Но жена ответила, что ему полезнее съесть жаркого с приправой. Тогда он велел ей приготовить жаркое, а для приправы взять в лавке корицы и сахару. Она взяла и то и другое, причем вспомнила также и об остатке порошка, который аптекарь давал куме, и насыпала его в кушанье без всякой меры и веса. Муж съел жаркое и нашел его очень вкусным. Скоро, однако, он почувствовал на себе действие порошка; сначала он думал, что сумеет найти успокоение с женой, но легче ему от этого не стало; он весь горел, как в огне, и не знал, что с собою поделать. Он закричал, что жена его отравила, и стал у нее выпытывать, что она могла положить в жаркое. Ей пришлось сказать ему всю правду и признаться, что лекарство это было ей столь же необходимо, как и ее куме. Бедному аптекарю, который так ослабел, что не мог даже отколотить жену, оставалось только ругать ее и проклинать. Он прогнал ее с глаз своих и послал за аптекарем королевы Наваррской, прося его сейчас же прийти. Тот дал ему все необходимые лекарства и быстро его вылечил, а потом очень строго отчитал за то, что он оказался так глуп и дал другому лекарства, которые ни за что бы не захотел испытывать на себе. Он добавил, что жена его была совершенно права, – она ведь действовала так только потому, что хотела вернуть его любовь. После этого бедному аптекарю пришлось набраться терпения и признать, что он действительно был виноват и справедливо наказан тем, что над ним потешились точно так же, как сам он готовился потешиться над другими.
Мне думается, благородные дамы, что любовь этой женщины, как ни была она велика, была все же нескромной.
– Вы что же, считаете, что женщина любит своего мужа, если она способна причинить ему страдания, лишь бы потом на долю ее выпало побольше наслаждений? – сказал Иркан.
– А по-моему, – сказала Лонгарина, – ей хотелось только одного: вернуть любовь своего мужа, которую она считала потерянной. Ради этого женщины способны на все.
– Что бы там ни было, жена никогда не должна давать своему мужу ни еды, ни питья, если она хорошенько не проверила сама и не узнала от людей сведущих, что они ему не повредят. Впрочем, незнание все же извинительно, и женщине можно простить ее поступок; никакая ведь страсть так не ослепляет человека, как любовь, и это прежде всего касается именно женщин, ибо, попав в трудное положение, они бывают неспособны вести себя разумно, – заметил Жебюрон.
– Жебюрон, – сказала Уазиль, – на этот раз вы отступаете от своей похвальной привычки, чтобы не расходиться в мнении с остальными. Но есть же на свете женщины, которые способны терпеливо сносить и любовь и ревность.
– Да, – сказал Иркан, – и даже весело, ибо самые разумные женщины – это те, которые умеют посмеяться над проделками своих мужей так же, как мужья, обманывая их, втайне смеются над ними. Но если вы предоставите мне сейчас слово, – а потом завершить этот день мы попросим госпожу Уазиль, – я расскажу вам историю об одной супружеской паре, известной всем здесь присутствующим.
– Так начинайте же, – сказала Номерфида.
Тогда Иркан, улыбнувшись, начал так.
Новелла шестьдесят девятая
Одна женщина была настолько благоразумна, что, когда она увидела, что ее муж, рассчитывая, что служанка снизойдет к его мольбам, переоделся в платье этой девушки и стал просеивать вместо нее зерно, нисколько не огорчилась и только посмеялась над его глупостью.
В замке Одо в Бигорре жил королевский конюший по имени Карло, итальянец, который женился на одной дворянке, женщине очень порядочной и достойной. Жена его, у которой родилось от него несколько человек детей, с годами подурнела. Однако конюший и сам уже был немолод, и он продолжал жить с нею в мире и дружбе. Иногда он, правда, немного заигрывал со служанками, но жена не обращала на это никакого внимания. И только когда она узнавала, что та или иная слишком много себе позволяет, она старалась незаметно ее спровадить. Однажды к ним в дом поступила очень хорошая, скромная девушка. Хозяйка рассказала ей про повадки своего мужа, предупредив, что, как только служанки ее начинают вести себя худо, она их выгоняет из дома. Девушка эта дорожила своим местом и, чтобы ничем не прогневить свою госпожу, решила вести себя так, как положено. И как господин ни одолевал ее своими мольбами, она не сдавалась и обо всем рассказывала госпоже, причем обе только смеялись над его сумасбродством. Как-то раз, когда служанка в одной из задних комнат просеивала зерно, надев на голову чепец с пелериной, какие принято носить в этой местности (чепец этот сзади закрывает также спину и плечи), и господин увидел ее в таком уборе, он снова принялся докучать ей своим волокитством. Она же, хотя скорее готова была умереть, чем уступить его мольбам, сделала вид, что согласна, – попросив, однако, разрешения пойти посмотреть, что делает ее госпожа, чтобы та не могла застать их врасплох, на что господин ее согласился. Тогда служанка уговорила его надеть ее чепец и, пока она будет ходить, продолжать работу, чтобы до слуха госпожи ее все время доносился стук решета. Влюбленный хозяин с радостью принялся за дело, в надежде, что девушка исполнит потом все его желания. Служанка же, которая отличалась веселым нравом, побежала к своей госпоже и шепнула ей:
– Подите-ка взгляните на вашего муженька: чтобы отвадить его от себя, я научила его просеивать зерно.
Госпожа ее побежала взглянуть на новоявленную служанку. И, увидав своего супруга в чепце и с решетом в руках, принялась хлопать в ладоши и хохотать. Захлебываясь от смеха, она спросила его:
– Эй, тетка, сколько тебе в месяц платят за твою работу?
Услыхав знакомый голос и догадавшись, что его обманули, муж скинул с себя чепец, бросил решето с зерном и погнался за служанкой, нещадно ее ругая, – и, если бы жена за нее не заступилась, он бы ее тут же выгнал из дома. Потом, однако, все уладилось, и супруги продолжали жить вместе по-прежнему, никогда не ссорясь.
Что вы скажете, благородные дамы, об этой женщине? Разве не правильно она поступила, посмеявшись над забавами своего супруга?
– Какие же это забавы! – воскликнул Сафредан. – Он же ведь так и не сумел ничего добиться.
– А я вот думаю, – сказала Эннасюита, – что ему приятнее было посмеяться с женой, нежели в его-то возрасте убивать себя, амурничая со служанкой.
– Ну, уж если бы меня застали в таком чудном уборе, – воскликнул Симонто, – мне было бы не до смеху.
– Мне довелось слышать, – сказала Парламанта, – что, несмотря на всю вашу хитрость, жена ваша чуть-чуть было не застала вас в столь же неподходящем наряде и что она после этого лишилась покоя.
– Лучше бы вы занялись тем, что творится в вашем собственном доме, – сказал Симонто, – а мой предоставили мне; даже если бы у жены моей была причина на меня жаловаться, – и та самая, о которой вы говорите, – она все равно не стала бы замечать этого, будучи занята делом более важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Мне думается, благородные дамы, что любовь этой женщины, как ни была она велика, была все же нескромной.
– Вы что же, считаете, что женщина любит своего мужа, если она способна причинить ему страдания, лишь бы потом на долю ее выпало побольше наслаждений? – сказал Иркан.
– А по-моему, – сказала Лонгарина, – ей хотелось только одного: вернуть любовь своего мужа, которую она считала потерянной. Ради этого женщины способны на все.
– Что бы там ни было, жена никогда не должна давать своему мужу ни еды, ни питья, если она хорошенько не проверила сама и не узнала от людей сведущих, что они ему не повредят. Впрочем, незнание все же извинительно, и женщине можно простить ее поступок; никакая ведь страсть так не ослепляет человека, как любовь, и это прежде всего касается именно женщин, ибо, попав в трудное положение, они бывают неспособны вести себя разумно, – заметил Жебюрон.
– Жебюрон, – сказала Уазиль, – на этот раз вы отступаете от своей похвальной привычки, чтобы не расходиться в мнении с остальными. Но есть же на свете женщины, которые способны терпеливо сносить и любовь и ревность.
– Да, – сказал Иркан, – и даже весело, ибо самые разумные женщины – это те, которые умеют посмеяться над проделками своих мужей так же, как мужья, обманывая их, втайне смеются над ними. Но если вы предоставите мне сейчас слово, – а потом завершить этот день мы попросим госпожу Уазиль, – я расскажу вам историю об одной супружеской паре, известной всем здесь присутствующим.
– Так начинайте же, – сказала Номерфида.
Тогда Иркан, улыбнувшись, начал так.
Новелла шестьдесят девятая
Одна женщина была настолько благоразумна, что, когда она увидела, что ее муж, рассчитывая, что служанка снизойдет к его мольбам, переоделся в платье этой девушки и стал просеивать вместо нее зерно, нисколько не огорчилась и только посмеялась над его глупостью.
В замке Одо в Бигорре жил королевский конюший по имени Карло, итальянец, который женился на одной дворянке, женщине очень порядочной и достойной. Жена его, у которой родилось от него несколько человек детей, с годами подурнела. Однако конюший и сам уже был немолод, и он продолжал жить с нею в мире и дружбе. Иногда он, правда, немного заигрывал со служанками, но жена не обращала на это никакого внимания. И только когда она узнавала, что та или иная слишком много себе позволяет, она старалась незаметно ее спровадить. Однажды к ним в дом поступила очень хорошая, скромная девушка. Хозяйка рассказала ей про повадки своего мужа, предупредив, что, как только служанки ее начинают вести себя худо, она их выгоняет из дома. Девушка эта дорожила своим местом и, чтобы ничем не прогневить свою госпожу, решила вести себя так, как положено. И как господин ни одолевал ее своими мольбами, она не сдавалась и обо всем рассказывала госпоже, причем обе только смеялись над его сумасбродством. Как-то раз, когда служанка в одной из задних комнат просеивала зерно, надев на голову чепец с пелериной, какие принято носить в этой местности (чепец этот сзади закрывает также спину и плечи), и господин увидел ее в таком уборе, он снова принялся докучать ей своим волокитством. Она же, хотя скорее готова была умереть, чем уступить его мольбам, сделала вид, что согласна, – попросив, однако, разрешения пойти посмотреть, что делает ее госпожа, чтобы та не могла застать их врасплох, на что господин ее согласился. Тогда служанка уговорила его надеть ее чепец и, пока она будет ходить, продолжать работу, чтобы до слуха госпожи ее все время доносился стук решета. Влюбленный хозяин с радостью принялся за дело, в надежде, что девушка исполнит потом все его желания. Служанка же, которая отличалась веселым нравом, побежала к своей госпоже и шепнула ей:
– Подите-ка взгляните на вашего муженька: чтобы отвадить его от себя, я научила его просеивать зерно.
Госпожа ее побежала взглянуть на новоявленную служанку. И, увидав своего супруга в чепце и с решетом в руках, принялась хлопать в ладоши и хохотать. Захлебываясь от смеха, она спросила его:
– Эй, тетка, сколько тебе в месяц платят за твою работу?
Услыхав знакомый голос и догадавшись, что его обманули, муж скинул с себя чепец, бросил решето с зерном и погнался за служанкой, нещадно ее ругая, – и, если бы жена за нее не заступилась, он бы ее тут же выгнал из дома. Потом, однако, все уладилось, и супруги продолжали жить вместе по-прежнему, никогда не ссорясь.
Что вы скажете, благородные дамы, об этой женщине? Разве не правильно она поступила, посмеявшись над забавами своего супруга?
– Какие же это забавы! – воскликнул Сафредан. – Он же ведь так и не сумел ничего добиться.
– А я вот думаю, – сказала Эннасюита, – что ему приятнее было посмеяться с женой, нежели в его-то возрасте убивать себя, амурничая со служанкой.
– Ну, уж если бы меня застали в таком чудном уборе, – воскликнул Симонто, – мне было бы не до смеху.
– Мне довелось слышать, – сказала Парламанта, – что, несмотря на всю вашу хитрость, жена ваша чуть-чуть было не застала вас в столь же неподходящем наряде и что она после этого лишилась покоя.
– Лучше бы вы занялись тем, что творится в вашем собственном доме, – сказал Симонто, – а мой предоставили мне; даже если бы у жены моей была причина на меня жаловаться, – и та самая, о которой вы говорите, – она все равно не стала бы замечать этого, будучи занята делом более важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141