Увидев Андрея, ещё пуще порозовела и тут же стремглав покинула комнату.
Когда за окном река или море, всех обязательно тянет к окну, Андрей, заложив руки в карманы, прошёл к широкому окну. Глядел на реку, чуть покачиваясь на носках. Что смутило Валю? И почему она сегодня какая-то особенная? Чудесная девушка. Милая, с чистым сердцем. Андрей сел и открыл ящик стола. Что-то длинное. Коробка. Открыл. Великолепный галстук в целлофане. И на белом картоне: «Поздравляю с днем рождения. Валя». Не забыла. Сегодня утром Андрей получил телеграмму от матери и Бориса. И вот ещё одно чуткое сердце. Вернулась Валя.
– Валя, я сердечно тронут. Нет слов. Хотел бы отметить, – Андрей запнулся, в кармане восемь рублей. Не разгуляешься.
– У меня есть. Дам взаймы, – поняла Валя.
– Откровенно говоря, я не люблю наши ломоносовские рестораны.
– Можно у меня. Например, завтра вечером. Позовем Люсю, Галю, Татьяну, Веру, Наташу. Хозяйка всё приготовит. Пригласи своих друзей.
– Кого? Яши нет. А сегодня, если согласна, пойдём в кино. Я в обед схожу за билетами на восемь часов.
– Хорошо.
Звонок. Андрей взял трубку.
– Да. Полонский. Не знаю. Если вы настаиваете. Можно у меня дома. Завтра воскресенье. Скажем, в одиннадцать утра. Пожалуйста.
– Звонила Виктория Степановна, супруга Панкова, – сказал Андрей Вале.
В пять часов с минутами Андрей вышел из подъезда совнархоза и повернул к проспекту Виноградова. У стендов драматического театра его поджидала Ляля.
– Здравствуй, Андрюша. Почему ты без берета? Дождь.
– Берет в кармане. Хочу освежиться.
Лялю направили к стенду драмтеатра неожиданные обстоятельства. Пришёл грузовой теплоход «Дагестан». Вечером помощник капитана Филипп Касаткин встретился с Лялей. Встреча прошла без взаимопонимания и вручения зарубежных сувениров. Касаткин объяснился сурово и коротко:
– Знаю всё. С кем уезжала, с кем гуляла в Сухуми.
– Что ты? Кто насплетничал?!
– Твои подружки объяснили. И сам Сергей Норков, капитан сейнера, подтвердил. Все факты проверены. И про Полонского знаю. Я видел его, славный парень. И счастливый, что не женился на тебе. Вся команда знает о твоих похождениях, так что к теплоходу не приходи. Над тобой смеяться будут. Прощай.
Дальнейшие уверения оказались бесполезными. Касаткин ушёл.
Едва вошли в театральный сквер, Ляля начала активное покаяние. Предполагая, что могут понадобиться слезы, она сегодня не стала подкрашивать ресницы.
– Прости меня, Андрей. Ты же не мог поехать со мной. Уже нельзя ни с кем дружить, встречаться?
– Между нами всё кончилось в ту минуту, когда ты просила время на размышления. В переулке напротив моего дома, который мог стать твоим домом. Сейчас поздно. Я женился.
– Когда?
– Неделю назад.
– На ком? Я могу знать?
Андрей на секунду растерялся, затем решительно объявил:
– На Валентине Крыловой.
– Поздравляю.
Ляля вскинула головку и резко отвернулась.
И пошли они в разные стороны. Дождь перестал. Андрей чувствовал, что у него горит голова, сердце. Ему стало жарко.
– Дурак! Олух! И ещё чурбан! – громко сказал в свой адрес Андрей.
Повернул назад. Остановил такси.
У нужного дома вышел и поднялся на второй этаж. Открыл дверь в прихожую, двинулся дальше. Дверь в комнату была открыта. Валя в спортивных трусах и безрукавке мыла пол.
– Гражданка Полонская, – сказал Андрей. Валя обернулась и выронила тряпку.
– Не желаете ли вы переменить фамилию Крылова на Полонскую? Если да, я отпущу такси.
– Отпусти, Андрей, – всё ещё стоя в луже воды, произнесла полуживая Валя.
Андрей простер руки (такси подождёт) и обнял Валю, топча мокрую тряпку.
* * *
Выйдя из кино, Валя спросила Андрея:
– Тебе нравится фильм?
– Я ничего не видел.
– Я тоже, – ответила Валя. Шёл дождь.
* * *
Виктория Степановна уже около получаса терзала Андрея.
– Павел Захарович так хорошо к вам относился, как же вы…
– Павел Захарович, мягко выражаясь, плохо относился к государственным интересам. Вы это отлично знаете.
– Будет суд. Пощадите его. У вас есть мать.
– Моя мать презирает нечестных людей.
– Вы же бывали у нас в доме.
– Поэтому и не сомневался, что поступаю, как этого требует совесть.
– Его спровоцировал этот Тернюк.
– Вы не всё знаете. Панкова я видел в компании Тернюка в Сухуми. И кое-что другое видел.
– Не может быть! Я не верю вам.
– На суде вы ещё не то услышите.
– О, у нас умеют… создавать дела. Вас, конечно, чем-то соблазнили.
– Тогда нам тем более не о чем говорить.
– Карьеру делаете. На чужом несчастье. Бог вас накажет!
– Тогда я спокоен. Виктория Степановна ушла.
* * *
В Кирове наступала зима. Тернюк в стеганке и сапогах чувствовал себя безоружным.
«Ну не дают жить. Гоняют, как зайца. Надеялись, что я им за суточные и зарплату буду строить коммунизм, колхозное строительство разворачивать. Хоть пять лет буду кататься из города в город, всё одно не поймают», – сердился Тернюк.
Когда несколько лет назад слушалось «Ставропольское дело», на скамьях подсудимых рядышком сидел тридцать один жулик. Отсутствовал тридцать второй. Он «отдыхал» под Черкассами у тётки Олены. Муж Олены – участковый милиции. Полгода Тернюк заведовал складом райпотребсоюза. И ничего, не без пользы. Кое-что нажил.
«Опять податься в Черкассы? А чего? – размышлял Юхим. – А может, в Сибирь прокатиться, на стройки коммунизма? И кто этот социализм-коммунизм выдумал? Не будь этой теории, я бы купил себе хату под железом, земельку, сад развел бы, работничков бы нанял. Эх! Какая картина… Подсолнухи у плетня, вишня в саду. Нет, всё-таки лучше в городе жить. Тут тебе и „Гастроном“, и ванная, и телевизор, и радиола. И жениться можно на такой красуле! Ого! Даже из тех, что в ансамбле танцуют. Ох славные там девчата имеются».
Тернюк ещё до денежной реформы разместил свои капиталы: сто десять тысяч в Киеве, сто пятнадцать в Москве, шестьдесят в Ленинграде. Получив сберкнижки, тут же порвал их. Знал, что по закону, если предъявишь паспорт, деньги всегда твои, ещё с процентами. Остальные деньги доверил дяде.
Мысли Тернюка развеял старшина милиции.
– Гражданин!
Тернюк оторопел. Старшина взял под козырёк: «Почему нарушаете?» – и указал рукой на тротуар.
– Извиняюсь. У нас в селе, на Украине, покамест тротуаров нет, – заискивающе улыбаясь, произнес Тернюк, нащупывая ногой тротуар.
«Ну, не дают жить!» – снова вернулся к своей неувядаемой теме междугородный мошенник.
«Нет, в Сибирь не поеду, там уже зима. Поеду в Казань, к Земфире. Очень славная женщина, хоть и татарка. Поживу там месяца два, пока всякие телеграммы проскочат, пока будут активно искать».
В гостиницу Тернюк не пошёл. Сдал на вокзале чемодан на хранение и отправился на рынок. Посидел в закусочной. Разговорился с уборщицей, – мол, приехал в командировку, в гостиницу не пробьешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Когда за окном река или море, всех обязательно тянет к окну, Андрей, заложив руки в карманы, прошёл к широкому окну. Глядел на реку, чуть покачиваясь на носках. Что смутило Валю? И почему она сегодня какая-то особенная? Чудесная девушка. Милая, с чистым сердцем. Андрей сел и открыл ящик стола. Что-то длинное. Коробка. Открыл. Великолепный галстук в целлофане. И на белом картоне: «Поздравляю с днем рождения. Валя». Не забыла. Сегодня утром Андрей получил телеграмму от матери и Бориса. И вот ещё одно чуткое сердце. Вернулась Валя.
– Валя, я сердечно тронут. Нет слов. Хотел бы отметить, – Андрей запнулся, в кармане восемь рублей. Не разгуляешься.
– У меня есть. Дам взаймы, – поняла Валя.
– Откровенно говоря, я не люблю наши ломоносовские рестораны.
– Можно у меня. Например, завтра вечером. Позовем Люсю, Галю, Татьяну, Веру, Наташу. Хозяйка всё приготовит. Пригласи своих друзей.
– Кого? Яши нет. А сегодня, если согласна, пойдём в кино. Я в обед схожу за билетами на восемь часов.
– Хорошо.
Звонок. Андрей взял трубку.
– Да. Полонский. Не знаю. Если вы настаиваете. Можно у меня дома. Завтра воскресенье. Скажем, в одиннадцать утра. Пожалуйста.
– Звонила Виктория Степановна, супруга Панкова, – сказал Андрей Вале.
В пять часов с минутами Андрей вышел из подъезда совнархоза и повернул к проспекту Виноградова. У стендов драматического театра его поджидала Ляля.
– Здравствуй, Андрюша. Почему ты без берета? Дождь.
– Берет в кармане. Хочу освежиться.
Лялю направили к стенду драмтеатра неожиданные обстоятельства. Пришёл грузовой теплоход «Дагестан». Вечером помощник капитана Филипп Касаткин встретился с Лялей. Встреча прошла без взаимопонимания и вручения зарубежных сувениров. Касаткин объяснился сурово и коротко:
– Знаю всё. С кем уезжала, с кем гуляла в Сухуми.
– Что ты? Кто насплетничал?!
– Твои подружки объяснили. И сам Сергей Норков, капитан сейнера, подтвердил. Все факты проверены. И про Полонского знаю. Я видел его, славный парень. И счастливый, что не женился на тебе. Вся команда знает о твоих похождениях, так что к теплоходу не приходи. Над тобой смеяться будут. Прощай.
Дальнейшие уверения оказались бесполезными. Касаткин ушёл.
Едва вошли в театральный сквер, Ляля начала активное покаяние. Предполагая, что могут понадобиться слезы, она сегодня не стала подкрашивать ресницы.
– Прости меня, Андрей. Ты же не мог поехать со мной. Уже нельзя ни с кем дружить, встречаться?
– Между нами всё кончилось в ту минуту, когда ты просила время на размышления. В переулке напротив моего дома, который мог стать твоим домом. Сейчас поздно. Я женился.
– Когда?
– Неделю назад.
– На ком? Я могу знать?
Андрей на секунду растерялся, затем решительно объявил:
– На Валентине Крыловой.
– Поздравляю.
Ляля вскинула головку и резко отвернулась.
И пошли они в разные стороны. Дождь перестал. Андрей чувствовал, что у него горит голова, сердце. Ему стало жарко.
– Дурак! Олух! И ещё чурбан! – громко сказал в свой адрес Андрей.
Повернул назад. Остановил такси.
У нужного дома вышел и поднялся на второй этаж. Открыл дверь в прихожую, двинулся дальше. Дверь в комнату была открыта. Валя в спортивных трусах и безрукавке мыла пол.
– Гражданка Полонская, – сказал Андрей. Валя обернулась и выронила тряпку.
– Не желаете ли вы переменить фамилию Крылова на Полонскую? Если да, я отпущу такси.
– Отпусти, Андрей, – всё ещё стоя в луже воды, произнесла полуживая Валя.
Андрей простер руки (такси подождёт) и обнял Валю, топча мокрую тряпку.
* * *
Выйдя из кино, Валя спросила Андрея:
– Тебе нравится фильм?
– Я ничего не видел.
– Я тоже, – ответила Валя. Шёл дождь.
* * *
Виктория Степановна уже около получаса терзала Андрея.
– Павел Захарович так хорошо к вам относился, как же вы…
– Павел Захарович, мягко выражаясь, плохо относился к государственным интересам. Вы это отлично знаете.
– Будет суд. Пощадите его. У вас есть мать.
– Моя мать презирает нечестных людей.
– Вы же бывали у нас в доме.
– Поэтому и не сомневался, что поступаю, как этого требует совесть.
– Его спровоцировал этот Тернюк.
– Вы не всё знаете. Панкова я видел в компании Тернюка в Сухуми. И кое-что другое видел.
– Не может быть! Я не верю вам.
– На суде вы ещё не то услышите.
– О, у нас умеют… создавать дела. Вас, конечно, чем-то соблазнили.
– Тогда нам тем более не о чем говорить.
– Карьеру делаете. На чужом несчастье. Бог вас накажет!
– Тогда я спокоен. Виктория Степановна ушла.
* * *
В Кирове наступала зима. Тернюк в стеганке и сапогах чувствовал себя безоружным.
«Ну не дают жить. Гоняют, как зайца. Надеялись, что я им за суточные и зарплату буду строить коммунизм, колхозное строительство разворачивать. Хоть пять лет буду кататься из города в город, всё одно не поймают», – сердился Тернюк.
Когда несколько лет назад слушалось «Ставропольское дело», на скамьях подсудимых рядышком сидел тридцать один жулик. Отсутствовал тридцать второй. Он «отдыхал» под Черкассами у тётки Олены. Муж Олены – участковый милиции. Полгода Тернюк заведовал складом райпотребсоюза. И ничего, не без пользы. Кое-что нажил.
«Опять податься в Черкассы? А чего? – размышлял Юхим. – А может, в Сибирь прокатиться, на стройки коммунизма? И кто этот социализм-коммунизм выдумал? Не будь этой теории, я бы купил себе хату под железом, земельку, сад развел бы, работничков бы нанял. Эх! Какая картина… Подсолнухи у плетня, вишня в саду. Нет, всё-таки лучше в городе жить. Тут тебе и „Гастроном“, и ванная, и телевизор, и радиола. И жениться можно на такой красуле! Ого! Даже из тех, что в ансамбле танцуют. Ох славные там девчата имеются».
Тернюк ещё до денежной реформы разместил свои капиталы: сто десять тысяч в Киеве, сто пятнадцать в Москве, шестьдесят в Ленинграде. Получив сберкнижки, тут же порвал их. Знал, что по закону, если предъявишь паспорт, деньги всегда твои, ещё с процентами. Остальные деньги доверил дяде.
Мысли Тернюка развеял старшина милиции.
– Гражданин!
Тернюк оторопел. Старшина взял под козырёк: «Почему нарушаете?» – и указал рукой на тротуар.
– Извиняюсь. У нас в селе, на Украине, покамест тротуаров нет, – заискивающе улыбаясь, произнес Тернюк, нащупывая ногой тротуар.
«Ну, не дают жить!» – снова вернулся к своей неувядаемой теме междугородный мошенник.
«Нет, в Сибирь не поеду, там уже зима. Поеду в Казань, к Земфире. Очень славная женщина, хоть и татарка. Поживу там месяца два, пока всякие телеграммы проскочат, пока будут активно искать».
В гостиницу Тернюк не пошёл. Сдал на вокзале чемодан на хранение и отправился на рынок. Посидел в закусочной. Разговорился с уборщицей, – мол, приехал в командировку, в гостиницу не пробьешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65