Подручные и посредники, которые усаживались на судебные скамьи рядом с бывшими директорами и заведующими, называли Джейрана разными именами. Под этими именами усердно разыскивали кочующего Джейрана.
Курбского Джейран – он же Орлов, Никаноров, Хрусталёв и прочая – «приобрел» лет двадцать назад, когда Леон Константинович, на самом деле – Прохорчук Николай Гаврилович, считался преуспевающим адвокатом. Джейрану требовался личный юрисконсульт и представительное лицо. Курбский отвечал его требованиям. Но Джейран все двадцать лет маялся, имея дело с сибаритом Курбским.
Леон Константинович недолюбливал конспирацию, поддерживал бесцельные знакомства и иногда ни с того ни с сего одобрительно отзывался о мероприятиях советской власти.
– Почему бы вам, профессор, не пойти лектором общества по распространению знаний? На общественных началах, – издевался над ним его шеф.
– Но нельзя же отрицать того, что есть.
– Об этом я вам разрешаю сказать в последнем слове перед лицом прокурора. Может быть, вам это поможет.
Чистые доходы Джейран делил по такой системе: ему – пятьдесят процентов, Курбскому – двадцать, Илоне и подручным – по десяти.
Джейран, безусловно, был чем-то недоволен. И мечтал. Но об его мечте в свое время.
* * *
Сигнал Пухлого значил, что появился Бур, ищет шефа. Ведет себя предательски. Бур слишком много знает. Как быть?
Джейран вызвал Пухлого к телефону, уточнил, чем дышит Бур, и учуял – энергичный, умный (умнее своего дяди), неустрашимый Бур способен подвести черту под жизнь и деятельность Джейрана (Орлова, Никанорова, Хрусталёва, Перстина и прочая).
Как быть? – этот вопрос всегда портил самочувствие Яна Петровича. А когда он узнавал об очередном «проколе» – тем более.
– Куда деваться? Куда деваться с миллионами, да ещё в иностранной валюте? – Всё чаще небесные глазки шефа принимали белесый гневный оттенок.
Джейрану не раз снились красные флажки. Он идёт по улице, кругом ни души, и куда ни повернет – на тротуаре красные флажки…
– Облава! – шепчет во сне обладатель миллионов. Просыпаясь в номере гостиницы, он метался и рвал в клочки газеты. Бешено стучал кулаком по настольному репродуктору, и тот умолкал навсегда. «Как быть? Куда деваться?» Его бесил новый пункт в законе против взяточничества. Теперь опасен каждый. Каждый может взять и сообщить и за это не несет наказания. Кроме разве Курбского, которому и это не поможет. Даже Илона опасна. Ей суд ничего особого вменить не может. Ну, обвораживала, соблазняла. И всё. Вот придумали!
Может, снова купить Бура? Нет. Ни в коем случае. Ох и кретин этот Пухлый! Не мог договориться со своим же родственником. А Бур действительно знает всех, кто ещё уцелел. Бур транспортировал валюту лицам, которым он, Ян Петрович, доверял. Слава богу, Бур не знает последнего явочного телефона в Москве.
Перед вылетом в Сухуми Джейран пошёл в церковь, в собор на Елоховской. Шло венчание. Пел архиерейский хор. Новобрачных и их гостей в переулке ждали личные и служебные машины.
– Идиоты! – прошипел Джейран. – Воображают себя счастливыми…
Когда собор опустел, обладатель миллионов обратился одновременно ко всем святым:
– В конце концов, вы можете помочь мне? Я же доверяю вам. Неужели вы не можете избавить меня от Богдана Бура? Всё, что я требую от вас.
Пошептавшись с одним из священников и вручив ему энную сумму, Джейран покинул собор. Он верил, надеялся – должно помочь. И тут же вылетел в Сухуми, так как всё же не очень полагался на добросовестность святых.
* * *
В номере гостиницы Джейран с ходу атаковал лентяя, сибарита и безответственного Курбского. Леон Константинович пребывал в лирическом настроении. Он мечтал, уже много часов. Мечтал о… той, которая так напоминает «Неизвестную» с картины Крамского.
Поразительная девушка. Умопомрачительная. Незабываемая. У хозяйки (Курбский проследил Катю и Асю) он осведомился: девушки – жительницы Ломоносовска. Ну что ж, он готов лететь в Ломоносовск. Хоть сегодня. Зачем? Еще не знает. Вот уже больше года, как обрываются цепочки рискованных дел. Можно вернуться к паспорту Николая Гавриловича Прохорчука. Сбыть часть валюты. И осесть. Пора. Всё-таки сорок девять лет.
Да, но чем заняться? Адвокатурой? Ну что ж… Можно увезти «Неизвестную» из Ломоносовска, поселиться на юге…
А как избавиться от Джейрана? Ох этот наглый баптист! Курбский давно окрестил Джейрана «баптистом» и относился к нему по-барски, высокомерно и презрительно. Себя он считал высоко интеллектуальным аристократом.
И вдруг в номер вошёл «баптист» с побелевшими глазками. Курбский только что принял освежающий душ и покоился в кресле в роскошном халате.
Джейран тоже уселся в кресло и смотрел на Курбского, как купец на нерадивого приказчика.
– Слушайте, профессор. Каждую минуту сюда могут войти не постучавшись молодцы из охраны общественного порядка.
– Уж слышал. Вернее, слышу двадцать лет.
– Отлично, тогда внимайте. Нам угрожает Бур.
– Откуда он взялся?
– Из дальних мест.
– А почему он должен угрожать?
– Потому что сейчас он чистенький.
– Я его никогда не видел и никаких дел с ним не имел.
– Весьма благородное заявление.
– Слушайте, попик, вы мне надоели. И я этого не скрываю. Всё!
– Нет, не всё.
– Понимаю, в случае чего… вы назовете меня.
– Вас назовет Илона.
– Ей-то уж и в несчастном случае ничего не угрожает. Ну, знакомила. Без нанесения ущерба. Соучастие втёмную. Наказание незначительное. А вы при случае, конечно, скажете обо мне. Не сомневаюсь.
– Хотите, я вас вывезу за границу? С деньгами, – сказал Джейран.
– Илона не поедет.
– Не о ней речь. Вы знаете, что я не бросаю слов…
– Неужели вы считаете, что Бур готов предать нас? Восемь лет молчал. Что-то же удерживало его? Ему стоит заплатить.
– Не то время, профессор. Возьмет и донесет. Для него это имеет смысл.
Для Джейрана имело смысл взбудоражить, привести в смятение и держать Курбского в страхе.
– Где сейчас этот Бур?
– В Ялте, организованно отдыхает.
– Переговорите с ним. Через посредника.
– Как раз посредник и предупреждает.
– Не убеждён. Буру имеет смысл получить у нас энную сумму и вспоминать о нас.
– Допустим. Но нам не имеет смысла быть неуверенными. Они сейчас не стесняются и не церемонятся. Чем выше чин, тем выше наказание. Причем, как вам известно, в ход пошло и самое высшее…
– И вы полагаете, что это устрашит всех? До единого? Сто веков вешают, рубят головы и сажают на электрический стул всяческих разбойников. И что ж, разбойники, однако, не переводятся. Вы считаете, что берущие мзду устрашатся? Целиком и полностью? Сейчас, сию минуту кто-то дает и кто-то берет.
– Вот именно кто-то. Но не в прошлом масштабе. Не раздумывайте, Леон Константинович, я лучше вашего чую обстановку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65