поспешно надела вязаную рубашку, шорты, спортивные туфли и выскочила на палубу. Постучавшись к Доналду, она с трудом заставила себя отвести глаза от соседней каюты, в которой жил Кил. Дверь распахнулась, и Доналд втащил ее внутрь.
— Ну наконец-то! Слава Богу. Я уже заходил к вам, но никто не ответил.
— Наверное, под душем стояла, — пробормотала Рина, надеясь в душе, что он не заметил, как она пунцово покраснела.
— Хотел же поселить вас поближе к себе. Ладно, не важно, оставим это. Прежде всего, хочу попросить вас об одолжении. Вы ведь знаете Салли Фитц, это наша физкультурница. Вчера ей сделалось чертовски нехорошо, и она до сих пор никак не придет в себя. Впрочем, не одна она — чуть не половина пассажиров вырубилась, в шторм-то мы попали приличный. Да, кстати, — спохватился Доналд, — как насчет чашки кофе?
— Неплохо бы.
— Сейчас приготовлю. Присаживайтесь. А я тем временем скажу, что нам сегодня предстоит.
Рина устроилась в просторном кресле у кровати. Доналд принес чашку дымящегося кофе и сел напротив. На нем была желтая трикотажная рубашка и темные шорты — в этом одеянии ему было на вид скорее не сорок, а двадцать, и что-то в озабоченном выражении лица делало его больше похожим на непоседливого юнца, чем на зрелого и ответственного, пусть и несколько эксцентричного, мультимиллионера.
— Так что за одолжение? — спросила Рина.
— Салли, повторяю, заболела. Вообще-то это не ваша работа, но, видите ли, она каждое утро занимается гимнастикой с женской группой.
— Доналд, — поморщилась Рина, — мне не важно, чья это работа — моя, не моя, — но физкультурой я никогда не занималась.
— Да что тут особенного, Ри? Уверен, вы справитесь. Ну попрыгаете с ними, что ли. А может, просто побегаете по палубе.
— Вот матросам радости-то будет.
— Ри…
— Ладно, извините. Просто волнуюсь немного. Не помню уж, когда в последний раз прыгала.
— Справитесь, — отмахнулся Доналд. — Вы у нас такая стройная, что все сочтут вас прирожденной гимнасткой.
— Спасибо, — машинально откликнулась Рина.
— Да и речь-то всего о получасе. А потом вы мне понадобитесь. У нас сегодня небольшое застолье для тех, кто интересуется, как эта посудина держится на плаву. Капитан и члены экипажа все расскажут. Стол накроют в «Пещере пирата». Посмотрите, все ли там в порядке, может, что нужно. Время принять душ и переодеться у вас будет. А после — встречайте гостей, я хочу, чтобы все было, как всегда, на высшем уровне… Эй! Вы не приболели, часом?
— Да нет, все в порядке.
— Что-то не похоже. Тени под глазами, и вообще. Может, вчера тоже плохо себя почувствовали?
— Говорю же вам, все нормально, — поспешно перебила его Рина. — Просто… недоспала, наверное.
Она опустила глаза и сделала глоток кофе, вновь стараясь скрыть выступившую на щеках краску. А может, надо было сказать все как есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Наконец-то Килу удалось сосредоточиться. Внимательно выслушав взволнованную речь доктора Пикара, он пообещал ему выяснить, что в этой области делается в Соединенных Штатах.
— Я пришлю вам всю документацию, имеющуюся в моем распоряжении, — сказал доктор Пикар по пути в ресторан.
— Буду весьма признателен, — откликнулся Кил, и доктор Пикар перешел к делам житейским, увлеченно описывая свой дом в предместье Парижа. А Кил, вежливо задавая собеседнику вопросы касательно семьи и досуга во Франции, снова вернулся мыслями к Рине. Интересно, что она сейчас делает? Думает ли о нем? Понимает ли, что он, Кил, теперь не отступит, ибо твердо решил завоевать ее — любой ценой?
Временами она бывает холодна, как сталь, но ведь и стальной меч может переломиться. Вот этим мечом он и займется, и наверняка справится ним, ибо любит ее. Кил задумчиво улыбнулся, по-прежнему гадая, чем бы Рина сейчас могла заниматься и думает ли о нем, вспоминает ли минувшую ночь.
На эти вопросы следовало бы ответить положительно, и именно поэтому Рина решила, что ей нужно движение, побольше движения и побольше работы, иначе вообще с ума можно сойти. Как выяснилось, наступивший день весьма благоприятствовал трудолюбию.
Рина вихрем спустилась к себе в каюту и встала под обжигающе-горячий душ, стараясь не думать о том, что смывает с себя следы его прикосновений. И слава Богу, что не думала.
И все же любое движение, любой жест служили напоминанием о том, что было. Рина чувствовала себя так, будто ее крепко побили, все мышцы болели — видно, забыла, как занимаются любовью. Горячая вода принесла некоторое облегчение мышцам, но воспоминания смыть не могла, как не могла остановить непрекращающуюся дрожь.
Рина так хотела Кила, и ночь была так упоительна. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз вот так же, полностью, отдавалась наслаждению, взмывала, погружалась в стихию, не замечая ничего вокруг, кроме своего мужчины, вдыхая его запах. Никогда раньше она не ощущала в такой степени всей полноты жизни. И никогда так не любила.
Рина задрожала. Сердце словно погрузилось в непроглядную мглу. Ей было знакомо это ощущение — пугающее, упорное, настойчивое, оно много раз посещало ее после смерти Пола. Сердце в этих случаях замирало, даже застывало, и боль проходила, потому что болью становилась сама любовь, любовь, обрученная со смертью.
Кил — живой, и она его любит, но вынуждена сдерживать себя, потому что черная мгла превратилась в жуткий страх утраты. Нет, любовь к Килу — это непозволительная роскошь, потому что снова наступит мгла, упадет черный занавес, воздвигнется черная стена, через которую не перебраться. Надо оставаться по ту ее сторону, укрыться за ней, воспользоваться этим убежищем. Рине не хочется влюбляться, и стена станет ей союзником.
Нельзя, нельзя было нырять в этот омут, нельзя — хоть и хотелось до боли — спать с ним, потому что теперь будет еще тяжелее. Наверное, увидев, что ее нет рядом, он догадался, что она дала себе слово больше к нему не приближаться. Но нюх у него звериный, и он попытается достать ее, бросит вызов, и ей придется принять позу оскорбительного равнодушия.
А разве получится? Ведь отныне всякий раз, как он попадется на глаза, она будет вспоминать прикосновение его рук, размах обнаженных плеч, которые кажутся особенно загорелыми на фоне белых накрахмаленных простыней.
Нет, это становится просто невыносимо. Надо пойти куда-нибудь, только бы не быть одной и не думать больше о нем. Надо разыскать Доналда, наверное, она ему нужна. Надо чем-нибудь себя занять.
Рина поспешно надела вязаную рубашку, шорты, спортивные туфли и выскочила на палубу. Постучавшись к Доналду, она с трудом заставила себя отвести глаза от соседней каюты, в которой жил Кил. Дверь распахнулась, и Доналд втащил ее внутрь.
— Ну наконец-то! Слава Богу. Я уже заходил к вам, но никто не ответил.
— Наверное, под душем стояла, — пробормотала Рина, надеясь в душе, что он не заметил, как она пунцово покраснела.
— Хотел же поселить вас поближе к себе. Ладно, не важно, оставим это. Прежде всего, хочу попросить вас об одолжении. Вы ведь знаете Салли Фитц, это наша физкультурница. Вчера ей сделалось чертовски нехорошо, и она до сих пор никак не придет в себя. Впрочем, не одна она — чуть не половина пассажиров вырубилась, в шторм-то мы попали приличный. Да, кстати, — спохватился Доналд, — как насчет чашки кофе?
— Неплохо бы.
— Сейчас приготовлю. Присаживайтесь. А я тем временем скажу, что нам сегодня предстоит.
Рина устроилась в просторном кресле у кровати. Доналд принес чашку дымящегося кофе и сел напротив. На нем была желтая трикотажная рубашка и темные шорты — в этом одеянии ему было на вид скорее не сорок, а двадцать, и что-то в озабоченном выражении лица делало его больше похожим на непоседливого юнца, чем на зрелого и ответственного, пусть и несколько эксцентричного, мультимиллионера.
— Так что за одолжение? — спросила Рина.
— Салли, повторяю, заболела. Вообще-то это не ваша работа, но, видите ли, она каждое утро занимается гимнастикой с женской группой.
— Доналд, — поморщилась Рина, — мне не важно, чья это работа — моя, не моя, — но физкультурой я никогда не занималась.
— Да что тут особенного, Ри? Уверен, вы справитесь. Ну попрыгаете с ними, что ли. А может, просто побегаете по палубе.
— Вот матросам радости-то будет.
— Ри…
— Ладно, извините. Просто волнуюсь немного. Не помню уж, когда в последний раз прыгала.
— Справитесь, — отмахнулся Доналд. — Вы у нас такая стройная, что все сочтут вас прирожденной гимнасткой.
— Спасибо, — машинально откликнулась Рина.
— Да и речь-то всего о получасе. А потом вы мне понадобитесь. У нас сегодня небольшое застолье для тех, кто интересуется, как эта посудина держится на плаву. Капитан и члены экипажа все расскажут. Стол накроют в «Пещере пирата». Посмотрите, все ли там в порядке, может, что нужно. Время принять душ и переодеться у вас будет. А после — встречайте гостей, я хочу, чтобы все было, как всегда, на высшем уровне… Эй! Вы не приболели, часом?
— Да нет, все в порядке.
— Что-то не похоже. Тени под глазами, и вообще. Может, вчера тоже плохо себя почувствовали?
— Говорю же вам, все нормально, — поспешно перебила его Рина. — Просто… недоспала, наверное.
Она опустила глаза и сделала глоток кофе, вновь стараясь скрыть выступившую на щеках краску. А может, надо было сказать все как есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77