Наташа побежала в милицию в стареньком летнем пальтишке. Майор в штатском сказал ей:
– К вам пойдет лейтенант Воробушкин.
Девушка взглянула на Евгения, и пропажа пальто не выглядела уж столь трагичной.
Падал снег, густой, североморский. Рядом шёл плечистый парень с лицом киноартиста, собранный, в шалевом полупальто, белых бурках, пушистой ушанке, и приятным голосом задавал вопросы.
Наташа рассказывала. Она пришла домой и повесила пальто рядом с шубой матери. Оба пальто новые, недавно приобретенные. Наташино светлое, с дорогим воротником.
– Вам не холодно? – беспокоился Евгений.
– Наоборот, – ответила Наташа.
Магазин «Кулинария» помещается на первом этаже, их квартира на втором. Наташа по обыкновению спустилась вниз к матери в одном жакете, на одну минуту. Чёрный ход магазина рядом с их подъездом, стоит ли надевать пальто. И (по обыкновению) задержалась в магазине. Дверь квартиры заперла на внутренний замок… Обычно они запирают её и на висячий. Минут через двадцать вернулась, посмотрела – нет пальто. Ни маминого, ни её.
В старом двухэтажном доме когда-то помещалась небольшая частная гостиница. В коридоре правого крыла пять дверей.
Евгений выяснил, кто в обозначенное время находился дома. Проверил всё взрослое население. Вход в коридор с лестничной площадки свободный, днем дверь не запирается. Кто отсутствует? Евгений деликатно стучался в каждую дверь. Установил – ушла Люба Краюхина, её комната заперта.
– Да она была дома! – уверяли соседи. – Сегодня-то выходной.
Люба работает в строительной организации, в конторе.
Вернулась Люба. Была в кино на утреннем сеансе. Показала билет. Один. Кража была совершена между четвертью и половиной одиннадцатого. Киносеанс начинается в двенадцать пятнадцать. В это время Люба была дома. Краюхина жила одна, разошлась с мужем. Известна соседкам как женщина определенных занятий, без учета служебных.
В ожидании Любы Воробушкин размышлял – успел ли вор унести пальто? Скорее всего нет. Вор, конечно, домашний. Кто мог знать, что Наташа (по обыкновению) заходит к матери? Что пальто висят на вешалке? И так далее.
Евгений обследовал двор, штабеля дров. Ничего подозрительного. Волновалась Люба и её ближайшая соседка – Дуся, разухабистая бабенка, контролёр пристани.
– Сколько раз говорила – и днем надо запирать дверь, – нервно твердила контролер.
Люба неустойчиво двигалась по коридору.
– Вино пили? – тихо спросил Воробушкин, почуяв запах.
– Да, немного. По случаю выходного.
Евгений попросил Краюхину показать свою комнату.
– Пожалуйста, – хохотнула Люба. – Я живу на людях. Никого не боюсь.
Евгений сказал Любе, глядя ей в глаза:
– Какую картину смотрели? Расскажите содержание?
– Заграничный фильм. «Не пойман – не вор».
– Он демонстрируется только вечером. На билете указан другой фильм. Сейчас же принесите пальто.
(На билете, находившемся в руках Евгения, ничего не было указано.)
– Где пальто? – совсем тихо спросил Воробушкин.
– В сарае, – шепнула Люба. – Меня подговорила Дуся. Мы хотели пошутить. Я повешусь, – в заключение всхлипнула Краюхина.
– Не торопитесь. У кого ключ от сарая?
– У Дуси.
Дуся-контролер возмущалась, протестовала. Что за нахальство! Она ничего не знает. Шумела на весь дом и бросилась к Краюхиной, чтобы выцарапать ей глаза.
Оба пальто в старом чемодане принесла… Дуся. Не из сарая, а из соседнего строящегося дома. Она сунула чемодан в котел отопительной системы. Пальто с вешалки тоже сняла… Дуся. Она же вынесла их в своем чемодане. Любе надлежало задержать Наташу, если она появится в дверях чёрного хода магазина «Кулинария».
– Молодчина, – сказал капитан. – Будешь, Евгений Иванович, ценным работником. – Слова эти означали многое.
Через полтора месяца Наташа сказала матери:
– Выхожу замуж за Евгения.
– Что ты, доченька, инженер за милиционера.
– Во-первых, он лейтенант.
– И фамилия какая – Воробушкин, – огорченно произнесла мама Наташи, которая уже недели две с нетерпением ждала этого волнующего сообщения.
– Какое значение имеет фамилия! Чем она хуже нашей – Белянова.
Беляновы занимали две просторные комнаты, и Евгений переехал к ним.
* * *
Майор вскоре установил: у его помощника Воробушкина свой похвальный «почерк». Он непринуждённо, по-приятельски беседует с работниками рынка, мелкими спекулянтами, продавщицами газированной воды, мороженого, сторожами, уборщицами, матросами пригородных теплоходов, грузчиками, – одним словом, «почерк» у него широко демократический, очевидно, усвоенный в бытность работником райкома комсомола. И несомненно поэтому Воробушкин знал многое о многих.
* * *
Прошлой осенью, проходя по рынку, Евгений заметил в мясном ряду среднего роста гражданина в добротном пальто, дорогой пушистой кепке и красивом светлом кашне.
Гражданин на первый (оперативный) взгляд любовался ловкой работой рубщика мяса, Филимона Гаркушина. Не сбавляя шага, Воробушкин прошёл к воротам рынка и задержался у ларька «Мороженое».
В один миг Воробушкин запечатлел: рубщик Гаркушин, не подымая глаз, что-то говорил незнакомому гражданину. Филимон Гаркушин был известен милиции как друг портовой шпаны. Подозревался и в скупке валюты у иностранных моряков. В порту Евгений поручил одному из своих приятелей – молоденькому матросу буксира – отправиться на рынок и проводить гражданина в светло-серой пушистой кепке. Парень охотно и добросовестно проводил пушистую кепку в гостиницу. А вечерком инициативно проследовал за ним во двор Гаркушина.
Воробушкин навел справки. В гостинице носитель пушистой кепки был прописан (по паспорту) как гражданин Перстин, Николай Михайлович, уроженец города Иркутска, прибывший в лесные организации Ломоносовска. По командировке. Постоянная прописка – в городе Бердянске.
В самолете Евгений Иванович сказал Буру:
– Богдан Ибрагимович, мне кажется, я видел Джейрана в Ломоносовске. В прошлом году. И мог бы, пожалуй, узнать его. Он встречался с Гаркушиным, рубщиком мяса.
– Тогда надо вернуться в Ломоносовск срочно! – загорелся Бур.
– Сочувствую. Даже рад, что сейчас вы подвластны серьезному чувству. Но после ваших визитов к дяде Пухлому медлить нельзя.
– А что, если дядя выздоровеет и…
– Вы огорчаете меня. Разве я оставлю больного без присмотра? Ростовские коллеги обещали позаботиться о нём, не оставлять вашего родственника без всестороннего внимания. Я уверен, что они люди слова.
Я ЭТО ТОЖЕ ЗАМЕТИЛ
По набережной истинно величественной Северной Двины (рейсовый пароход от одного берега к другому идёт двадцать минут) навстречу друг другу шли двое приятелей.
Задумчиво-печальный Андрей Полонский брел со стороны порта, Яша Сверчок, невысокий, плотненький, с глазами голубя, со стороны Северной башни бывшего гостиного двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– К вам пойдет лейтенант Воробушкин.
Девушка взглянула на Евгения, и пропажа пальто не выглядела уж столь трагичной.
Падал снег, густой, североморский. Рядом шёл плечистый парень с лицом киноартиста, собранный, в шалевом полупальто, белых бурках, пушистой ушанке, и приятным голосом задавал вопросы.
Наташа рассказывала. Она пришла домой и повесила пальто рядом с шубой матери. Оба пальто новые, недавно приобретенные. Наташино светлое, с дорогим воротником.
– Вам не холодно? – беспокоился Евгений.
– Наоборот, – ответила Наташа.
Магазин «Кулинария» помещается на первом этаже, их квартира на втором. Наташа по обыкновению спустилась вниз к матери в одном жакете, на одну минуту. Чёрный ход магазина рядом с их подъездом, стоит ли надевать пальто. И (по обыкновению) задержалась в магазине. Дверь квартиры заперла на внутренний замок… Обычно они запирают её и на висячий. Минут через двадцать вернулась, посмотрела – нет пальто. Ни маминого, ни её.
В старом двухэтажном доме когда-то помещалась небольшая частная гостиница. В коридоре правого крыла пять дверей.
Евгений выяснил, кто в обозначенное время находился дома. Проверил всё взрослое население. Вход в коридор с лестничной площадки свободный, днем дверь не запирается. Кто отсутствует? Евгений деликатно стучался в каждую дверь. Установил – ушла Люба Краюхина, её комната заперта.
– Да она была дома! – уверяли соседи. – Сегодня-то выходной.
Люба работает в строительной организации, в конторе.
Вернулась Люба. Была в кино на утреннем сеансе. Показала билет. Один. Кража была совершена между четвертью и половиной одиннадцатого. Киносеанс начинается в двенадцать пятнадцать. В это время Люба была дома. Краюхина жила одна, разошлась с мужем. Известна соседкам как женщина определенных занятий, без учета служебных.
В ожидании Любы Воробушкин размышлял – успел ли вор унести пальто? Скорее всего нет. Вор, конечно, домашний. Кто мог знать, что Наташа (по обыкновению) заходит к матери? Что пальто висят на вешалке? И так далее.
Евгений обследовал двор, штабеля дров. Ничего подозрительного. Волновалась Люба и её ближайшая соседка – Дуся, разухабистая бабенка, контролёр пристани.
– Сколько раз говорила – и днем надо запирать дверь, – нервно твердила контролер.
Люба неустойчиво двигалась по коридору.
– Вино пили? – тихо спросил Воробушкин, почуяв запах.
– Да, немного. По случаю выходного.
Евгений попросил Краюхину показать свою комнату.
– Пожалуйста, – хохотнула Люба. – Я живу на людях. Никого не боюсь.
Евгений сказал Любе, глядя ей в глаза:
– Какую картину смотрели? Расскажите содержание?
– Заграничный фильм. «Не пойман – не вор».
– Он демонстрируется только вечером. На билете указан другой фильм. Сейчас же принесите пальто.
(На билете, находившемся в руках Евгения, ничего не было указано.)
– Где пальто? – совсем тихо спросил Воробушкин.
– В сарае, – шепнула Люба. – Меня подговорила Дуся. Мы хотели пошутить. Я повешусь, – в заключение всхлипнула Краюхина.
– Не торопитесь. У кого ключ от сарая?
– У Дуси.
Дуся-контролер возмущалась, протестовала. Что за нахальство! Она ничего не знает. Шумела на весь дом и бросилась к Краюхиной, чтобы выцарапать ей глаза.
Оба пальто в старом чемодане принесла… Дуся. Не из сарая, а из соседнего строящегося дома. Она сунула чемодан в котел отопительной системы. Пальто с вешалки тоже сняла… Дуся. Она же вынесла их в своем чемодане. Любе надлежало задержать Наташу, если она появится в дверях чёрного хода магазина «Кулинария».
– Молодчина, – сказал капитан. – Будешь, Евгений Иванович, ценным работником. – Слова эти означали многое.
Через полтора месяца Наташа сказала матери:
– Выхожу замуж за Евгения.
– Что ты, доченька, инженер за милиционера.
– Во-первых, он лейтенант.
– И фамилия какая – Воробушкин, – огорченно произнесла мама Наташи, которая уже недели две с нетерпением ждала этого волнующего сообщения.
– Какое значение имеет фамилия! Чем она хуже нашей – Белянова.
Беляновы занимали две просторные комнаты, и Евгений переехал к ним.
* * *
Майор вскоре установил: у его помощника Воробушкина свой похвальный «почерк». Он непринуждённо, по-приятельски беседует с работниками рынка, мелкими спекулянтами, продавщицами газированной воды, мороженого, сторожами, уборщицами, матросами пригородных теплоходов, грузчиками, – одним словом, «почерк» у него широко демократический, очевидно, усвоенный в бытность работником райкома комсомола. И несомненно поэтому Воробушкин знал многое о многих.
* * *
Прошлой осенью, проходя по рынку, Евгений заметил в мясном ряду среднего роста гражданина в добротном пальто, дорогой пушистой кепке и красивом светлом кашне.
Гражданин на первый (оперативный) взгляд любовался ловкой работой рубщика мяса, Филимона Гаркушина. Не сбавляя шага, Воробушкин прошёл к воротам рынка и задержался у ларька «Мороженое».
В один миг Воробушкин запечатлел: рубщик Гаркушин, не подымая глаз, что-то говорил незнакомому гражданину. Филимон Гаркушин был известен милиции как друг портовой шпаны. Подозревался и в скупке валюты у иностранных моряков. В порту Евгений поручил одному из своих приятелей – молоденькому матросу буксира – отправиться на рынок и проводить гражданина в светло-серой пушистой кепке. Парень охотно и добросовестно проводил пушистую кепку в гостиницу. А вечерком инициативно проследовал за ним во двор Гаркушина.
Воробушкин навел справки. В гостинице носитель пушистой кепки был прописан (по паспорту) как гражданин Перстин, Николай Михайлович, уроженец города Иркутска, прибывший в лесные организации Ломоносовска. По командировке. Постоянная прописка – в городе Бердянске.
В самолете Евгений Иванович сказал Буру:
– Богдан Ибрагимович, мне кажется, я видел Джейрана в Ломоносовске. В прошлом году. И мог бы, пожалуй, узнать его. Он встречался с Гаркушиным, рубщиком мяса.
– Тогда надо вернуться в Ломоносовск срочно! – загорелся Бур.
– Сочувствую. Даже рад, что сейчас вы подвластны серьезному чувству. Но после ваших визитов к дяде Пухлому медлить нельзя.
– А что, если дядя выздоровеет и…
– Вы огорчаете меня. Разве я оставлю больного без присмотра? Ростовские коллеги обещали позаботиться о нём, не оставлять вашего родственника без всестороннего внимания. Я уверен, что они люди слова.
Я ЭТО ТОЖЕ ЗАМЕТИЛ
По набережной истинно величественной Северной Двины (рейсовый пароход от одного берега к другому идёт двадцать минут) навстречу друг другу шли двое приятелей.
Задумчиво-печальный Андрей Полонский брел со стороны порта, Яша Сверчок, невысокий, плотненький, с глазами голубя, со стороны Северной башни бывшего гостиного двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65