Придет, поест и поминай, как звали. Целыми днями где-то шляется. По сравнению с деревенскими котами он тигр. Куда им до него. Он только ощерится, они в разные стороны шугаются.
Первый раз, когда он пропал, мы чуть с ума не сошли. Думали, случилось что-то. Мамка целый час бегала по деревне, искала. Все впустую. Звала, звала, не отозвался. Я полночи не спал, все слушал, вдруг появится. Кто его тогда в дом впустит? Так и не пришел. Только зря не спал.
Утром наконец явился. Морда довольная, ходит, хвостом крутит, урчит. Поел и на боковую. С тех пор, что ни день, исчезает, но всегда возвращается. Крутым стал не в меру. Даже на меня по-хозяйски посматривает. Но мне с ним ругаться ни с руки, что нам делить-то. Как-никак мы с ним одного поля ягода. Если кто его обидит, берегись. Своих в обиду не дам. А со мной – нравится, пусть гоношится. Все равно в доме я самый главный. Как скажу, так и будет.
Ну да ладно, – что-то я не про то. Дальше-то вот, что было.
Подбросила мамка вороненка и говорит: – Лети – Ага, так он ее и послушал. Крылышками один раз махнул и носом в землю. Вытащил клюв из земли, встряхнулся и сидит, нахохлившись, как будто, так и надо. Посмотрела мамка на него, посмотрела, опять взяла на руки, посадила на забор. Думает глупая, вдруг с силами соберется и в один прекрасный момент взлетит.
Где уж там. Я ей доступным языком объясняю, ты на его хвост посмотри, у него-то и хвоста еще нет. Ему неделю на этом заборе сидеть нужно, ждать, пока отрастет.
Женщина, – ей, что говори, что не говори, все равно по-своему сделает. Встали всей семьей у калитки, стоят, смотрят, что дальше будет. А что будет-то? – Сидит эта несчастная птичка на заборе, из стороны в сторону качается, как сосед наш, дядя Степа, когда после получки, когда домой возвращается. Силенок у бедного совсем уже нет.
Вот-вот рухнет. Поняла это мамка, подошла к мелюзге, взяла его на руки, на землю посадить собирается. А он вдруг, как клюв раззявит, и жалобно так говорит: – Кушать – У меня глаза на лоб полезли, чем его кормить-то? Шашлыки он, скорее всего, не будет, от косточки тоже откажется. А что еще у нас есть-то? Червяков живых или бабочек мы в холодильнике не держим. Нечем нам его кормить.
Мамка Танюшке тут и говорит:
– Сардельку тащи – Та в момент принесла. Взяла мамка эту птичку, откусила сардельку и ну жевать.
Стою, смотрю, во, думаю, дает, сейчас всю сардельку сама съест. И куда в нее после шашлыков столько лезет? – А она пожевала, пожевала, выплюнула кусочек, маленький совсем, и птичке, значит, дает. А этот бедный, голодный, клювик раззявил, ждет, когда туда что-нибудь упадет. С первого раза у них ничего не получилось, а со второго попал ему в рот кусочек. Щелкнул он клювиком и проглотил. Она ему еще кусочек пихает, – еще – Стою, смотрю, чувствую, нужно вмешаться. У нее уже слюни кончились, сухой корм дает, а он маленький, ему такого нельзя, подавиться может. Я и говорю:
– Давай пожую, что ты все одна и одна.
Мамка на меня посмотрела и оторвала кусок, правда маленький совсем, с ноготок. Вот думаю, жадина, жаль бедной птичке побольше дать. И принялся я жевать – Жевал, жевал, чувствую, хватит. Только выплюнуть хотел, случайно – раз и проглотил. Стыдно стало. Покраснел весь, хорошо под шерстью не видно. Думаю, ну не получилось – Что тут сделаешь? У мамки тоже с первого раза не получалось. Что же мне теперь вешаться? – Я и говорю:
– Давай попробую еще раз – Мамка на меня посмотрела, оторвала кусочек побольше, и говорит:
– Ешь, Ричард. Ему пока хватит.
Глянул я на мелкого. Тот глаза закатил, головку свесил, спать приготовился. Правда, перед этим покакал.
Я испереживался весь, не перекормили ли мы бедненького. Но вроде ничего, посидел, посидел, встрепенулся. Мамка его на землю посадила, а, тот даже спасибо не сказал, раз в пион и юркнул. Спрятался, значит.
Куст у нас там красивый. Не цветет еще, правда, но мы стараемся, поливаем. К осени точно зацветет, если вырасти успеет.
Ну, в общем, сидит он там, в пионе тихо-тихо. Как будто его там нет.
Смотрю, дядя Толя идет, сосед наш. Видит, вся семья в сборе и чем-то взволнована. Он к нам:
– Что случилось? Спрашивает.
Мамка в ответ: – Вороненок из гнезда выпал. Теперь не знаем, что с ним делать.
Дядя Толя мужик умный, он и говорит:
– А делать-то ничего не надо – Они его сами подымут.
– Как подымут? Удивляется мамка.
– Как, – просто. Через неделю на крыло поставят. Им это не впервой. Один, вон целую неделю в кустах жил. Ничего, выдюжили, и с этим все в порядке будет.
Стою, слушаю и радуюсь, хоть один нормальный человек нашелся, а то все: – Ах! – Ох! – Погибнет бедненький, пропадет – С голоду точно умрет – А мамка тут и спрашивает:
– А кормить его можно? Мы ему тут сардельку дали. Он с удовольствием съел.
– Кормите, если охота есть, хуже не будет.
Нет! Куда это годится? Как мне кусочек дать, так самую малость – Я даже не почувствовал, мясная она или еще какая. А этому – вынь, да положь – Ну, думаю, только через мой труп. Так просто разбрасываться добром не дам!
И тут этот мелкий из пиона вылез. Клювик открывает, есть просит. Маленький такой, несчастный, жалко мне его стало – невмоготу. Чувствую, сейчас сам за сарделькой побегу, хватит жадничать. Одно плохо, они в холодильники, а холодильник открывать я не умею.
Так и кормили пять раз в день. Я уже привыкать начал. Думаю, подрастет чуть-чуть, будем гулять с ним вместе. Ходить, кошек шугать. А что? Я за ними по земле, а он с воздуха. Куда они после этого денутся? А то не уважают они нас, совсем не уважают. За дураков держат.
Нам что нужно? – Подойти поближе, понюхать, представиться и идти свой дорогой. А они глупые, гонки на выживание устраивают. Бегают, как угорелые, не угонишься. Обидно, – право слово, обидно.
Только, к сожалению, моим планам не суждено было сбыться.
Через несколько дней встаю я утром и сразу к забору. Он у нас в палисаднике жил.
Пригляделся, не вижу. Спрятался, думаю, где-то. Тут мамка выходит и тоже ко мне. Искали мы его, искали, так и не нашли. То ли кошка утащила, то ли свои забрали. Их на соседней липе тысяча, не меньше. Галдеж от них день и ночь. Порой даже спать не дают. Но мы, собаки ко всему привычные, привык и я к ним. А после нашего вороненка вообще по-другому на них смотреть начал. Это какие же нервы нужно иметь, чтобы с ума не сойти, когда твои дети с такой высоты падают? Я бы точно такого не выдержал. У меня душа тонкая, поэтичная, если что не так, – жизнь не в радость. Вот так.
Ну, да ладно. Оказалось все не так страшно.
Бегаю я как-то возле дома, округу осматриваю. Воронов над березкой видимо-невидимо.
Летают, орут. Чувствую, случилось что-то. Я сразу туда. Бог мой, – наш вороненок под деревом сидит, а к нему с двух сторон кошки крадутся. Все у меня в душе перевернулось – Беззащитную птаху сожрать хотят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Первый раз, когда он пропал, мы чуть с ума не сошли. Думали, случилось что-то. Мамка целый час бегала по деревне, искала. Все впустую. Звала, звала, не отозвался. Я полночи не спал, все слушал, вдруг появится. Кто его тогда в дом впустит? Так и не пришел. Только зря не спал.
Утром наконец явился. Морда довольная, ходит, хвостом крутит, урчит. Поел и на боковую. С тех пор, что ни день, исчезает, но всегда возвращается. Крутым стал не в меру. Даже на меня по-хозяйски посматривает. Но мне с ним ругаться ни с руки, что нам делить-то. Как-никак мы с ним одного поля ягода. Если кто его обидит, берегись. Своих в обиду не дам. А со мной – нравится, пусть гоношится. Все равно в доме я самый главный. Как скажу, так и будет.
Ну да ладно, – что-то я не про то. Дальше-то вот, что было.
Подбросила мамка вороненка и говорит: – Лети – Ага, так он ее и послушал. Крылышками один раз махнул и носом в землю. Вытащил клюв из земли, встряхнулся и сидит, нахохлившись, как будто, так и надо. Посмотрела мамка на него, посмотрела, опять взяла на руки, посадила на забор. Думает глупая, вдруг с силами соберется и в один прекрасный момент взлетит.
Где уж там. Я ей доступным языком объясняю, ты на его хвост посмотри, у него-то и хвоста еще нет. Ему неделю на этом заборе сидеть нужно, ждать, пока отрастет.
Женщина, – ей, что говори, что не говори, все равно по-своему сделает. Встали всей семьей у калитки, стоят, смотрят, что дальше будет. А что будет-то? – Сидит эта несчастная птичка на заборе, из стороны в сторону качается, как сосед наш, дядя Степа, когда после получки, когда домой возвращается. Силенок у бедного совсем уже нет.
Вот-вот рухнет. Поняла это мамка, подошла к мелюзге, взяла его на руки, на землю посадить собирается. А он вдруг, как клюв раззявит, и жалобно так говорит: – Кушать – У меня глаза на лоб полезли, чем его кормить-то? Шашлыки он, скорее всего, не будет, от косточки тоже откажется. А что еще у нас есть-то? Червяков живых или бабочек мы в холодильнике не держим. Нечем нам его кормить.
Мамка Танюшке тут и говорит:
– Сардельку тащи – Та в момент принесла. Взяла мамка эту птичку, откусила сардельку и ну жевать.
Стою, смотрю, во, думаю, дает, сейчас всю сардельку сама съест. И куда в нее после шашлыков столько лезет? – А она пожевала, пожевала, выплюнула кусочек, маленький совсем, и птичке, значит, дает. А этот бедный, голодный, клювик раззявил, ждет, когда туда что-нибудь упадет. С первого раза у них ничего не получилось, а со второго попал ему в рот кусочек. Щелкнул он клювиком и проглотил. Она ему еще кусочек пихает, – еще – Стою, смотрю, чувствую, нужно вмешаться. У нее уже слюни кончились, сухой корм дает, а он маленький, ему такого нельзя, подавиться может. Я и говорю:
– Давай пожую, что ты все одна и одна.
Мамка на меня посмотрела и оторвала кусок, правда маленький совсем, с ноготок. Вот думаю, жадина, жаль бедной птичке побольше дать. И принялся я жевать – Жевал, жевал, чувствую, хватит. Только выплюнуть хотел, случайно – раз и проглотил. Стыдно стало. Покраснел весь, хорошо под шерстью не видно. Думаю, ну не получилось – Что тут сделаешь? У мамки тоже с первого раза не получалось. Что же мне теперь вешаться? – Я и говорю:
– Давай попробую еще раз – Мамка на меня посмотрела, оторвала кусочек побольше, и говорит:
– Ешь, Ричард. Ему пока хватит.
Глянул я на мелкого. Тот глаза закатил, головку свесил, спать приготовился. Правда, перед этим покакал.
Я испереживался весь, не перекормили ли мы бедненького. Но вроде ничего, посидел, посидел, встрепенулся. Мамка его на землю посадила, а, тот даже спасибо не сказал, раз в пион и юркнул. Спрятался, значит.
Куст у нас там красивый. Не цветет еще, правда, но мы стараемся, поливаем. К осени точно зацветет, если вырасти успеет.
Ну, в общем, сидит он там, в пионе тихо-тихо. Как будто его там нет.
Смотрю, дядя Толя идет, сосед наш. Видит, вся семья в сборе и чем-то взволнована. Он к нам:
– Что случилось? Спрашивает.
Мамка в ответ: – Вороненок из гнезда выпал. Теперь не знаем, что с ним делать.
Дядя Толя мужик умный, он и говорит:
– А делать-то ничего не надо – Они его сами подымут.
– Как подымут? Удивляется мамка.
– Как, – просто. Через неделю на крыло поставят. Им это не впервой. Один, вон целую неделю в кустах жил. Ничего, выдюжили, и с этим все в порядке будет.
Стою, слушаю и радуюсь, хоть один нормальный человек нашелся, а то все: – Ах! – Ох! – Погибнет бедненький, пропадет – С голоду точно умрет – А мамка тут и спрашивает:
– А кормить его можно? Мы ему тут сардельку дали. Он с удовольствием съел.
– Кормите, если охота есть, хуже не будет.
Нет! Куда это годится? Как мне кусочек дать, так самую малость – Я даже не почувствовал, мясная она или еще какая. А этому – вынь, да положь – Ну, думаю, только через мой труп. Так просто разбрасываться добром не дам!
И тут этот мелкий из пиона вылез. Клювик открывает, есть просит. Маленький такой, несчастный, жалко мне его стало – невмоготу. Чувствую, сейчас сам за сарделькой побегу, хватит жадничать. Одно плохо, они в холодильники, а холодильник открывать я не умею.
Так и кормили пять раз в день. Я уже привыкать начал. Думаю, подрастет чуть-чуть, будем гулять с ним вместе. Ходить, кошек шугать. А что? Я за ними по земле, а он с воздуха. Куда они после этого денутся? А то не уважают они нас, совсем не уважают. За дураков держат.
Нам что нужно? – Подойти поближе, понюхать, представиться и идти свой дорогой. А они глупые, гонки на выживание устраивают. Бегают, как угорелые, не угонишься. Обидно, – право слово, обидно.
Только, к сожалению, моим планам не суждено было сбыться.
Через несколько дней встаю я утром и сразу к забору. Он у нас в палисаднике жил.
Пригляделся, не вижу. Спрятался, думаю, где-то. Тут мамка выходит и тоже ко мне. Искали мы его, искали, так и не нашли. То ли кошка утащила, то ли свои забрали. Их на соседней липе тысяча, не меньше. Галдеж от них день и ночь. Порой даже спать не дают. Но мы, собаки ко всему привычные, привык и я к ним. А после нашего вороненка вообще по-другому на них смотреть начал. Это какие же нервы нужно иметь, чтобы с ума не сойти, когда твои дети с такой высоты падают? Я бы точно такого не выдержал. У меня душа тонкая, поэтичная, если что не так, – жизнь не в радость. Вот так.
Ну, да ладно. Оказалось все не так страшно.
Бегаю я как-то возле дома, округу осматриваю. Воронов над березкой видимо-невидимо.
Летают, орут. Чувствую, случилось что-то. Я сразу туда. Бог мой, – наш вороненок под деревом сидит, а к нему с двух сторон кошки крадутся. Все у меня в душе перевернулось – Беззащитную птаху сожрать хотят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50