Вот он и переживает – в его возрасте в тюрьму попадать ох как неохота. Еще у него внуки, у одного из них что-то с сердцем. Он оплачивает докторов, – нам об этом известно. Ему пора утихомириться, пора влезать в домашние шлепанцы. А у него на уме последнее, видимо, крупное дело, и ему нужна самая лучшая система связи из всех возможных. Следовательно, нужна Кристина. Ведь то дельце погорело не по еевине, как ты помнишь.
Рик об этом помнил. Они завалились потому, что он не заметил слежки, чувствуя себя слишком комфортно и самоуверенно, когда они начали разгружать эти кондиционеры. Он даже пошел в соседний квартал, чтобы купить сэндвич и сигарет. Ну а потом – все, что произошло потом, было одним гигантским обломом. Отовсюду набежали копы, ребята все разбежались кто куда, смешались с уличной толпой. Кристина одна сидела в кабине, ключей зажигания у нее не было, и сигналила в клаксон, чтобы всех предупредить, и, верно, ожидала Рика, надеясь, что он вернется, чего он сделать не мог, потому что Микки Симмс затащил его в ближайшую подворотню и сунул свою пушку прямо в ухо, говоря: «Не смей возвращаться, парень, ее уже повязали, ты ее не спасешь, хрен я тебя туда пущу».
– Да, вот еще, – продолжал детектив. – Сейчас на Тони Вердуччи работает один парень, звать его Моррис. Его вроде бы выгнали из медицинского, он раньше ездил водителем на «скорой». Уж не знаю, где они его нашли. Одни говорят – в Ванкувере, другие – в Сан-Диего. Не знаю и знать не хочу. Моррис у них главный исполнитель, просекаешь, да? И если он вступает в игру, то доводит дело до конца… – Детектив ткнул Рика в плечо. – Эй, Рики, ты понял, что я имею в виду? Рик кивнул.
– Никто не знает, скольких он обработал. Опыт у него богатый – вот все, что я могу сказать. Мы его когда-нибудь возьмем, а пока пусть погуляет, – ведь он как пес на привязи. Итак, Рик, ты видишь теперь, какие у меня проблемы. Окружной прокурор Кристину Уэллес отпускает из тюрьмы, а родственников – с которыми я мог бы поговорить – у нее нет. Мать живет где-то во Флориде, но от дочери вестей не получает. Итак, Тони Вердуччи, еще у меня есть этот новенький паренек, Моррис, и ты, дружок.
Рик бросил взгляд вверх. Великолепная шестидесятифутовая парусная яхта пересекала залив, полная людей, у которых не было Риковых проблем. Потом перевел взгляд обратно на Пека.
– А почему бы тебе самому с Кристиной не поговорить?
– В тюрьму, если и дозвонишься, нормального разговора не получится. А про то, что ее выпускают, я узнал только сегодня в восемь утра. И, – детектив посмотрел в сторону океана, – скажу тебе по правде, у моей жены завтра операция. Ей снимут грудь в больнице Святого Винсента. Мне нужно с ней быть. Я бы поехал в Бедфорд-Хиллз завтра рано утром. Правда поехал бы, но речь идет о моей жене. Я должен быть с ней. Чтобы самому увидеть, где у нее рак, подержать ее за руку, когда врачи будут говорить с ней. Кристины уже след простынет к тому времени, когда я смогу подъехать к тюрьме.
– Значит, ты…
– Да, приехал к тебе. Потому что ты моя единственная карта, на которую можно ставить, Рик. Она выходит завтра из тюремных ворот где-то около девяти утра.
– Тони об этом известно?
– Нет, я все продумал, и ее отпустят в неурочное время. Мне эта девушка нужна, понимаешь? И если она в городе затеряется, то пройдет какое-то время, пока ее удастся разыскать. – Пек вытащил из кармана визитную карточку. – Я подумал, раз уж ты привел свои яйца в порядок и целых четыре года имел на размышления о том, что тебе,так же как и Кристине, надо было бы мотать срок и что, с точки зрения морали, было бы чертовски благороднозабыть на время о своей хреновой рыбе, – он сунул Рику визитку, – поехать в тюрьму и встретить Кристину, когда она будет выходить.
Он ужинал каждый вечер в поселке. Приезжал на своем залатанном, тонна с четвертью, грузовичке, трясясь по проселку по одним и тем же корням, слегка скрежеща коробкой передач, похрустывая гравием на повороте и подскакивая. Притормозит разве иногда, чтобы дать перебежать дорогу оленю. Потом дальше вниз, пока не покажется шпиль деревенской церкви и не появятся обшитые дранкой деревенские дома. Он подъехал прямо к ресторанчику – тут собирался местный люд, фермеры, пригласившие жен на ужин, подростки, запихивающие в рот гамбургеры, изредка заглядывал неприкаянный художник, снимающий домишко на зимний сезон. Рик припарковался рядом с проржавевшим бывшим школьным автобусом, набитым распиленными дровами, и проскользнул на свое привычное место. Официантками в заведении были женщина, обслуживавшая посетителей почти два десятка лет, да еще три-четыре девушки-подростка из поселка, которые зарабатывали деньги на технический колледж, или на аборт, или на то, чтобы уехать отсюда подальше. Рику давно перестали приносить меню, всякий вечер, так завелось, перед ним ставили одно и то же блюдо с куриными грудками. Если Рик и возбуждал в этом ресторанчике любопытство – крупный бородатый мужчина в поношенном комбинезоне и с перемотанной изоляционной лентой дужкой очков – то явно его никто не выказывал. Он был уже не юноша, молоденькие официантки имели все основания ожидать, что их постоянный посетитель сам проявит к ним сексуальный интерес. Как это делали почти все мужчины в возрасте. Тем не менее на Рика заглядывались. Темноволосый, мускулистый, хорошо сложенный, он выделялся среди остальной публики. Официантки знали, что живет он бобылем и работает на рыболовецком судне в Гринпорте. Они были простые девушки, но кровь с молоком – он же, казалось, был совершенно равнодушен к их юным прелестям, тонким лодыжкам и волосам, пахнущим дешевым шампунем. Как-то раз одна из девушек набралась храбрости и спросила его имя, но он только покачал головой. Их невинность наводила на него скуку.
Закат. Вернувшись из поселка, он принялся собирать помидоры у себя в огороде, чтобы захватить время, оставшееся до наступления сумерек. Съел самые спелые, измазав соком бороду. Этот сорт помидоров созревал в течение семидесяти девяти дней. Плети тыкв вились по всему огороду. Когда он вернется, они уже созреют. И кукуруза тоже. Рик посадил двадцать рядов по тридцать растений – достаточно, чтобы ветер легко мог переносить пыльцу с султанов от растения к растению. Он отломил початок, счистил с него кожицу до половины и надкусил. Сырая кукуруза была не по сезону сладкой, – немалое удовольствие для Рика. Поглядев на небо, определил, что завтра пойдет дождь – огород можно не поливать. Его подсолнухи, десятифутовая разновидность с огромными головками, поникли, склонясь к земле, прося о милосердной смерти. В воздухе над ним проносились, ныряя, летучие мыши. Становилось прохладней. Примерно через месяц Рик начнет топить по вечерам печку дубовыми чушками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Рик об этом помнил. Они завалились потому, что он не заметил слежки, чувствуя себя слишком комфортно и самоуверенно, когда они начали разгружать эти кондиционеры. Он даже пошел в соседний квартал, чтобы купить сэндвич и сигарет. Ну а потом – все, что произошло потом, было одним гигантским обломом. Отовсюду набежали копы, ребята все разбежались кто куда, смешались с уличной толпой. Кристина одна сидела в кабине, ключей зажигания у нее не было, и сигналила в клаксон, чтобы всех предупредить, и, верно, ожидала Рика, надеясь, что он вернется, чего он сделать не мог, потому что Микки Симмс затащил его в ближайшую подворотню и сунул свою пушку прямо в ухо, говоря: «Не смей возвращаться, парень, ее уже повязали, ты ее не спасешь, хрен я тебя туда пущу».
– Да, вот еще, – продолжал детектив. – Сейчас на Тони Вердуччи работает один парень, звать его Моррис. Его вроде бы выгнали из медицинского, он раньше ездил водителем на «скорой». Уж не знаю, где они его нашли. Одни говорят – в Ванкувере, другие – в Сан-Диего. Не знаю и знать не хочу. Моррис у них главный исполнитель, просекаешь, да? И если он вступает в игру, то доводит дело до конца… – Детектив ткнул Рика в плечо. – Эй, Рики, ты понял, что я имею в виду? Рик кивнул.
– Никто не знает, скольких он обработал. Опыт у него богатый – вот все, что я могу сказать. Мы его когда-нибудь возьмем, а пока пусть погуляет, – ведь он как пес на привязи. Итак, Рик, ты видишь теперь, какие у меня проблемы. Окружной прокурор Кристину Уэллес отпускает из тюрьмы, а родственников – с которыми я мог бы поговорить – у нее нет. Мать живет где-то во Флориде, но от дочери вестей не получает. Итак, Тони Вердуччи, еще у меня есть этот новенький паренек, Моррис, и ты, дружок.
Рик бросил взгляд вверх. Великолепная шестидесятифутовая парусная яхта пересекала залив, полная людей, у которых не было Риковых проблем. Потом перевел взгляд обратно на Пека.
– А почему бы тебе самому с Кристиной не поговорить?
– В тюрьму, если и дозвонишься, нормального разговора не получится. А про то, что ее выпускают, я узнал только сегодня в восемь утра. И, – детектив посмотрел в сторону океана, – скажу тебе по правде, у моей жены завтра операция. Ей снимут грудь в больнице Святого Винсента. Мне нужно с ней быть. Я бы поехал в Бедфорд-Хиллз завтра рано утром. Правда поехал бы, но речь идет о моей жене. Я должен быть с ней. Чтобы самому увидеть, где у нее рак, подержать ее за руку, когда врачи будут говорить с ней. Кристины уже след простынет к тому времени, когда я смогу подъехать к тюрьме.
– Значит, ты…
– Да, приехал к тебе. Потому что ты моя единственная карта, на которую можно ставить, Рик. Она выходит завтра из тюремных ворот где-то около девяти утра.
– Тони об этом известно?
– Нет, я все продумал, и ее отпустят в неурочное время. Мне эта девушка нужна, понимаешь? И если она в городе затеряется, то пройдет какое-то время, пока ее удастся разыскать. – Пек вытащил из кармана визитную карточку. – Я подумал, раз уж ты привел свои яйца в порядок и целых четыре года имел на размышления о том, что тебе,так же как и Кристине, надо было бы мотать срок и что, с точки зрения морали, было бы чертовски благороднозабыть на время о своей хреновой рыбе, – он сунул Рику визитку, – поехать в тюрьму и встретить Кристину, когда она будет выходить.
Он ужинал каждый вечер в поселке. Приезжал на своем залатанном, тонна с четвертью, грузовичке, трясясь по проселку по одним и тем же корням, слегка скрежеща коробкой передач, похрустывая гравием на повороте и подскакивая. Притормозит разве иногда, чтобы дать перебежать дорогу оленю. Потом дальше вниз, пока не покажется шпиль деревенской церкви и не появятся обшитые дранкой деревенские дома. Он подъехал прямо к ресторанчику – тут собирался местный люд, фермеры, пригласившие жен на ужин, подростки, запихивающие в рот гамбургеры, изредка заглядывал неприкаянный художник, снимающий домишко на зимний сезон. Рик припарковался рядом с проржавевшим бывшим школьным автобусом, набитым распиленными дровами, и проскользнул на свое привычное место. Официантками в заведении были женщина, обслуживавшая посетителей почти два десятка лет, да еще три-четыре девушки-подростка из поселка, которые зарабатывали деньги на технический колледж, или на аборт, или на то, чтобы уехать отсюда подальше. Рику давно перестали приносить меню, всякий вечер, так завелось, перед ним ставили одно и то же блюдо с куриными грудками. Если Рик и возбуждал в этом ресторанчике любопытство – крупный бородатый мужчина в поношенном комбинезоне и с перемотанной изоляционной лентой дужкой очков – то явно его никто не выказывал. Он был уже не юноша, молоденькие официантки имели все основания ожидать, что их постоянный посетитель сам проявит к ним сексуальный интерес. Как это делали почти все мужчины в возрасте. Тем не менее на Рика заглядывались. Темноволосый, мускулистый, хорошо сложенный, он выделялся среди остальной публики. Официантки знали, что живет он бобылем и работает на рыболовецком судне в Гринпорте. Они были простые девушки, но кровь с молоком – он же, казалось, был совершенно равнодушен к их юным прелестям, тонким лодыжкам и волосам, пахнущим дешевым шампунем. Как-то раз одна из девушек набралась храбрости и спросила его имя, но он только покачал головой. Их невинность наводила на него скуку.
Закат. Вернувшись из поселка, он принялся собирать помидоры у себя в огороде, чтобы захватить время, оставшееся до наступления сумерек. Съел самые спелые, измазав соком бороду. Этот сорт помидоров созревал в течение семидесяти девяти дней. Плети тыкв вились по всему огороду. Когда он вернется, они уже созреют. И кукуруза тоже. Рик посадил двадцать рядов по тридцать растений – достаточно, чтобы ветер легко мог переносить пыльцу с султанов от растения к растению. Он отломил початок, счистил с него кожицу до половины и надкусил. Сырая кукуруза была не по сезону сладкой, – немалое удовольствие для Рика. Поглядев на небо, определил, что завтра пойдет дождь – огород можно не поливать. Его подсолнухи, десятифутовая разновидность с огромными головками, поникли, склонясь к земле, прося о милосердной смерти. В воздухе над ним проносились, ныряя, летучие мыши. Становилось прохладней. Примерно через месяц Рик начнет топить по вечерам печку дубовыми чушками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126