Вождь сознавал безумие желаний и усилием воли держал порывы в узде. И все же тело едва не взрывалось от страсти, а в груди зрело глухое, низкое, едва доступное человеческому уху рычание.
Лахлан боялся себя – боялся, что сейчас, сию минуту, положит беззащитную пленницу на кровать, сорвет одежду, будет любить до тех пор, пока не иссякнут последние силы. Нет, она слишком нежна, слишком чиста и слишком хрупка для подобного безумства. Она человек и англичанка. Считает, что если он возьмет ее, овладеет телом, то непременно немедленно женится. Проклятие… даже Синклер того же мнения.
Вождь с силой оттолкнул Эмили, но тут же снова схватил – так быстро, что она не успела упасть.
– Пожалуй, уроки плавания стоит начать сейчас же. Немедленно.
Холодная вода лесного озера поможет вернуть самообладание.
Эмили подняла голову и посмотрела потемневшими от чувств глазами.
– И все же я самая настоящая шлюха.
Лахлан ответил сердитым взглядом.
– Повторяю: если тебе нравятся мои поцелуи, это еще ничего не значит.
– Значит. Особенно если я обручена с другим и должна принадлежать только ему.
– Ничего подобного.
– Некоторые священники говорят, что женщина несет зло, искушение. Вот сейчас я чувствую себя именно такой бесстыдной искусительницей. – Во взгляде Эмили зажглось желание, ее губы раскрылись, грудь заволновалась от неровного, судорожного дыхания. Сквозь тонкую ткань платья отчетливо проступали твердые, напряженные вершинки сосков. – Хочу, чтобы поцелуи не кончались. Откуда это, что это значит?
– Это значит, что я разбудил в тебе страсть. Приятная новость.
Откровенное вожделение вовсе не делало ее распутницей. В неожиданном для самой себя стремлении близости Эмили просто стала самой желанной, самой восхитительной из всех женщин на свете.
– Твоя сладкая невинность действительно искушает, но от этого сама ты вовсе не превратилась в искусительницу. Ведь это я целован тебя, а не наоборот. А тебе хоть раз хотелось ощутить прикосновения кого-либо из воинов отца? – поинтересовался Лахлан.
В ответе можно было не сомневаться: невинность говорила сама за себя.
– Нет. – Эмили сжала руки, как будто благодарила за напоминание. – Причем далеко не все они выглядели грубыми и неотесанными. Некоторые вели себя очень приветливо. И все же я ни разу не испытала тех ощущений, которые испытываю с вами. – Лицо вновь стало озабоченным. – Разумеется, мне не пришлось проводить с ними много времени. Это было бы неприлично.
– Ты ехала на лошади Ангуса – почти вплотную. Его близость подействовала так же, как моя? Ты улыбалась, – напомнил Лахлан. Да, он действительно заметил улыбку и расстроился. Да и вообще вчера вечером непредсказуемая красавица расточала улыбки и ласковые взгляды направо и налево – и в то же время полностью игнорировала его самого.
– Просто хотелось смутить воина, вот и все. О том, чтобы оказаться еще ближе, даже и не думала.
Поступки маленькой англичанки сбивали с толку, однако Лахлан никак не хотел признать печальную истину. Да, женщина казалась загадочной, таинственной, но в то же время безудержно и неумолимо манила.
– А ты уверена, что не хотела поцелуя Ульфа или кого-нибудь еще из моих воинов? – поддразнил Лахлан.
Ответ и на сей раз не вызывал сомнений. Эмили сморщилась. Предположение явно показалось неприятным.
– Разумеется, нет.
– Как же в таком случае ты можешь считать себя женщиной легкого поведения?
– Меня беспокоит вовсе не поведение. Тревожат желания и порывы. Все дело в вас, – уверенно заявила Эмили. – От вас мне надо держаться подальше: вы пробуждаете в душе все самое плохое.
Ну уж нет! С этим утверждением Лахлан никак не мог согласиться.
– Я пробуждаю в тебе женщину.
– Мое предназначение – быть истинной леди, а рядом с вами возникают нечестивые мысли. Неправильные, плохие, некрасивые.
Лахлан крепко прижал к себе удивительное создание – так чтобы ощущалось наглядное свидетельство мужского желания, результат его собственных мыслей и чувств.
– Ничего подобного. Просто горячие.
– Горячие? – переспросила Эмили с тревогой в голосе.
– Очень горячие. – Он слегка потерся о нежное тело и не смог подавить стон. – А сейчас, если не хочешь, чтобы я снова спровоцировал нечестивые – или горячие – мысли, нам следует срочно охладиться.
– Но как же вы можете повлиять на мои мысли? Тем более если совсем их не знаете?
– Ты так считаешь?
– Хотите сказать, что и у вас такие же?
Лахлан снисходительно улыбнулся:
– Для этого, детка, ты пока еще слишком невинна.
– Но ведь вы сказали…
– Я сказал, что пора охладиться. А это означает, что настало время учиться плавать.
– Ни за что не сниму платье! Это неприлично! – Эмили даже поверить не могла, что вождь предложил раздеться.
– Но нельзя же плавать в платье.
– Если рубашка намокнет, я сразу окажусь почти голой.
– Значит, лишние тряпки в воде не нужны. – Лахлан произнес эти слова спокойно, как будто предлагал нечто вполне обычное.
– Нет, я не могу снять рубашку!
– Но почему же?
– Неужели вы говорите серьезно?
– Объясни, с какой стати нагота так тебя пугает.
– Нагота меня не пугает, – горячо возразила Эмили, хотя тут же покраснела. – Но только в своей комнате, в уединении. А раздеваться перед вами я не могу.
– Признаюсь, созерцание твоего прекрасного обнаженного тела вряд ли принесет успокоение, о котором я так мечтаю. Но плавать все же лучше нагишом.
Эмили знала, что шотландские горцы отличаются своеобразными взглядами на жизнь, но не до такой же степени!
– Нет, мужчины и женщины не могут купаться вместе, да к тому же совершенно раздетыми!
В ответ Лахлан снисходительно пожал плечами:
– Балморалы учатся плавать в раннем детстве. Таков обычай.
– Но я же не ребенок.
– Нет, ты не ребенок.
– Вы только что сказали, что плавать лучше всего без одежды. – Эмили замолчала, не в силах продолжить. – Так что же, и вы намерены раздеться? Готовы снять свой плед?
Дьявольская улыбка не оставила сомнений: смятение жертвы принесло вождю искреннее удовольствие.
– Не задумаюсь ни на мгновение!
– Сумасшедший! Пусть даже вы хорошо целуетесь. Все равно я ни за что не поступлю по-вашему!
– Я уже говорил, что называть вождя сумасшедшим невежливо. Больше того, грубо.
– Нуда! И все же еще грубее требовать, чтобы я разделась.
– Я вовсе этого не требовал. Просто предлагал.
– Так что же, можно и не раздеваться?
– Если не хочешь оказаться на дне озера, то нельзя.
Эмили похолодела и сама почувствовала, как неудержимо бледнеет.
– Нет, вся эта затея с плаванием никуда не годится. Проще принять ситуацию такой, как она есть, и смириться.
Лахлан покачал головой.
– Ты слишком волнуешься. Я же не предлагаю тебе раздеваться перед своими воинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Лахлан боялся себя – боялся, что сейчас, сию минуту, положит беззащитную пленницу на кровать, сорвет одежду, будет любить до тех пор, пока не иссякнут последние силы. Нет, она слишком нежна, слишком чиста и слишком хрупка для подобного безумства. Она человек и англичанка. Считает, что если он возьмет ее, овладеет телом, то непременно немедленно женится. Проклятие… даже Синклер того же мнения.
Вождь с силой оттолкнул Эмили, но тут же снова схватил – так быстро, что она не успела упасть.
– Пожалуй, уроки плавания стоит начать сейчас же. Немедленно.
Холодная вода лесного озера поможет вернуть самообладание.
Эмили подняла голову и посмотрела потемневшими от чувств глазами.
– И все же я самая настоящая шлюха.
Лахлан ответил сердитым взглядом.
– Повторяю: если тебе нравятся мои поцелуи, это еще ничего не значит.
– Значит. Особенно если я обручена с другим и должна принадлежать только ему.
– Ничего подобного.
– Некоторые священники говорят, что женщина несет зло, искушение. Вот сейчас я чувствую себя именно такой бесстыдной искусительницей. – Во взгляде Эмили зажглось желание, ее губы раскрылись, грудь заволновалась от неровного, судорожного дыхания. Сквозь тонкую ткань платья отчетливо проступали твердые, напряженные вершинки сосков. – Хочу, чтобы поцелуи не кончались. Откуда это, что это значит?
– Это значит, что я разбудил в тебе страсть. Приятная новость.
Откровенное вожделение вовсе не делало ее распутницей. В неожиданном для самой себя стремлении близости Эмили просто стала самой желанной, самой восхитительной из всех женщин на свете.
– Твоя сладкая невинность действительно искушает, но от этого сама ты вовсе не превратилась в искусительницу. Ведь это я целован тебя, а не наоборот. А тебе хоть раз хотелось ощутить прикосновения кого-либо из воинов отца? – поинтересовался Лахлан.
В ответе можно было не сомневаться: невинность говорила сама за себя.
– Нет. – Эмили сжала руки, как будто благодарила за напоминание. – Причем далеко не все они выглядели грубыми и неотесанными. Некоторые вели себя очень приветливо. И все же я ни разу не испытала тех ощущений, которые испытываю с вами. – Лицо вновь стало озабоченным. – Разумеется, мне не пришлось проводить с ними много времени. Это было бы неприлично.
– Ты ехала на лошади Ангуса – почти вплотную. Его близость подействовала так же, как моя? Ты улыбалась, – напомнил Лахлан. Да, он действительно заметил улыбку и расстроился. Да и вообще вчера вечером непредсказуемая красавица расточала улыбки и ласковые взгляды направо и налево – и в то же время полностью игнорировала его самого.
– Просто хотелось смутить воина, вот и все. О том, чтобы оказаться еще ближе, даже и не думала.
Поступки маленькой англичанки сбивали с толку, однако Лахлан никак не хотел признать печальную истину. Да, женщина казалась загадочной, таинственной, но в то же время безудержно и неумолимо манила.
– А ты уверена, что не хотела поцелуя Ульфа или кого-нибудь еще из моих воинов? – поддразнил Лахлан.
Ответ и на сей раз не вызывал сомнений. Эмили сморщилась. Предположение явно показалось неприятным.
– Разумеется, нет.
– Как же в таком случае ты можешь считать себя женщиной легкого поведения?
– Меня беспокоит вовсе не поведение. Тревожат желания и порывы. Все дело в вас, – уверенно заявила Эмили. – От вас мне надо держаться подальше: вы пробуждаете в душе все самое плохое.
Ну уж нет! С этим утверждением Лахлан никак не мог согласиться.
– Я пробуждаю в тебе женщину.
– Мое предназначение – быть истинной леди, а рядом с вами возникают нечестивые мысли. Неправильные, плохие, некрасивые.
Лахлан крепко прижал к себе удивительное создание – так чтобы ощущалось наглядное свидетельство мужского желания, результат его собственных мыслей и чувств.
– Ничего подобного. Просто горячие.
– Горячие? – переспросила Эмили с тревогой в голосе.
– Очень горячие. – Он слегка потерся о нежное тело и не смог подавить стон. – А сейчас, если не хочешь, чтобы я снова спровоцировал нечестивые – или горячие – мысли, нам следует срочно охладиться.
– Но как же вы можете повлиять на мои мысли? Тем более если совсем их не знаете?
– Ты так считаешь?
– Хотите сказать, что и у вас такие же?
Лахлан снисходительно улыбнулся:
– Для этого, детка, ты пока еще слишком невинна.
– Но ведь вы сказали…
– Я сказал, что пора охладиться. А это означает, что настало время учиться плавать.
– Ни за что не сниму платье! Это неприлично! – Эмили даже поверить не могла, что вождь предложил раздеться.
– Но нельзя же плавать в платье.
– Если рубашка намокнет, я сразу окажусь почти голой.
– Значит, лишние тряпки в воде не нужны. – Лахлан произнес эти слова спокойно, как будто предлагал нечто вполне обычное.
– Нет, я не могу снять рубашку!
– Но почему же?
– Неужели вы говорите серьезно?
– Объясни, с какой стати нагота так тебя пугает.
– Нагота меня не пугает, – горячо возразила Эмили, хотя тут же покраснела. – Но только в своей комнате, в уединении. А раздеваться перед вами я не могу.
– Признаюсь, созерцание твоего прекрасного обнаженного тела вряд ли принесет успокоение, о котором я так мечтаю. Но плавать все же лучше нагишом.
Эмили знала, что шотландские горцы отличаются своеобразными взглядами на жизнь, но не до такой же степени!
– Нет, мужчины и женщины не могут купаться вместе, да к тому же совершенно раздетыми!
В ответ Лахлан снисходительно пожал плечами:
– Балморалы учатся плавать в раннем детстве. Таков обычай.
– Но я же не ребенок.
– Нет, ты не ребенок.
– Вы только что сказали, что плавать лучше всего без одежды. – Эмили замолчала, не в силах продолжить. – Так что же, и вы намерены раздеться? Готовы снять свой плед?
Дьявольская улыбка не оставила сомнений: смятение жертвы принесло вождю искреннее удовольствие.
– Не задумаюсь ни на мгновение!
– Сумасшедший! Пусть даже вы хорошо целуетесь. Все равно я ни за что не поступлю по-вашему!
– Я уже говорил, что называть вождя сумасшедшим невежливо. Больше того, грубо.
– Нуда! И все же еще грубее требовать, чтобы я разделась.
– Я вовсе этого не требовал. Просто предлагал.
– Так что же, можно и не раздеваться?
– Если не хочешь оказаться на дне озера, то нельзя.
Эмили похолодела и сама почувствовала, как неудержимо бледнеет.
– Нет, вся эта затея с плаванием никуда не годится. Проще принять ситуацию такой, как она есть, и смириться.
Лахлан покачал головой.
– Ты слишком волнуешься. Я же не предлагаю тебе раздеваться перед своими воинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79