У него уже сидел старший механик. Капитан внимательно и спокойно выслушал обоих. Шафер, закончив свои объяснения, твердо заявил:
– Я считаю, что кочегаров нельзя бить, даже если они черные… Если господин капитан с этим не согласен, он может уволить меня.
Но капитан не уволил Шафера. Джемисон не философствовал подобно сэру Вильяму Драйдену. Он был простой человек и чувствовал, что в мире происходят большие перемены – такие, при которых бить негров-кочегаров становится опасным пережитком.
Когда Шафер рассказал Потапову об этом инциденте, Александр Ильич с особой сердечностью сказал:
– Ты поступил как настоящий человек!
Думали и черные, жарившиеся в кочегарке «Мальты» или ежедневно драившие шваброй ее палубы.
За эти три с половиной месяца они с удивлением и радостью увидели, что на свете есть «белые, которые не похожи на белых». Эти белые приехали из далекой и холодной страны. Но почему в той загадочной стране такие странные белые? Почему они относятся к черным, как к равным? Может быть, они просто не видят цветов, не различают красок? Многие даже думали, что предки этих белых были черные, но, уйдя в холодные страны, они побелели кожей, хотя и сохранили душу черных.
Каково бы, однако, ни было происхождение этих белых братьев, важно то, что они существуют и даже добрались до тех мест, где живут Мако, Бамбо и их товарищи. Это поднимало дух, вселяло смутную надежду на что-то лучшее.
Однажды вечером Мако, только что сменившийся с вахты, сказал, обращаясь к своим товарищам:
– Я буду вам рассказывать.
Это было столь неожиданно, что все с изумлением поглядели на него. Мако был замкнутым и молчаливым человеком, не любил и не умел рассказывать. Но теперь он изменил своему нраву – настолько важным ему казалось сообщить черным то, что пришло ему в голову.
Медленно, нескладно Мако начал свое повествование. Его не всегда понимали и переспрашивали – он сердился, но продолжал. Это был даже не рассказ, а целая эпопея, сущность которой сводилась к следующему.
Лет двенадцать назад, когда Мако плавал между Лондоном и Бомбеем на английском грузовике, капитан судна получил в Пирее телеграмму из главной конторы с приказом зайти за важным грузом в какой-то порт, названия которого Мако не запомнил.
– Капитан тогда очень ругался, – рассказывал Мако, – и кричал, что не хочет идти в этот порт.
Но приказ есть приказ. Мако не может сказать, сколько времени судно туда шло и каким путем, но он хорошо помнит, что в одно ясное утро они оказались в виду красивого города, белые дома которого сбегали с высокого берега к морю. Судно вошло в порт, но не пришвартовалось у стенки, а бросило якорь на рейде. Капитан отдал строгий приказ никого не спускать на берег, а сам уехал в город. Через несколько часов он вернулся оттуда очень злой и без всякого повода заехал в зубы случайно подвернувшемуся под руку Мако.
На другой день маленький буксир подвел к английскому судну баржу, с которой на судно принимали тяжелые тюки. Команде было строго-настрого запрещено о чем-либо говорить с людьми, которые привезли груз. Мако, который работал на погрузке, не мог понять, почему капитан так не хочет встречи матросов с местными людьми. Они понравились Мако. Это были веселые белокурые парни, они хорошо пели. Мако заметил, что они вовсе не чуждались черных и относились к ним даже особенно приветливо. Когда погрузка кончилась, один из этих парней крепко пожал руку Мако и что-то залопотал на своем языке. Потом парень ударил себя в грудь рукой и сказал одно слово: «Большевик». Мако знал это слово. Когда давным-давно команды всех судов бастовали в Гамбургском порту – Мако тоже бастовал, – приходили капитаны и хозяева и ругали матросов: «Большевики!» Однажды Мако стоял в пикете забастовщиков около своего парохода. Приехали полицейские на мотоциклах и набросились на пикетчиков. Высокий полисмен бил Мако по лицу и кричал: «Большевик!» А тот парень с баржи, которая привезла груз, никого не боясь, сам назвал себя страшным для белых хозяев словом «большевик».
Сразу после окончания погрузки судно снялось с якоря. Когда пароход выходил из гавани, капитан грозил белому городу кулаком…
Тогда Мако не мог понять – он еще очень плохо говорил по-английски, – где побывало судно и почему капитан так боялся. Но теперь Мако думает, что этот белый город находился в стране большевиков, откуда пришли мистер Петров, миссис Танья и мистер Потапов. Она находится очень далеко от Кейптауна, но она существует, и он, Мако, хотел бы поближе познакомиться с ней и с ее людьми, которые любят справедливость и считают белых и черных равными.
Черные головы всё ближе склонялись к Мако во время его рассказа, черные глаза всё ярче загорались огнем мысли, чувства и надежды.
На седьмой день пути «Мальта» подошла к берегам Западной Африки. На судне все были охвачены тревожным ожиданием. Люди с опаской оглядывали океан. В этих районах уже действовали немецкие подводные лодки, здесь следовало серьезно опасаться вражеской торпеды. И команда и пассажиры настроили себя на состояние «боевой готовности» и вглядывались в расстилающуюся перед ними синюю гладь с особым вниманием и подозрительностью.
Радио «Мальты» еще не нащупало караван, но он должен был быть где-то в этих водах, в этом районе…
Капитан Джемисон, за время пути привыкший к беседам с Петровым, с этим «good sailor», теперь часто делился с ним своими тревогами и опасениями.
Утром восьмого дня капитан, Петров и Драйден, стоя на мостике, обменивались предположениями о том, почему молчит радио каравана. Подошел радист и передал Джемисону листок бумаги. Капитан быстро пробежал его, и лицо его омрачилось.
– Какие-нибудь неприятные новости? – спросил Петров.
– М-м-м… Как вам сказать… Вот, наконец, сообщение от каравана… Мы примкнем к нему сегодня вечером.
– Но это же отлично! – воскликнул Петров.
– Разумеется, хорошо! – согласился Джемисон. – Но «Мальта» вступит в хвост каравана и окажется судном номер тринадцать… М-м-м… Вот это нехорошо!
– Почему? – не понял Петров.
– Как? – в свою очередь, удивился Джемисон. – Судно номер тринадцать! Несчастливое число. Как бы чего не случилось…
Петров внутренне рассмеялся и взглянул на Драйдена, рассчитывая найти в нем человека, стоящего выше таких предрассудков. Однако и на лице Драйдена он заметил озабоченность. Тогда Степан повернулся к капитану Джемисону, с которым за время пути он сильно сблизился, и, смеясь, воскликнул:
– Вот еще!.. А для меня это счастливое число! Своей жене я объяснился в любви тринадцатого числа. Свой первый орден я получил тринадцатого числа. Шлюпка «Дианы» пристала к острову Девы на тринадцатый день!
– Ах, вот как? – искренне обрадовался Джемисон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Я считаю, что кочегаров нельзя бить, даже если они черные… Если господин капитан с этим не согласен, он может уволить меня.
Но капитан не уволил Шафера. Джемисон не философствовал подобно сэру Вильяму Драйдену. Он был простой человек и чувствовал, что в мире происходят большие перемены – такие, при которых бить негров-кочегаров становится опасным пережитком.
Когда Шафер рассказал Потапову об этом инциденте, Александр Ильич с особой сердечностью сказал:
– Ты поступил как настоящий человек!
Думали и черные, жарившиеся в кочегарке «Мальты» или ежедневно драившие шваброй ее палубы.
За эти три с половиной месяца они с удивлением и радостью увидели, что на свете есть «белые, которые не похожи на белых». Эти белые приехали из далекой и холодной страны. Но почему в той загадочной стране такие странные белые? Почему они относятся к черным, как к равным? Может быть, они просто не видят цветов, не различают красок? Многие даже думали, что предки этих белых были черные, но, уйдя в холодные страны, они побелели кожей, хотя и сохранили душу черных.
Каково бы, однако, ни было происхождение этих белых братьев, важно то, что они существуют и даже добрались до тех мест, где живут Мако, Бамбо и их товарищи. Это поднимало дух, вселяло смутную надежду на что-то лучшее.
Однажды вечером Мако, только что сменившийся с вахты, сказал, обращаясь к своим товарищам:
– Я буду вам рассказывать.
Это было столь неожиданно, что все с изумлением поглядели на него. Мако был замкнутым и молчаливым человеком, не любил и не умел рассказывать. Но теперь он изменил своему нраву – настолько важным ему казалось сообщить черным то, что пришло ему в голову.
Медленно, нескладно Мако начал свое повествование. Его не всегда понимали и переспрашивали – он сердился, но продолжал. Это был даже не рассказ, а целая эпопея, сущность которой сводилась к следующему.
Лет двенадцать назад, когда Мако плавал между Лондоном и Бомбеем на английском грузовике, капитан судна получил в Пирее телеграмму из главной конторы с приказом зайти за важным грузом в какой-то порт, названия которого Мако не запомнил.
– Капитан тогда очень ругался, – рассказывал Мако, – и кричал, что не хочет идти в этот порт.
Но приказ есть приказ. Мако не может сказать, сколько времени судно туда шло и каким путем, но он хорошо помнит, что в одно ясное утро они оказались в виду красивого города, белые дома которого сбегали с высокого берега к морю. Судно вошло в порт, но не пришвартовалось у стенки, а бросило якорь на рейде. Капитан отдал строгий приказ никого не спускать на берег, а сам уехал в город. Через несколько часов он вернулся оттуда очень злой и без всякого повода заехал в зубы случайно подвернувшемуся под руку Мако.
На другой день маленький буксир подвел к английскому судну баржу, с которой на судно принимали тяжелые тюки. Команде было строго-настрого запрещено о чем-либо говорить с людьми, которые привезли груз. Мако, который работал на погрузке, не мог понять, почему капитан так не хочет встречи матросов с местными людьми. Они понравились Мако. Это были веселые белокурые парни, они хорошо пели. Мако заметил, что они вовсе не чуждались черных и относились к ним даже особенно приветливо. Когда погрузка кончилась, один из этих парней крепко пожал руку Мако и что-то залопотал на своем языке. Потом парень ударил себя в грудь рукой и сказал одно слово: «Большевик». Мако знал это слово. Когда давным-давно команды всех судов бастовали в Гамбургском порту – Мако тоже бастовал, – приходили капитаны и хозяева и ругали матросов: «Большевики!» Однажды Мако стоял в пикете забастовщиков около своего парохода. Приехали полицейские на мотоциклах и набросились на пикетчиков. Высокий полисмен бил Мако по лицу и кричал: «Большевик!» А тот парень с баржи, которая привезла груз, никого не боясь, сам назвал себя страшным для белых хозяев словом «большевик».
Сразу после окончания погрузки судно снялось с якоря. Когда пароход выходил из гавани, капитан грозил белому городу кулаком…
Тогда Мако не мог понять – он еще очень плохо говорил по-английски, – где побывало судно и почему капитан так боялся. Но теперь Мако думает, что этот белый город находился в стране большевиков, откуда пришли мистер Петров, миссис Танья и мистер Потапов. Она находится очень далеко от Кейптауна, но она существует, и он, Мако, хотел бы поближе познакомиться с ней и с ее людьми, которые любят справедливость и считают белых и черных равными.
Черные головы всё ближе склонялись к Мако во время его рассказа, черные глаза всё ярче загорались огнем мысли, чувства и надежды.
На седьмой день пути «Мальта» подошла к берегам Западной Африки. На судне все были охвачены тревожным ожиданием. Люди с опаской оглядывали океан. В этих районах уже действовали немецкие подводные лодки, здесь следовало серьезно опасаться вражеской торпеды. И команда и пассажиры настроили себя на состояние «боевой готовности» и вглядывались в расстилающуюся перед ними синюю гладь с особым вниманием и подозрительностью.
Радио «Мальты» еще не нащупало караван, но он должен был быть где-то в этих водах, в этом районе…
Капитан Джемисон, за время пути привыкший к беседам с Петровым, с этим «good sailor», теперь часто делился с ним своими тревогами и опасениями.
Утром восьмого дня капитан, Петров и Драйден, стоя на мостике, обменивались предположениями о том, почему молчит радио каравана. Подошел радист и передал Джемисону листок бумаги. Капитан быстро пробежал его, и лицо его омрачилось.
– Какие-нибудь неприятные новости? – спросил Петров.
– М-м-м… Как вам сказать… Вот, наконец, сообщение от каравана… Мы примкнем к нему сегодня вечером.
– Но это же отлично! – воскликнул Петров.
– Разумеется, хорошо! – согласился Джемисон. – Но «Мальта» вступит в хвост каравана и окажется судном номер тринадцать… М-м-м… Вот это нехорошо!
– Почему? – не понял Петров.
– Как? – в свою очередь, удивился Джемисон. – Судно номер тринадцать! Несчастливое число. Как бы чего не случилось…
Петров внутренне рассмеялся и взглянул на Драйдена, рассчитывая найти в нем человека, стоящего выше таких предрассудков. Однако и на лице Драйдена он заметил озабоченность. Тогда Степан повернулся к капитану Джемисону, с которым за время пути он сильно сблизился, и, смеясь, воскликнул:
– Вот еще!.. А для меня это счастливое число! Своей жене я объяснился в любви тринадцатого числа. Свой первый орден я получил тринадцатого числа. Шлюпка «Дианы» пристала к острову Девы на тринадцатый день!
– Ах, вот как? – искренне обрадовался Джемисон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108