Каким-то чудом на этих камнях, запорошенных вековой пылью, росли могучие деревья, простиравшие свои ветви над самой водой. Два таких дерева особенно заинтересовали Потапова. Они стояли друг против друга на противоположных берегах, как два часовых, и их мощные ветви почти соединялись над водой, образуя зеленую арку.
– Если кто-либо из нас, обвязавшись веревкой, сумеет перескочить с одного дерева на другое, потянув веревку за собой, – объяснил Потапов, – нам удастся наладить переправу. Она пойдет над рекой. Это, конечно, связано с риском, но…
И Потапов указал рукой на воду: поверхность ее кишела знакомыми «бугорками».
– Фантазия! – недовольно перебил генерал, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
Если бы кто-либо спросил Гордона, почему он так быстро и так резко отверг план Потапова, он затруднился бы ответить. Да, план был смел, даже рискован, но ведь в случае успеха он выводил из безвыходного положения всю группу, включая самого генерала. И все же генерал возражал. Он так привык встречать в штыки все, что исходило от Потапова, что и теперь не мог удержаться от возражения.
Однако это не смутило Александра Ильича. Спокойно и терпеливо он стал доказывать реальность своего плана.
– Конечно, прыгать с дерева на дерево – опасно, – с улыбкой заключил он, – особенно, когда внизу тебя ждут крокодилы. Но что же делать?.. Наше положение вообще очень опасное. А в опасном положении могут помочь только опасные средства.
Доводы Потапова были убедительны. В самом деле, не погибать же всем на этом берегу! Раз иного выхода нет, надо рисковать. И предложение Александра Ильича в конце концов было принято. Правда, генерал при этом мрачно молчал, но он остался в одиночестве.
Началась подготовка к осуществлению дерзкого плана.
Кто же должен совершить головоломный прыжок?
Чтобы предотвратить споры и новые осложнения, Потапов заявил:
– Я готов прыгнуть.
Однако Киви – с самого начала горячий сторонник плана Потапова – покачал головой и, как всегда, кратко сказал:
– Он не может… Сук сломается…
И Киви показал на один из длинных суков дерева, стоявшего на правом берегу. Им неизбежно пришлось бы воспользоваться при осуществлении плана. Вряд ли эта тонкая ветвь могла выдержать тяжесть Потапова.
Наступило неловкое молчание. Казалось, проект провалился, ибо все другие мужчины – крупные, массивные – были не легче Потапова. В эту минуту из-за спины Бенсона появился легкий, миниатюрный Гассан.
– Я могу перепрыгнуть, – тихо, почти робко сказал он.
Все вздохнули с облегчением. Степан воскликнул:
– Молодец, парень! Но сумеешь ли ты?
– Я уже не раз прыгал так, – несколько ободрившись, пояснил Гассан. – В нашей деревне все мальчишки хорошо прыгают с дерева на дерево…
Работа закипела.
Потапов тщательно осмотрел оба дерева и установил, что расстояние между двумя самыми близкими сучьями не меньше полутора метров. Для воздушного прыжка – слишком много… Тогда он накинул на сук дерева, стоявшего на этом берегу, петлю из тонкого, но очень крепкого манильского троса, взятого еще с самолета. Когда сук несколько пригнули, расстояние сократилось примерно до метра, и Гассан твердо заявил, что свободно перескочит его.
Александр Ильич поставил Петрова и Лесли с карабинами в руках на берегу и предложил им держать на прицеле крокодилов: если Гассан упадет, они должны бить крокодилов смертельным для них выстрелом между глаз.
Гассан обвязался веревкой, поплевал на руки и полез на дерево… Глаза всех следили за мальчиком. Гассан кошкой взбирался вверх. Вот он уже почти у вершины… Вот перебрался на длинный сук и медленно и осторожно пополз к его тонкому и гибкому концу… Еще немного… Маленькая фигурка раскачивается на двадцатиметровой высоте над водой, над крокодилами…
Мгновение… И быстрый, стремительный, внезапный бросок.
Маленький комочек летит по воздуху на другое дерево, к протянутой с того берега ветви.
Вдруг резкий предательский треск… Сук, за который Гассан ухватился правой рукой, сломался… Гассан висел, держась одной лишь левой рукой…
Люди внизу невольно опустили глаза. Всем стало страшно.
Но нет, Гассан не упал духом! Изогнувшись, он ногами обвил соседнюю ветвь. Потом мальчик стал медленно сползать вниз, и, наконец, ему удалось, уцепиться за большой, надежный сук. Теперь все было в порядке. Гассан, как обезьянка, раскачиваясь, стал прыгать по веткам, спускаясь все ниже к земле. Вот он освободился от манильского троса, которым был обвязан вокруг пояса, и закрутил его вокруг ствола.
Раздались громкие аплодисменты. Хлопали все, даже бурский полковник не удержался. А генерал Гордон воскликнул:
– Как спортсмен я должен сказать, что это было сделано прекрасно!
Итак, тонкий, прочный, смазанный жиром трос был перекинут на другой берег. Дальнейшее уже не представляло особых трудностей. Под искусным руководством Потапова трос был натянут над рекой. Затем из ветвей и лиан сплели грубую люльку. Она должна была ходить по скользкому от жира тросу. Прикрепленные к люльке длинные, гибкие лианы позволяли подтягивать ее к нужному берегу.
По этому воздушному мосту вся группа благополучно переправилась через реку.
На другом берегу путешественников ждал густой тропический лес. И, хотя остроконечная вершина – цель пути – приближалась, состояние людей заметно ухудшалось.
Вот уже неделю бродили они по африканским дебрям. За долгий день все страшно уставали; спали тревожно и беспокойно; питались плохо. Начались желудочные заболевания, которые еще больше ослабляли людей. Таня упорно боролась с болезнями, но у нее было слишком мало лекарств…
Хуже всего приходилось Бингхэму. Таня всячески старалась помочь ему, и, в общем, это ей удавалось. Неизвестно только, что именно больше помогало больному: лекарства или беседы с врачом. Поговорив с Таней, Бингхэм заметно приободрялся, становился веселее.
Если же она долго не подходила к нему, он начинал нервничать и жаловаться на недуги. Колониальному сановнику казалось, что в его отношении к Тане нет ничего, кроме признательности пациента к лечащему его врачу. Однако иногда он ловил себя на мысли: «Как жаль, что такая милая женщина – большевичка!»
Шел восьмой день пути, и вся группа с трудом продиралась сквозь чащу зарослей и кустарников. Вдруг Киви, шедший, как обычно, впереди, остановился и стал внимательно рассматривать стоявшее чуть в стороне дерево. Потом он подошел к нему, потрогал ветви. Одна из ветвей была надломлена. Киви беспокойно посмотрел по сторонам и пошел дальше. Спустя несколько минут он остановился у другого дерева. На нем тоже была надломлена ветка. Обратившись к Петрову, с которым после истории с леопардом Киви особенно подружился, он сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Если кто-либо из нас, обвязавшись веревкой, сумеет перескочить с одного дерева на другое, потянув веревку за собой, – объяснил Потапов, – нам удастся наладить переправу. Она пойдет над рекой. Это, конечно, связано с риском, но…
И Потапов указал рукой на воду: поверхность ее кишела знакомыми «бугорками».
– Фантазия! – недовольно перебил генерал, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
Если бы кто-либо спросил Гордона, почему он так быстро и так резко отверг план Потапова, он затруднился бы ответить. Да, план был смел, даже рискован, но ведь в случае успеха он выводил из безвыходного положения всю группу, включая самого генерала. И все же генерал возражал. Он так привык встречать в штыки все, что исходило от Потапова, что и теперь не мог удержаться от возражения.
Однако это не смутило Александра Ильича. Спокойно и терпеливо он стал доказывать реальность своего плана.
– Конечно, прыгать с дерева на дерево – опасно, – с улыбкой заключил он, – особенно, когда внизу тебя ждут крокодилы. Но что же делать?.. Наше положение вообще очень опасное. А в опасном положении могут помочь только опасные средства.
Доводы Потапова были убедительны. В самом деле, не погибать же всем на этом берегу! Раз иного выхода нет, надо рисковать. И предложение Александра Ильича в конце концов было принято. Правда, генерал при этом мрачно молчал, но он остался в одиночестве.
Началась подготовка к осуществлению дерзкого плана.
Кто же должен совершить головоломный прыжок?
Чтобы предотвратить споры и новые осложнения, Потапов заявил:
– Я готов прыгнуть.
Однако Киви – с самого начала горячий сторонник плана Потапова – покачал головой и, как всегда, кратко сказал:
– Он не может… Сук сломается…
И Киви показал на один из длинных суков дерева, стоявшего на правом берегу. Им неизбежно пришлось бы воспользоваться при осуществлении плана. Вряд ли эта тонкая ветвь могла выдержать тяжесть Потапова.
Наступило неловкое молчание. Казалось, проект провалился, ибо все другие мужчины – крупные, массивные – были не легче Потапова. В эту минуту из-за спины Бенсона появился легкий, миниатюрный Гассан.
– Я могу перепрыгнуть, – тихо, почти робко сказал он.
Все вздохнули с облегчением. Степан воскликнул:
– Молодец, парень! Но сумеешь ли ты?
– Я уже не раз прыгал так, – несколько ободрившись, пояснил Гассан. – В нашей деревне все мальчишки хорошо прыгают с дерева на дерево…
Работа закипела.
Потапов тщательно осмотрел оба дерева и установил, что расстояние между двумя самыми близкими сучьями не меньше полутора метров. Для воздушного прыжка – слишком много… Тогда он накинул на сук дерева, стоявшего на этом берегу, петлю из тонкого, но очень крепкого манильского троса, взятого еще с самолета. Когда сук несколько пригнули, расстояние сократилось примерно до метра, и Гассан твердо заявил, что свободно перескочит его.
Александр Ильич поставил Петрова и Лесли с карабинами в руках на берегу и предложил им держать на прицеле крокодилов: если Гассан упадет, они должны бить крокодилов смертельным для них выстрелом между глаз.
Гассан обвязался веревкой, поплевал на руки и полез на дерево… Глаза всех следили за мальчиком. Гассан кошкой взбирался вверх. Вот он уже почти у вершины… Вот перебрался на длинный сук и медленно и осторожно пополз к его тонкому и гибкому концу… Еще немного… Маленькая фигурка раскачивается на двадцатиметровой высоте над водой, над крокодилами…
Мгновение… И быстрый, стремительный, внезапный бросок.
Маленький комочек летит по воздуху на другое дерево, к протянутой с того берега ветви.
Вдруг резкий предательский треск… Сук, за который Гассан ухватился правой рукой, сломался… Гассан висел, держась одной лишь левой рукой…
Люди внизу невольно опустили глаза. Всем стало страшно.
Но нет, Гассан не упал духом! Изогнувшись, он ногами обвил соседнюю ветвь. Потом мальчик стал медленно сползать вниз, и, наконец, ему удалось, уцепиться за большой, надежный сук. Теперь все было в порядке. Гассан, как обезьянка, раскачиваясь, стал прыгать по веткам, спускаясь все ниже к земле. Вот он освободился от манильского троса, которым был обвязан вокруг пояса, и закрутил его вокруг ствола.
Раздались громкие аплодисменты. Хлопали все, даже бурский полковник не удержался. А генерал Гордон воскликнул:
– Как спортсмен я должен сказать, что это было сделано прекрасно!
Итак, тонкий, прочный, смазанный жиром трос был перекинут на другой берег. Дальнейшее уже не представляло особых трудностей. Под искусным руководством Потапова трос был натянут над рекой. Затем из ветвей и лиан сплели грубую люльку. Она должна была ходить по скользкому от жира тросу. Прикрепленные к люльке длинные, гибкие лианы позволяли подтягивать ее к нужному берегу.
По этому воздушному мосту вся группа благополучно переправилась через реку.
На другом берегу путешественников ждал густой тропический лес. И, хотя остроконечная вершина – цель пути – приближалась, состояние людей заметно ухудшалось.
Вот уже неделю бродили они по африканским дебрям. За долгий день все страшно уставали; спали тревожно и беспокойно; питались плохо. Начались желудочные заболевания, которые еще больше ослабляли людей. Таня упорно боролась с болезнями, но у нее было слишком мало лекарств…
Хуже всего приходилось Бингхэму. Таня всячески старалась помочь ему, и, в общем, это ей удавалось. Неизвестно только, что именно больше помогало больному: лекарства или беседы с врачом. Поговорив с Таней, Бингхэм заметно приободрялся, становился веселее.
Если же она долго не подходила к нему, он начинал нервничать и жаловаться на недуги. Колониальному сановнику казалось, что в его отношении к Тане нет ничего, кроме признательности пациента к лечащему его врачу. Однако иногда он ловил себя на мысли: «Как жаль, что такая милая женщина – большевичка!»
Шел восьмой день пути, и вся группа с трудом продиралась сквозь чащу зарослей и кустарников. Вдруг Киви, шедший, как обычно, впереди, остановился и стал внимательно рассматривать стоявшее чуть в стороне дерево. Потом он подошел к нему, потрогал ветви. Одна из ветвей была надломлена. Киви беспокойно посмотрел по сторонам и пошел дальше. Спустя несколько минут он остановился у другого дерева. На нем тоже была надломлена ветка. Обратившись к Петрову, с которым после истории с леопардом Киви особенно подружился, он сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108