Кроме того, они были уверены, что безумный брак дочери долго не просуществует, и боролись не столько за себя, сколько за ее мало-мальски гарантированное будущее. В том, что Бунин в итоге обойдется с ней самым подлым образом, никто из них не сомневался. Налицо, таким образом, был полный и абсолютный крах так блестяще начинавшейся карьеры. Науку Лариса забросила – ребенок родился как-то удивительно быстро, да и Бунин требовал к своей персоне постоянного внимания, а вернее, отменного, образцового обслуживания. Было полное отсутствие средств существования, поскольку Бунин, при всем бесспорном все же своем таланте, ни в одной редакции подолгу не задерживался. Его выбрасывали за редакционные пороги, поймав на очередном мелком жульничестве: воровстве, проталкивании заказных материалов, откровенной фальсификации фактов, просто вранье, – порой тихо, чтобы не марать чести мундира, порой со скандалом и настоящим мордобитием. И – тесен мир, а журналистский мир тесен вдвойне, – довольно быстро репутация его стала появляться на пороге очередной редакции прежде, чем там появлялся он сам: его просто не принимали на службу. К тому времени, однако, уже возникли многочисленные независимые издания, изрядные дивиденды приносила дикая, не зажатая еще в железные клещи финансовых группировок реклама. Бунин будто бы обрел второе дыхание: проекты один грандиознее другого били из него фонтанами – он крутился между потенциальными спонсорами и рекламодателями, благо тогда и те и другие были в избытке, подвизался на околополитической орбите, предлагая свои услуги и рекламируя собственные таланты, врывался в кабинеты главных редакторов и руководителей телевизионных каналов, вальяжно, по-хозяйски сулил под свои проекты немедленные огромные инвестиции. Народ начинал сомневаться. Да, подлец известный и жулик… А вдруг? Времена-то менялись стремительно и преподносили метаморфозы похлестче, поднимая к самым вершинам властных пирамид такие персонажи… Чаще всего его проекты рассыпались, как замки на песке, чудом не погребая никого под своими обломками. Но случались и удачи – по крайней мере, он постоянно мелькал в модной телевизионной «тусовке», с ним снова начали здороваться, называть стариком и мелкие пакости его сочли за лучшее забыть. Впрочем, из этого вовсе не следовало, что положение семьи улучшилось хоть на йогу, – напротив, денег теперь не стало совсем. Бунин даже не скрывал, что все заработанное тратит на себя – он должен был теперь стильно одеваться, иметь на запястье дорогие часы, глаза прикрывать дорогими очками от солнца, у него просто обязан был быть пейджер и радиотелефон, он приобрел даже старенькую «БМВ», и теперь на повестке дня стояло авто поприличнее. Обедал, пил кофе и ужинал он тоже, естественно, в городе со своими друзьями, клиентами и еще бог знает с кем. Лариса и оба маленьких (именно оба, потому что второй, еще не родившийся, требовал еды настойчивей старшего – болезненного и слабенького) днями голодали. Просить денег у родителей, подруг или брать у кого-либо взаймы стало теперь невозможно – Бунин запрещал – он был почти знаменит и очень трепетно относился к своей репутации.
– Пойми ты, курица, я теперь должен быть как жена Цезаря – вне подозрений. Выживу я – и вы живы будете. Неужели этого ты своими высокообразованными мозгами понять не можешь? – кричал он на Ларису, когда она просила денег. – Вместо того, чтобы помочь мне, появиться где-нибудь в подобающем виде, продать свой прославленный психологический талант подороже, развести лохов, ты только сидишь в этой конуре и ноешь, как приблудная шавка. Учти, курица, я человек светский, я в такое общество теперь вхож, где дама полагается по протоколу. Так что делай выводы своевременно: или изволь соответствовать, или… чтоб потом не было соплей…
– Мы умираем с голоду сегодня. Я и дети. И о каком подобающем виде ты говоришь? Посмотри, на кого я стала похожа? Да и что я надену, вздумай сопровождать тебя? Вот этот мамин халатик… знаешь, сколько ему лет?
– Во-от как мы запели теперь? А на ком я женился? На восходящей звезде советской психологии? А? Не слышу! Так где все это, мадам? Сорбонна, публикации, диссертации? Ах, мы ослабли, у нас завелись детки! Тряпка! Я знаю десятки женщин, сделавших блестящие карьеры с детьми, без мужей, без родителей. Да-да, без благоустроенных родителей под боком, с квартирой на Арбате, дачей в Валентиновке и коллекцией миниатюр, от которой все антиквары Москвы пускают слюни. А библиотека? А автограф Пушкина в альбомчике твоей досточтимой скромницы бабули? Знаешь, сколько это все стоит?
Это была давняя его песня, зазвучавшая едва ли не в первые месяцы их супружества, когда родители отказались уезжать с Арбата. Тогда Лариса просто зажала уши и зажмурила глаза – она любила. Потом, когда нашкодившее сознание стало виновато возвращать ей картины объективной реальности и в центре их возник яркий, потрясающий своей хрестоматийной мерзостью образ ее мужа и отца двоих детей, первым делом она спросила себя: а я-то зачем ему понадобилась? И ответ нашла сразу: образование все же было фундаментальным. Бунин, обладая прекрасно развитой и отменно тренированной творческой фантазией, без проблем слепил свой личный миф, в котором он, безродный недоучка из глухой провинции, преобразился в русского дворянина хорошей фамилии, потомка великого писателя, рожденного и взращенного миром творческой столичной элиты. Согласно мифу, это он, а не Лариса учился в престижной арбатской школе, равный, если не лучший, среди самых сановных отпрысков. Это он жил в большой уютной квартире в тихом старомосковском переулке, хранящей в своих стенах тени великих или, по крайней мере, известных в свое время предков. Это он вынашивал свой литературный дар, листая страницы древних книг из фамильной библиотеки с автографами прославленных авторов. И над его кроваткой в детской, как сонм ангелов, вдруг слетевшихся на одну стену, лучились живыми взглядами крохотные лица людей на маленьких, тончайшей работы портретах-миниатюрах, выполненных на холсте, металле, перламутре великими мастерами прошлого. Его личному мифу нужно было материальное подтверждение, внешняя оболочка – и он обнаружил ее на борту лайнера авиакомпании «Эр-Франс», которым возвращался из редакционной командировки, полученной благодаря подделанному им письму Общества советско-французской дружбы. К тому же Лариса в ту пору была очень красива и вполне могла стать приятным дополнением и красивой убедительной иллюстрацией личного мифа Льва Бунина. Но – не стала. Сломалась, опустилась, постарела, к тому же родители не проявили дворянского великодушия, которое просто обязано было подвигнуть их на серьезные жертвы ради любви единственной дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79