Он помнил, как она стояла, опустив глаза, когда брат его целовал Сару. Может, причина ее отказа в другом? Может, она отказала ему из-за Коула? Она ведь уже начала поддаваться, но что-то ее остановило, возможно - воспоминания о Коуле, верность бывшему жениху.
Интересно, его брат целовал ее так? Прикасался к ней так? Если же Коул не воспользовался такой возможностью, то он редкостный глупец. Судя по всему, он с Кэтрин не спал. Да это было бы и не в его духе, Коулден любил блюсти приличия - внешние, во всяком случае.
А он, Доминик, напротив, не задумываясь затащил бы ее сейчас в постель, если бы только она позволила. На брачные узы - или отсутствие таковых - ему всегда было наплевать.
Но она не позволила. И по какой-то непостижимой причине этот отказ обидел его.
Выругавшись сквозь зубы, Доминик повернулся и окинул взглядом зимний пейзаж, окутанный сгущающимися сумерками. Ничего, завтра он изгладит все воспоминания о Коуле из ее памяти. Завтра Кэтрин будет принадлежать ему по праву.
Шепотом проклиная свои трясущиеся руки, Кэтрин вбежала в свою комнату и захлопнула за собой дверь. Ею владел такой испуг, словно все силы ада преследовали ее по пятам, хотя боялась она всего-навсего одного человека пусть и не лишенного дьявольских черт. Впрочем, кто знает - возможно, он действительно был способен пойти следом за ней. И все же бояться ей следовало себя самой. Ведь она совершенно потеряла голову, когда он начал целовать ее. И она вполне может уступить, может прельститься наслаждением, которое он предлагал. В таком случае она пойдет по той же дорожке, что и ее мать, - ослепленная любовью к мужу и жаждой близости, мать не замечала ничего вокруг. Нет, нельзя допустить, чтобы Доминик получил неограниченную власть над ней.
- Никогда и ни за что.
- Ты что это, сама с собой разговариваешь? - спросила Юстасия, выходя из смежной комнаты.
Кэтрин вздрогнула от неожиданности.
- Ох, я не заметила, что ты здесь. Но что ты здесь делаешь? Ты не собираешься переодеваться? Ведь скоро ужин.
При одной мысли о еде Кэтрин мутило, однако разговоры на гастрономические темы обычно отвлекали Юстасию. Но на сей раз опекунше было не до ужина.
- Так как завтра ты выходишь замуж, нам с тобой надо немного поговорить. - Юстасия втиснула свое грузное тело в вольтеровские кресла и, поджав губы, сказала: - Сядь.
Кэтрин хотелось возразить, но она решила, что не стоит спорить, и подчинилась. Юстасия и Стивен Уолуорт стали ее опекунами сразу после смерти ее родителей - тогда ей было тринадцать. За прошедшие семь с половиной лет она успела понять, что эти дальние родственники матери совершенно ее не любят. От своей воспитанницы они ожидали беспрекословного послушания и многократно подчеркивали это во время бесконечных споров, которые возникали из-за того, что Кэтрин, по их мнению, проявляла недостаточный интерес к женихам. А по мере приближения дня ее совершеннолетия стало совсем невыносимо. Только после помолвки с Коулом они немного успокоились.
- Ну о чем нам говорить, Юстасия? - со вздохом спросила Кэтрин. - Через несколько дней я стала бы женой Коула, если бы его жена не появилась так неожиданно. Когда я была невестой Коула, ты не заводила никаких разговоров…
- Это потому, что я ничуть не сомневалась: лорд Харборо, проявляя такт и деликатность, сумел бы приучить тебя к твоим обязанностям на брачном ложе. Но его брат… - Юстасия принялась обмахивать лицо своей широкой ладонью, словно веером. - Он совсем другого сорта человек. Такой имеет особые запросы и особые потребности.
Кэтрин в ужасе отпрянула; теперь ей наконец-то стало ясно, о чем Юстасия хотела поговорить.
- Ты пришла, чтобы рассказать мне про тайны брачного ложа?
Лицо опекунши побагровело, но толстуха взяла себя в руки и коротко кивнула:
- Совершенно верно. Если бы твоя мать была жива, она обязательно завела бы с тобой этот разговор.
Кэтрин невольно содрогнулась. Вести такие разговоры с Юстасией было ужасно неприятно.
- Но я…
Юстасия подняла руки и, перебивая девушку, с улыбкой проговорила:
- Успокойся, дорогая. Вполне естественно, что ты немного нервничаешь, но тебе придется выслушать меня, прежде чем ты отправишься с мистером Мэллори в его поместье.
- Ах, Боже мой… - выдохнула Кэтрин. Мало того, что она была сама не своя после поцелуев Доминика, так теперь еще придется вытерпеть новую пытку.
- Муж ожидает от жены, что она станет выполнять свой супружеский долг. - Юстасия неловко заерзала в креслах, словно не знала, что говорить дальше. - Он захочет… захочет воткнуть в тебя свое копье.
- Копье? - переспросила Кэтрин и прикрыла рот ладонью - ее распирало от смеха.
- Да, - кивнула опекунша, и теперь ее лицо стало фиолетовым. - Копье, которое у него между ног. - Понизив голос, она пояснила: - Его мужское копье.
Кэтрин до боли закусила губу: она боялась, что вот-вот расхохочется.
Юстасия же тем временем продолжала:
- И хотя это не слишком-то приятно, ты должна лежать смирно и терпеть. Потому что именно таким способом мы, по милости Господа нашего, можем размножаться. Потом он, скорее всего, заснет от усталости. А если тебе повезет, то он станет после этого уходить к себе в спальню.
- Что ж, этот разговор… открыл мне много нового. - Кэтрин встала и, отвернувшись к окну, снова прикусила губу. Только бы не расхохотаться, пока Юстасия не ушла.
Опекунша вздохнула и вновь заговорила:
- Впрочем, скоро ты сама все поймешь. Я просто подумала, что будет лучше, если ты приготовишься заранее.
Кэтрин повернулась к опекунше и, с трудом удерживая на лице «серьезное» выражение, проговорила:
- Спасибо тебе, Юстасия. Что ж, а теперь тебе пора переодеваться к ужину. Да и мне тоже. Увидимся попозже.
- Да, дорогая моя, ты права.
Как только толстуха исчезла за дверью, Кэтрин повалилась на постель и, уткнувшись лицом в подушку, разразилась хохотом. «Мужское копье»! Если бы Юстасия только знала, какого рода книги ее родители порой оставляли на столах и тумбочках!
Она нашла одну такую книгу, когда ей было двенадцать. Книжка состояла в основном из картинок, но она прекрасно запомнила, что женщины, изображенные на этих картинках, вовсе не «лежали смирно», да и по виду их нельзя было бы сказать, что они «терпят».
Кэтрин вполне достаточно знала о «тайнах брачного ложа», о страсти и наслаждениях. И знала о том, к каким печальным последствиям может привести страсть. Она видела это собственными глазами. Ее мать слепо обожала отца, до безумия его любила, хотя он изменял ей и жестоко обращался с ней. Она терпела от мужа немыслимые унижения, потому что позволила ему получить неограниченную власть… Такую власть над женщиной получает мужчина, которому она дарит свое сердце. И эта слепая любовь погубила, в конце концов, обоих ее родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Интересно, его брат целовал ее так? Прикасался к ней так? Если же Коул не воспользовался такой возможностью, то он редкостный глупец. Судя по всему, он с Кэтрин не спал. Да это было бы и не в его духе, Коулден любил блюсти приличия - внешние, во всяком случае.
А он, Доминик, напротив, не задумываясь затащил бы ее сейчас в постель, если бы только она позволила. На брачные узы - или отсутствие таковых - ему всегда было наплевать.
Но она не позволила. И по какой-то непостижимой причине этот отказ обидел его.
Выругавшись сквозь зубы, Доминик повернулся и окинул взглядом зимний пейзаж, окутанный сгущающимися сумерками. Ничего, завтра он изгладит все воспоминания о Коуле из ее памяти. Завтра Кэтрин будет принадлежать ему по праву.
Шепотом проклиная свои трясущиеся руки, Кэтрин вбежала в свою комнату и захлопнула за собой дверь. Ею владел такой испуг, словно все силы ада преследовали ее по пятам, хотя боялась она всего-навсего одного человека пусть и не лишенного дьявольских черт. Впрочем, кто знает - возможно, он действительно был способен пойти следом за ней. И все же бояться ей следовало себя самой. Ведь она совершенно потеряла голову, когда он начал целовать ее. И она вполне может уступить, может прельститься наслаждением, которое он предлагал. В таком случае она пойдет по той же дорожке, что и ее мать, - ослепленная любовью к мужу и жаждой близости, мать не замечала ничего вокруг. Нет, нельзя допустить, чтобы Доминик получил неограниченную власть над ней.
- Никогда и ни за что.
- Ты что это, сама с собой разговариваешь? - спросила Юстасия, выходя из смежной комнаты.
Кэтрин вздрогнула от неожиданности.
- Ох, я не заметила, что ты здесь. Но что ты здесь делаешь? Ты не собираешься переодеваться? Ведь скоро ужин.
При одной мысли о еде Кэтрин мутило, однако разговоры на гастрономические темы обычно отвлекали Юстасию. Но на сей раз опекунше было не до ужина.
- Так как завтра ты выходишь замуж, нам с тобой надо немного поговорить. - Юстасия втиснула свое грузное тело в вольтеровские кресла и, поджав губы, сказала: - Сядь.
Кэтрин хотелось возразить, но она решила, что не стоит спорить, и подчинилась. Юстасия и Стивен Уолуорт стали ее опекунами сразу после смерти ее родителей - тогда ей было тринадцать. За прошедшие семь с половиной лет она успела понять, что эти дальние родственники матери совершенно ее не любят. От своей воспитанницы они ожидали беспрекословного послушания и многократно подчеркивали это во время бесконечных споров, которые возникали из-за того, что Кэтрин, по их мнению, проявляла недостаточный интерес к женихам. А по мере приближения дня ее совершеннолетия стало совсем невыносимо. Только после помолвки с Коулом они немного успокоились.
- Ну о чем нам говорить, Юстасия? - со вздохом спросила Кэтрин. - Через несколько дней я стала бы женой Коула, если бы его жена не появилась так неожиданно. Когда я была невестой Коула, ты не заводила никаких разговоров…
- Это потому, что я ничуть не сомневалась: лорд Харборо, проявляя такт и деликатность, сумел бы приучить тебя к твоим обязанностям на брачном ложе. Но его брат… - Юстасия принялась обмахивать лицо своей широкой ладонью, словно веером. - Он совсем другого сорта человек. Такой имеет особые запросы и особые потребности.
Кэтрин в ужасе отпрянула; теперь ей наконец-то стало ясно, о чем Юстасия хотела поговорить.
- Ты пришла, чтобы рассказать мне про тайны брачного ложа?
Лицо опекунши побагровело, но толстуха взяла себя в руки и коротко кивнула:
- Совершенно верно. Если бы твоя мать была жива, она обязательно завела бы с тобой этот разговор.
Кэтрин невольно содрогнулась. Вести такие разговоры с Юстасией было ужасно неприятно.
- Но я…
Юстасия подняла руки и, перебивая девушку, с улыбкой проговорила:
- Успокойся, дорогая. Вполне естественно, что ты немного нервничаешь, но тебе придется выслушать меня, прежде чем ты отправишься с мистером Мэллори в его поместье.
- Ах, Боже мой… - выдохнула Кэтрин. Мало того, что она была сама не своя после поцелуев Доминика, так теперь еще придется вытерпеть новую пытку.
- Муж ожидает от жены, что она станет выполнять свой супружеский долг. - Юстасия неловко заерзала в креслах, словно не знала, что говорить дальше. - Он захочет… захочет воткнуть в тебя свое копье.
- Копье? - переспросила Кэтрин и прикрыла рот ладонью - ее распирало от смеха.
- Да, - кивнула опекунша, и теперь ее лицо стало фиолетовым. - Копье, которое у него между ног. - Понизив голос, она пояснила: - Его мужское копье.
Кэтрин до боли закусила губу: она боялась, что вот-вот расхохочется.
Юстасия же тем временем продолжала:
- И хотя это не слишком-то приятно, ты должна лежать смирно и терпеть. Потому что именно таким способом мы, по милости Господа нашего, можем размножаться. Потом он, скорее всего, заснет от усталости. А если тебе повезет, то он станет после этого уходить к себе в спальню.
- Что ж, этот разговор… открыл мне много нового. - Кэтрин встала и, отвернувшись к окну, снова прикусила губу. Только бы не расхохотаться, пока Юстасия не ушла.
Опекунша вздохнула и вновь заговорила:
- Впрочем, скоро ты сама все поймешь. Я просто подумала, что будет лучше, если ты приготовишься заранее.
Кэтрин повернулась к опекунше и, с трудом удерживая на лице «серьезное» выражение, проговорила:
- Спасибо тебе, Юстасия. Что ж, а теперь тебе пора переодеваться к ужину. Да и мне тоже. Увидимся попозже.
- Да, дорогая моя, ты права.
Как только толстуха исчезла за дверью, Кэтрин повалилась на постель и, уткнувшись лицом в подушку, разразилась хохотом. «Мужское копье»! Если бы Юстасия только знала, какого рода книги ее родители порой оставляли на столах и тумбочках!
Она нашла одну такую книгу, когда ей было двенадцать. Книжка состояла в основном из картинок, но она прекрасно запомнила, что женщины, изображенные на этих картинках, вовсе не «лежали смирно», да и по виду их нельзя было бы сказать, что они «терпят».
Кэтрин вполне достаточно знала о «тайнах брачного ложа», о страсти и наслаждениях. И знала о том, к каким печальным последствиям может привести страсть. Она видела это собственными глазами. Ее мать слепо обожала отца, до безумия его любила, хотя он изменял ей и жестоко обращался с ней. Она терпела от мужа немыслимые унижения, потому что позволила ему получить неограниченную власть… Такую власть над женщиной получает мужчина, которому она дарит свое сердце. И эта слепая любовь погубила, в конце концов, обоих ее родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74