Признанный молодежью актер был со всеми ласков, точно заранее благодаря за восхищение, которое он должен был вызывать у людей, в особенности у дам.
Вслед за Витей в будуар вошел медленными шагами, с высоко поднятой головою, со страдальческим выражением на лице поэт Беневоленский, автор «Голубого фарфора».
— Ну, теперь, кажется, все в сборе, — сказала, здороваясь с ним, Муся. — Мы как раз были заняты выбором пьесы. Платон Михайлович Фомин предлагает «Флорентийскую трагедию» Уайльда. Но Сергей Сергеевич находит, что она нам будет не по силам. Я тоже так думаю.
— Трудно нам будет, — подтвердил, качая головой, Березин.
— Не трудно, а просто невозможно.
— Alors, je n’insiste pas… Co мной, как с воском, — сказал Фомин.
— А что бы вы сказали, господа, об «Анатоле» Шницлера? — осведомился князь Горенский.
— Играть немецкую пьесу? Ни за что!
— Ни под каким видом!
— Господа, стыдно! — возмущенно воскликнул князь. — Тогда ставьте «Позор Германии»!
— Давайте, сударики, сыграем с Божьей помощью «Медведя» или «Предложение», — сказал Никонов своим обычным задорным тоном горячего юноши. Фомин пожал плечами.
— Лучше «Хирургию», — язвительно произнес поэт, видимо, страдавший от всех тех пошлостей, которые ему приходилось слушать в обществе.
— Мы не в Чухломе.
— Вы бы в самом деле еще предложили «Меблированные комнаты Королева», — набросилась на Никонова Муся.
— И расчудесное дело!..
— Перестаньте дурачиться… Господа, я предлагаю «Белый ужин»…
— Rostand? — спросил Фомин. — Хорошая мысль. Но тогда, разумеется, по-французски?
— Разумеется, по-русски, что за вздор!
— Есть прекрасный перевод в стихах.
— Стихи Ростана! — тихо простонал Беневоленский.
— Конечно, по-русски.
— По-русски так по-русски, со мной, как с воском.
— Я нахожу, что Ростан…
Березин постучал стальным портсигаром по столу.
— Господа, — произнес он с ласковой улыбкой. — на некоем сборище милых дам председательница, открывая заседание, сказала: «Mesdames, времени у нас мало, а потому прошу всех говорить сразу, одновременно». — Он переждал минуту, пока смеялись слушатели, тихо посмеялся сам и продолжал: — Так вот, чтоб не уподобиться оной председательнице и оному собранию, рекомендую ввести некий порядок и говорить поочередно.
— Я присоединяюсь.
— Я предлагаю избрать председателя, — сказала Глафира Генриховна.
— Сергея Сергеевича!.. Сергей Сергеича!..
— Ну, разумеется.
— Сергей Сергеевич, берите бразды правления.
— Слушаю-с, беру.
— Прошу слова по личному вопросу, — сказал князь Горенский. — Господа, если вы выберете пьесу в стихах, честно говорю заранее: я пас. Воля ваша, я зубрить стихи не намерен.
— Ну, вот еще!
— Князь, вы прозаик, — пошутил Фомин.
— Никакие личные отказы не принимаются, — заявила Муся. — Сергей Сергеевич, предложите всем высказаться о «Белом ужине»… Виктор Николаевич, вы самый младший… Ведь в Думе всегда начинают с младших, правда, князь?
— То есть ничего похожего!
— Я предлагаю предварительно выработать наш наказ, — воскликнул Никонов.
— И сдать его в комиссию для обсуждения.
— Господа, без шуток, ваше остроумие и так всем известно… Я начинаю с младших. Виктор Николаевич, вы за или против «Белого ужина»?
— Я не знаю этой пьесы, — сказал, вспыхнув, Витя и счел себя погибшим человеком.
Березин опять постучал по столу.
— Господа, я с сожалением констатирую, что Марья Семеновна узурпирует мои функции. — Это возмутительно!
— Призвать ее к порядку!
— Ах, ради Бога! Я умолкаю…
— Молодой человек прав, — продолжал Березин. — Никто не обязан помнить «Белый ужин». Насколько я помню, пьеса вполне подходящая. У нас вдобавок есть чудесная Коломбина, — сказал он, комически торжественно кланяясь Мусе. — Но ведь «Белый ужин» — вещица очень короткая?
— Помнится, два акта, — сказала Глаша.
— Даже один, если вам все равно, — поправил Фомин.
— Этого, разумеется, мало. Какие есть еще предложения?.. Нет предложений? Тогда, я даю слово самому себе… Господа, я буду говорить без шуток. — Лицо его внезапно стало серьезным, Муся тоже сразу приняла серьезный вид. — Господа, это очень хорошо — поставить милый, изящный французский пустячок, но ограничиться ли нам этим? Я знаю, у нас любительский спектакль, пусть! Однако всякий спектакль, не осиянный подлинным искусством, это — вы извините меня, господа — балаган! Пусть мы неопытные актеры, все же я прямо скажу: для меня в служении искусству нет разницы между любительским спектаклем и большой сценой!
— Браво! Браво!
— Я предлагаю поэтому, господа, в дополнение к «Белому ужину» взять что-либо свое, настоящее, полноценное! — с силой сказал Сергей Сергеевич.
— «Балаганчик»? — озабоченно спросила Муся.
— Да, хотя бы «Балаганчик». Впрочем, я выбрал бы другое. Господа, что вы скажете об «Анатэме»?
— «Анатэма» Андреева?
— Вы не шутите?
— Но ведь это длиннейшая вещь!
— Это очень vieux jeu, «Анатэма», старо! — возразил пренебрежительно Фомин. Березин быстро к нему повернулся.
— Старо, может быть, — отчеканил он, — но я за последним словом не гонюсь — было бы подлинное искусство!
— Браво!
— Все это хорошо, однако кто из нас решится играть Анатэму после Качалова? — спросил Горенский. Березин на него покосился. Но Муся тотчас загладила неловкость князя.
— Как кто? — возмущенно сказала она. — Это превосходная мысль! Господа, Сергей Сергеевич в роли Анатэмы, да это будет сенсация на весь Петербург.
— Ах, да, разве сам Сергей Сергеевич…
— Кто же другой?
— А вы, князь, будете Давид Лейзер.
Послышался смех.
— Нет, господа, я предложил бы поставить только один акт, ну, максимум, два… Целое, конечно, нам не под силу. Скажем, пролог, где всего два действующих лица: Анатэма и Некто, ограждающий входы. Потом еще какую-нибудь сцену… Сознаюсь вам, что у меня давно вертятся кое-какие мысли об этой пьесе. Кажется, выйдет недурно и свежо.
— По-моему, прекрасная мысль, — заявила Глафира Генриховна.
— Мало сказать, прекрасная! — воскликнула Муся. — Господа, наш спектакль станет событием!
В этот момент в будуар вошла Тамара Матвеевна. Гости поднялись с мест. Вслед за тем горничная подала чай, и совещание было скомкано. За чаем участники спектакля «в принципе» согласились поставить «Белый ужин», акт из «Анатэмы» и, быть может, что-либо еще, так чтобы для всех нашлись роли. Было постановлено собраться снова на следующий день, восстановить пьесы в памяти и приступить к распределению ролей.
После пятого урока Витя выбежал на передний двор и присоединился к кучке товарищей, собравшейся по обыкновению в воротах; это с давних пор называлось «поглазеть на Горемыкина» — против ворот Тенишевского училища находился дом председателя совета министров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Вслед за Витей в будуар вошел медленными шагами, с высоко поднятой головою, со страдальческим выражением на лице поэт Беневоленский, автор «Голубого фарфора».
— Ну, теперь, кажется, все в сборе, — сказала, здороваясь с ним, Муся. — Мы как раз были заняты выбором пьесы. Платон Михайлович Фомин предлагает «Флорентийскую трагедию» Уайльда. Но Сергей Сергеевич находит, что она нам будет не по силам. Я тоже так думаю.
— Трудно нам будет, — подтвердил, качая головой, Березин.
— Не трудно, а просто невозможно.
— Alors, je n’insiste pas… Co мной, как с воском, — сказал Фомин.
— А что бы вы сказали, господа, об «Анатоле» Шницлера? — осведомился князь Горенский.
— Играть немецкую пьесу? Ни за что!
— Ни под каким видом!
— Господа, стыдно! — возмущенно воскликнул князь. — Тогда ставьте «Позор Германии»!
— Давайте, сударики, сыграем с Божьей помощью «Медведя» или «Предложение», — сказал Никонов своим обычным задорным тоном горячего юноши. Фомин пожал плечами.
— Лучше «Хирургию», — язвительно произнес поэт, видимо, страдавший от всех тех пошлостей, которые ему приходилось слушать в обществе.
— Мы не в Чухломе.
— Вы бы в самом деле еще предложили «Меблированные комнаты Королева», — набросилась на Никонова Муся.
— И расчудесное дело!..
— Перестаньте дурачиться… Господа, я предлагаю «Белый ужин»…
— Rostand? — спросил Фомин. — Хорошая мысль. Но тогда, разумеется, по-французски?
— Разумеется, по-русски, что за вздор!
— Есть прекрасный перевод в стихах.
— Стихи Ростана! — тихо простонал Беневоленский.
— Конечно, по-русски.
— По-русски так по-русски, со мной, как с воском.
— Я нахожу, что Ростан…
Березин постучал стальным портсигаром по столу.
— Господа, — произнес он с ласковой улыбкой. — на некоем сборище милых дам председательница, открывая заседание, сказала: «Mesdames, времени у нас мало, а потому прошу всех говорить сразу, одновременно». — Он переждал минуту, пока смеялись слушатели, тихо посмеялся сам и продолжал: — Так вот, чтоб не уподобиться оной председательнице и оному собранию, рекомендую ввести некий порядок и говорить поочередно.
— Я присоединяюсь.
— Я предлагаю избрать председателя, — сказала Глафира Генриховна.
— Сергея Сергеевича!.. Сергей Сергеича!..
— Ну, разумеется.
— Сергей Сергеевич, берите бразды правления.
— Слушаю-с, беру.
— Прошу слова по личному вопросу, — сказал князь Горенский. — Господа, если вы выберете пьесу в стихах, честно говорю заранее: я пас. Воля ваша, я зубрить стихи не намерен.
— Ну, вот еще!
— Князь, вы прозаик, — пошутил Фомин.
— Никакие личные отказы не принимаются, — заявила Муся. — Сергей Сергеевич, предложите всем высказаться о «Белом ужине»… Виктор Николаевич, вы самый младший… Ведь в Думе всегда начинают с младших, правда, князь?
— То есть ничего похожего!
— Я предлагаю предварительно выработать наш наказ, — воскликнул Никонов.
— И сдать его в комиссию для обсуждения.
— Господа, без шуток, ваше остроумие и так всем известно… Я начинаю с младших. Виктор Николаевич, вы за или против «Белого ужина»?
— Я не знаю этой пьесы, — сказал, вспыхнув, Витя и счел себя погибшим человеком.
Березин опять постучал по столу.
— Господа, я с сожалением констатирую, что Марья Семеновна узурпирует мои функции. — Это возмутительно!
— Призвать ее к порядку!
— Ах, ради Бога! Я умолкаю…
— Молодой человек прав, — продолжал Березин. — Никто не обязан помнить «Белый ужин». Насколько я помню, пьеса вполне подходящая. У нас вдобавок есть чудесная Коломбина, — сказал он, комически торжественно кланяясь Мусе. — Но ведь «Белый ужин» — вещица очень короткая?
— Помнится, два акта, — сказала Глаша.
— Даже один, если вам все равно, — поправил Фомин.
— Этого, разумеется, мало. Какие есть еще предложения?.. Нет предложений? Тогда, я даю слово самому себе… Господа, я буду говорить без шуток. — Лицо его внезапно стало серьезным, Муся тоже сразу приняла серьезный вид. — Господа, это очень хорошо — поставить милый, изящный французский пустячок, но ограничиться ли нам этим? Я знаю, у нас любительский спектакль, пусть! Однако всякий спектакль, не осиянный подлинным искусством, это — вы извините меня, господа — балаган! Пусть мы неопытные актеры, все же я прямо скажу: для меня в служении искусству нет разницы между любительским спектаклем и большой сценой!
— Браво! Браво!
— Я предлагаю поэтому, господа, в дополнение к «Белому ужину» взять что-либо свое, настоящее, полноценное! — с силой сказал Сергей Сергеевич.
— «Балаганчик»? — озабоченно спросила Муся.
— Да, хотя бы «Балаганчик». Впрочем, я выбрал бы другое. Господа, что вы скажете об «Анатэме»?
— «Анатэма» Андреева?
— Вы не шутите?
— Но ведь это длиннейшая вещь!
— Это очень vieux jeu, «Анатэма», старо! — возразил пренебрежительно Фомин. Березин быстро к нему повернулся.
— Старо, может быть, — отчеканил он, — но я за последним словом не гонюсь — было бы подлинное искусство!
— Браво!
— Все это хорошо, однако кто из нас решится играть Анатэму после Качалова? — спросил Горенский. Березин на него покосился. Но Муся тотчас загладила неловкость князя.
— Как кто? — возмущенно сказала она. — Это превосходная мысль! Господа, Сергей Сергеевич в роли Анатэмы, да это будет сенсация на весь Петербург.
— Ах, да, разве сам Сергей Сергеевич…
— Кто же другой?
— А вы, князь, будете Давид Лейзер.
Послышался смех.
— Нет, господа, я предложил бы поставить только один акт, ну, максимум, два… Целое, конечно, нам не под силу. Скажем, пролог, где всего два действующих лица: Анатэма и Некто, ограждающий входы. Потом еще какую-нибудь сцену… Сознаюсь вам, что у меня давно вертятся кое-какие мысли об этой пьесе. Кажется, выйдет недурно и свежо.
— По-моему, прекрасная мысль, — заявила Глафира Генриховна.
— Мало сказать, прекрасная! — воскликнула Муся. — Господа, наш спектакль станет событием!
В этот момент в будуар вошла Тамара Матвеевна. Гости поднялись с мест. Вслед за тем горничная подала чай, и совещание было скомкано. За чаем участники спектакля «в принципе» согласились поставить «Белый ужин», акт из «Анатэмы» и, быть может, что-либо еще, так чтобы для всех нашлись роли. Было постановлено собраться снова на следующий день, восстановить пьесы в памяти и приступить к распределению ролей.
После пятого урока Витя выбежал на передний двор и присоединился к кучке товарищей, собравшейся по обыкновению в воротах; это с давних пор называлось «поглазеть на Горемыкина» — против ворот Тенишевского училища находился дом председателя совета министров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90