– Сестра Мария, ты знаешь, в каком тяжком преступлении тебя обвинили. Хотя ты и разыгрываешь из себя невинную девушку, притворство твое ни к чему не приведет, всем известно, как ты себя вела.
На это сестра Мария, не дрогнув, ему ответила:
– Позовите сюда того, кто хочет меня обличить, и вы увидите, посмеет ли он в моем присутствии повторить свою клевету.
– Никаких доказательств нам не надо, – сказал приор, – достаточно того, что духовник сам во всем сознался.
– Духовник наш такой благородный человек, – воскликнула сестра Мария, – что он на это никак не способен. Но если вы настаиваете на своем, то пусть он придет сюда – и я докажу вам, что это ложь.
Видя, что ему ничем не удается ее запугать, приор сказал:
– Я твой духовный отец и хочу спасти твою честь. Если ты не хочешь совершить смертный грех, заклинаю тебя, скажи мне правду, действительно ли, принимая обет монашества, ты была девственницей?
– Святой отец, – ответила Мария, – ведь я с пяти лет живу в монастыре, разве этого недостаточно, чтобы убедить вас в моей невинности?
– Допустим, что это так, дочь моя, – ответил приор, – но разве с тех пор никто не мог лишить тебя девственности?
Сестра Мария поклялась, что этого не было и что, кроме него самого, никто никогда не пытался это сделать. На это он ответил, что он не может ей поверить и что ему нужны доказательства.
– Какие же доказательства я могу привести? – спросила она.
– А вот какие, – ответил святой отец, – те самые, которые приводили все остальные монахини. Я ведь являюсь пастырем не только душ ваших, но и вашей плоти. Все ваши аббатисы прошли через мои руки. И тебе тоже нечего бояться, я только удостоверюсь в том, девственна ты или нет. Поэтому ляг сейчас на постель и подними платье.
– Вы уже столько раз приставали ко мне и объяснялись в безумной любви, – в негодовании вскричала сестра Мария, – что я твердо убеждена, что вам хочется вовсе не удостовериться в том, что я невинна, а лишить меня невинности. Поэтому знайте, что я никогда на это не соглашусь.
Тогда приор сказал, что за непослушание отлучит ее от церкви, и пригрозил, что созовет капитул и приведет ее туда, чтобы изобличить перед всеми, кто знает про ее связь с духовником.
– Ну, если вы собираетесь опозорить меня перед людьми, – бесстрашно ответила ему Мария, – тот, кто видит и знает глубины сердца, воздаст мне великую славу. И раз вы хотите позволить себе такую низость, то пусть уж лучше я приму самые жестокие страдания, ибо я знаю, что единственный справедливый судья наш – Господь Бог.
Приор немедленно собрал капитул и, призвав сестру Марию, велел ей стать на колени перед всеми и сказал ей раздраженно:
– Сестра Мария, я огорчен тем, что ты оказалась глуха ко всем моим добрым советам и содеяла такой грех, за который, вопреки обыкновению моему, я должен наложить на тебя покаяние. Когда я допрашивал твоего духовника о тех преступлениях, в которых его обвиняют, он признался, что согрешил с тобой и случилось это именно в том месте, где вас застали свидетели. А поелику я покровительствовал тебе и сделал тебя старшей над послушницами, теперь я приказываю, чтобы ты стала самой последней из всех и чтобы отныне ты сидела на полу и ела один только хлеб и пила воду – до тех пор, пока вся обитель не признает, что покаянием этим ты искупила свой грех.
Сестра Мария, которую одна из монахинь предупреждала, что, если она станет в чем-либо возражать приору, он заточит ее in pace, то есть навеки, выслушала это решение и воздела очи к небесам, прося Господа, который помог ей удержаться от греха, помочь ей теперь вынести это жестокое наказание. Ко всему прочему приор запретил ей свидания с отцом и матерью на три года, – то есть до тех пор, пока не окончится срок наказания, – и не позволил ей писать никаких писем, сказав, что за нее эти письма будет писать обитель.
С этим он и уехал, а несчастная монахиня в течение долгого времени сносила наложенную на нее кару. Мать ее, у которой она была любимой дочерью, изумлялась, не получая от нее писем, и сказала одному из своих сыновей, что, должно быть, дочери ее уже нет в живых, а монахини, чтобы получать годовое содержание, которое ей полагалось, решили скрыть ее смерть. И она попросила его поехать в монастырь и узнать, что случилось с Марией. Тот немедленно же туда отправился, и, когда он осведомился о ней, ему, как это принято делать в подобных случаях, сказали, что сестра его уже три года как лежит в постели. Ответ монахинь его, однако, не удовлетворил, и он поклялся, что, если его не пустят к сестре, он все равно силой ворвется в монастырь и ее увидит. Решимость его всех так испугала, что они привели несчастную Марию к ограде монастыря, причем аббатиса все время стояла с ней рядом, так что она ничего не могла сказать брату о себе, кроме того, что ей было позволено. Но сестра Мария оказалась достаточно сообразительной и успела написать обо всем, что с ней за это время произошло и что вы уже знаете, присовокупив к этому рассказ о многих других хитростях приора, которыми он хотел ее обмануть, перечислять которые здесь было бы слишком долго. Добавлю только, что еще в то время, когда аббатисой была родственница Марии, приор подсылал к ней одного молодого монаха, полагая, что, если девушку отвратило его собственное безобразие, она не устоит перед молодостью и красотой – и тогда страх сделает то, чего не добилась любовь, и она вынуждена будет уступить его настояниям. Но когда, застав ее одну в саду, молодой монах стал склонять ее к бесчестию такими бесстыдными речами и непотребными телодвижениями, которые мне стыдно даже описывать, несчастная девушка побежала к аббатисе, разговаривавшей в это время с приором, и закричала:
– Матушка, оказывается это не монахи, а дьяволы, посланные, чтобы нас искушать!
И тогда приор, который очень боялся, чтобы замысел его не открылся, засмеялся и сказал:
– Ну разумеется, матушка, Мария права!
И взяв ее за руку, он сказал аббатисе:
– До меня дошли слухи, что у сестры Марии так хорошо привязан язык и она так любит болтать, что ее можно принять за светскую даму. Потому-то, дабы испытать ее, я решил обратиться к ней с такими речами, с какими светские кавалеры обращаются к дамам, а так как сам я в этом искусстве неопытен, как дитя, я стал читать все, что об этом пишут в книгах. Только я сообразил, что сам я безобразен и стар и все, что я говорю, ничего для нее не может значить, и тогда велел молодому монаху, который со мною сюда приехал, повести с нею такие вот речи. И, как вы могли убедиться сами, она с честью выдержала этот искус. А коль скоро она так добродетельна и скромна, я хочу, чтобы отныне она была первой после вас, и поручаю ей всех послушниц, чтобы она могла и впредь, выказывать добродетель свою и высокое рвение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141