– Но брату рассказал бы.
– Да.
– Ну вот видишь…
– Вижу, что вы с Кэт очень сблизились. Такое случается не часто.
– Согласна.
Так приятно было слышать одобрение и даже высокую оценку! Эмили неуверенно, нервно облизнула губы – ведь предстояло заговорить о главном.
– Честно говоря, мне казалось, ты не захочешь признаться в том, что приходил ко мне ночью.
– А мне казалось, ты сама убедишь себя в том, что просто видела интересный сон.
– Пыталась. Ничего не вышло. Остался запах… а кроме того, в моих снах ты не уходишь.
Эмили вовсе не собиралась признаваться. Но так вышло, и она не жалела. Какой толк в чувствах, если их даже нельзя открыть?
Балморал вздохнул. В карих глазах отразилась странная тоска.
– Мы не можем быть вместе.
– Потому что я человек.
– Я в долгу и перед кланом, и перед стаей.
– Но твой отец женился на простой женщине.
– И родил простого ребенка.
– Ульфа.
– Да.
Эмили недовольно сморщилась.
– Честно говоря, не вижу никакой разницы.
– Потому что ты не одна из нас.
Слова прозвучали словно приговор.
– Что правда, то правда. Я действительно не одна из вас.
– Черт возьми, Эмили! Вовсе не хочу тебя обижать. Но ведь так оно и есть.
Лахлан рассердился – непонятно почему: она ничего не просила и не хотела поддаваться трусости.
– Знаю, все знаю! И все же хочу тебя.
На лице вождя появилось почти пугающее выражение.
– Я тоже хочу тебя, и все же не могу взять.
– Но почему? Кэт сказала, что в вашем клане иные брачные законы – совсем не такие, как у Синклеров.
– Она теперь не Синклер, а Балморал.
– Ты прекрасно понял, о чем я. Наша близость не будет означать брака, как это заведено у Талорка.
– Но после нашей близости Талорк никогда на тебе не женится.
– А тебе этого очень хочется? – уточнила Эмили и вдруг испугалась: а что, если он ответит утвердительно?
– Нет! – прорычал Лахлан. В рокоте голоса не слышалось ничего человеческого.
Эмили вздрогнула, но в глубине души не ощутила ни страха, ни возмущения. Яростная реакция даже обрадовала.
– Я же говорила, что не могу отдаться ему. Да и он меня не хочет.
Кроме предвзятого враждебного отношения Синклера появилось и еще одно отягчающее обстоятельство: он наверняка считал, что она полностью, душой и телом, принадлежит сопернику. Скорее всего Талорк видел ее на озере обнаженной.
– Ты слишком чиста, Эмили.
– Чего, разумеется, никак нельзя сказать о тебе.
Неужели он полагал, будто у нее не хватит опыта, чтобы подарить удовольствие возлюбленному – в ответ на его ласки?
Возражать Эмили, конечно, не могла, однако горела нетерпеливым желанием попробовать. Но как же сказать об этом, не теряя гордости и собственного достоинства?
Лахлан рассмеялся:
– Что правда, то правда: девственником меня назвать трудно. В нашей стае самоконтроль и власть над способностью к перевоплощению приходят только после физической близости. Ты верно заметила: наши обычаи совсем не похожи на обычаи Синклеров. В интересах будущего мы допускаем свободное спаривание.
– Тогда почему же ты отказываешься любить меня?
– Потому что ты не волчица.
– То есть оборотни из клана Балморалов никогда не сближаются с обычными женщинами вне брака?
– Нет, это не так. Но существует риск, что мы с тобой окажемся истинно близки.
– Истинная близость тебя пугает?
Лахлан вздохнул. Лицо стало угрюмым, печально-безнадежным.
– Да.
Эмили резко отвернулась. Душевная боль оказалась столь же острой, как в тот злосчастный момент, когда отец оттолкнул маленькую дочку и назвал никчемной, бесполезной девчонкой, из-за которой умерла мать. Да, отец мечтал о сыне, а дочь разочаровала самим своим рождением. Теперь же оказалось, что она не годится и Лахлану. Проблема повторилась: на сей раз ей не удалось родиться волчицей.
– Пойми, все наши дети могут оказаться людьми. Все, а не один! Каждый брак между криктом и человеком таит в себе опасность полной гибели волчьей натуры.
– И что же, это очень важно? – зачем-то спросила Эмили, хотя сама прекрасно знала ответ.
Знала так же определенно, как и то, что ее собственный характер не устраивал ни отца, ни мачеху, ни даже сестер и братьев. Лишь Абигайл, единственная из всей большой семьи, любила ее искренне и преданно.
– Неужели можно сомневаться? – возмущенно воскликнул Лахлан. – Мы особый, неповторимый и священный народ, а потому не имеем права исчезнуть с лица земли лишь потому, что не в состоянии передать детям отпущенный Богом дар.
Очень хотелось плакать, но Эмили собралась с духом и сдержалась. Иногда слезы облегчали душевную боль, но сейчас они не сделали бы и этого. Лахлан не сказал ничего нового и удивительного – лишь подтвердил слова Кэт. Чувство безысходности безнадежно обострялось. Боль не пройдет долго. А возможно, останется навсегда. Может быть, она напрасно бередит ту рану, которую нанес отец?
Об отцовской любви тоже не приходилось мечтать, и все же… может быть, маленькая радость все-таки лучше, чем ее полное отсутствие?
– Но ведь ты говорил, что способен даровать наслаждение, не отбирая девственности.
– Да. – Голос Лахлана прозвучал словно издалека. Эмили подняла голову, но не смогла встретиться взглядом с вождем.
– Мне бы очень этого хотелось. А еще хотелось бы, чтобы ты научил, как доставить тебе такое же удовольствие, какое ты подарил мне ночью…
В ответ раздался тяжелый хриплый вздох:
– Эмили…
– Что? – Сейчас ей наконец-то удалось поймать взгляд его карих, с золотом, глаз. Что она могла в них прочесть? Конечно, не любовь и даже не безусловное приятие. Скорее всего страсть. – Неужели ты не готов даже на такую малость?
Темные глаза запылали.
– Готов. Черт возьми, готов!
Ну что же, значит, страсть дает себя знать. А за ее горячим покрывалом вполне можно спрятаться от раздирающей душу боли. Еще ни разу в жизни Эмили не позволяла себе скрыться от правды, но в эти минуты собиралась пойти по пути самообмана. Хотела ненадолго обмануть себя и притвориться, что страсть – это любовь.
Конечно, гордому горцу незачем знать, что сейчас, именно сейчас, ей больше всего на свете необходима любовь. Потом можно будет всю жизнь вспоминать о чувстве и черпать в воспоминаниях силы – точно так же, как до сих пор она черпала силы в воспоминаниях о давней, еще до смерти матери, любви отца.
Каждое прикосновение будет продиктовано любовью и желанием – отражением ее нежности и страсти. Каждый звук будет выражать признание ее привлекательности, а каждый ответ станет ответом на слова и ласки возлюбленной. Эмили ожидала поцелуя с нетерпением и в то же время с затаенным торжеством.
И все же поцелуя не последовало.
Лахлан бережно провел ладонью по густым волнистым локонам – так осторожно, что прикосновение казалось едва ощутимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79