Спасибо тебе, ты добрый. Ступай к своей, а я домой побегу, в гаражи. А завтра давай тут встретимся. Я тебя ждать буду.
Я как представил себе, что приду сейчас, помою лапы, наемся мяса и завалюсь на мягкий диван, а она, моя лапочка, будет сидеть голодная и холодная в своих гаражах. Вскочил, как сумасшедший.
– Нет, Дези! Либо мы вместе пойдем, либо я остаюсь с тобой!
– Ричард! Ричард!
Чувствую, у мамки в голосе уже слезы стоят. Жалко ее стало невыносимо. Обернулся я к Дези и говорю:
– Пойдем.
Увидела меня мамка, обрадовалась, целовать начала, гладить. Дези только потом разглядела.
Остановилась, – не понимает, откуда та взялась. Я из мамкиных объятий вырвался, подошел к своей подруге, встал рядом и говорю:
– Веди нас домой – Обоих веди – Без нее не пойду!
А она стоит, то на меня посмотрит, то на нее, – что делать, не знает. Я тогда демонстративно Дези в нос лизнул и к мамке ее подтолкнул. Мол, иди, говорю, поздоровайся. А она совсем растерялась, ни тпру, ни ну. Стоит, шага сделать не может. Ох уж эти женщины!
– Ричард, поздно уже, пошли домой, кушать пора – Говорит, а сама пытается ко мне поближе подобраться, чтобы меня за ошейник схватить. Но мы тоже не лыком шиты, я так аккуратненько от нее отступаю, а сам говорю:
– Пошли, только она тоже пойдет – Смотрит мамка на нас, не понимает, что происходит. Только чувствует, что надурить меня ей не удастся. Расстроилась бедная совсем, чуть не плачет – Не выдержал тут я, сорвался. Как закричу не своим голосом:
– Люблю я ее – Понимаешь, люблю! Если ты меня любишь, пусть она с нами идет. Она красивая, ее только помыть, причесать нужно. Ты посмотри, какая у нее шерстка, какие глазки – Лучше ее в целом свете нет – То ли поняла меня мамка, то ли решила, что делать все равно нечего. Только развернулась, позвала нас, и пошли мы домой. Дези сзади бежит, в счастье свое не верит. А зря – Я же ей говорил, что мамка у меня человек…
* * *
Рано я радовался. Вот от кого гадостей не ожидал, так это от Даньки. Пришли мы домой, мамка дверь открывает и говорит:
– Проходите.
Дези замерла на пороге, шаг сделать боится. Я ее носом в дверь подтолкнул, говорю:
– Пойдем на кухню, там каша с мясом. Тебе поправляться нужно, вон худая какая.
Вошла она, огляделась и за мной – Видимо запах учуяла – К миске подбежала, полсекунды, и все чисто. Голову подняла, смотрит на меня – довольная, счастливая, сытая – Хорошо стало – И вдруг – До сих пор не понимаю, что на него нашло.
Когда мы пришли, дед с Танюшкой в коридор вышли, увидели меня, обрадовались. Потом Дези углядели, и давай возмущаться:
– Зачем ты ее привела? – Она, что теперь здесь жить будет? Дед говорит. Танюшка ему вторит:
– Посмотри, какая она страшная – Вся драная, хромоногая – Уведи ее – Мамка стоит, только плечами пожимает, что сказать, не знает. И тут из комнаты выбегает Данила. Я его всю жизнь любил, можно сказать за отца держал, а он – Как мою девочку увидел, заорал не своим голосом:
– Вон! – Вон пошла! Она перепугалась и с перепугу на него кинулась. Что тут было – Данила от нее на шкаф залетел. Он под три метра высотой. На шкафу доски лежали. Он, когда туда прыгнул, видимо их задел. Они нам на головы посыпались. Мне по затылку здорово досталось. А моя с перепугу лапами на шкаф оперлась и давай орать:
– Иди сюда, мерзкий кот! Я тебе покажу, что значит, собак не уважать.
Данька на верху сидит, морду свесил, ощерился весь и отвечает:
– Потаскушка несчастная, выметайся отсюда. Нет тебе жизни в моем доме, либо ты, либо я – Я как услышал все это, понял, бесполезно, – не простит он ее, никогда не простит.
Мамка, Танюшка, дед, все вокруг нас крутятся, пытаются мою девочку утихомирить. А она намучилась бедненькая, и успокоиться никак не может. Кричит не своим голосом:
– Ты скорее отсюда уйдешь, пень трухлявый. Теперь я тут жить буду, из твоей миски есть, на твоей койке спать. И откуда она это взяла? Данька, как такое услышал, чуть с ума не сошел.
До сих пор не понимаю, что ему в голову взбрело. Только спрыгнул он с этого шкафа прямо на нее, вцепился ей в загривок и орет не своим голосом:
– Убирайся! – Вон пошла! Макака противная! Разорву на кусочки!
Слава богу, что у Дези шерсть густая, не покарябал он ее совсем. Вот шкафу крепко досталось.
Данька пока туда, сюда летал, весь его исцарапал. А мамка бедная лыжей по голове получила.
Та, падая, еще и Танюшку задела, щеку ей искорябала. Что тут началось – Честно говоря, даже мне не по себе стало – В общем, открыл дед дверь и вытолкал мою девочку на улицу. Вот и весь сказ. Хоть покормить успел, и то хорошо.
Стою, не жив, не мертв. Все думаю, сейчас и меня вытолкают. Там с боку Танюшкина куртка весела, кожаная. Данька, когда на шкаф залезал, ее как трамплин использовал. Танюшка, как увидела, что вместо куртки у нее две половинки, даже заплакала. Мамка позеленела вся, куртку только-только купили. Стоит, смотрит на меня. Все думаю, сейчас убьет. Один дед разум сохранил, посмотрел на половинки, повертел в руках и говорит:
– Ну вот, была одна куртка, теперь целых две – Мамка, как услышала, тоже хихикнула, – Ага, две и обе целые.
Только Танюшка шутки не поняла, как завопит:
– В чем я завтра в школу пойду?! В чем? – Ничего, денек в старой сходишь, а эту завтра в ателье отнесем. Починят, лучше новой будет.
– Да – починят, – ее теперь только на помойку – Вот так, познакомил свою избранницу с семьей. Знакомство получилось, хоть куда…
Утро
Вышел я утром во двор, огляделся. Смотрю, Цезарь у соседнего подъезда с кем-то отношения выясняет. Около него два пса здоровущих крутятся, видимо, бездомных. Что-то явно не поделили, лаются, ругаются.
Цезарь, парень крепкий, но против таких монстров вряд ли устоит. Я к нему на подмогу.
– Привет, – говорю, – Пристают?
– Есть чуток, – отвечает. Оголодали бедные, вот на всех и бросаются.
А эти, как меня увидели, разозлились в конец. Одичали, рыкают, вот-вот бросятся. Хорошо, что я с мамкой был. Не знаю, где она с нашим братом научилась разговаривать, но совершенно не испугалась. Встала между нами и так спокойно говорит:
– Шли бы вы, ребята, своей дорогой. Нечего здесь драки устраивать.
А эта пара посмотрела на нее, послушала, видят, страха ни на грош, развернулись и побрели себе, куда глаза глядят.
У мамки мои сушки в кармане лежали, как всегда. Люблю я, когда гуляю, пару сушечек проглотить, червячка заморить. Так она, глупая, вдруг посвистела им вслед и, не раздумывая, скормила мои сушки. Ну, думаю, хозяйка называется, все раздать готова. Обидно стало до слез. Подошел к ней, хотел ругнуться, а Цезарь тут как тут, и говорит:
– Помолчал бы ты, браток, лучше. У них уже несколько дней во рту маковой росинки не было.
Молодец твоя мамка, не жадина, а ты жмот.
Стыдно мне тут стало и к тому же обидно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Я как представил себе, что приду сейчас, помою лапы, наемся мяса и завалюсь на мягкий диван, а она, моя лапочка, будет сидеть голодная и холодная в своих гаражах. Вскочил, как сумасшедший.
– Нет, Дези! Либо мы вместе пойдем, либо я остаюсь с тобой!
– Ричард! Ричард!
Чувствую, у мамки в голосе уже слезы стоят. Жалко ее стало невыносимо. Обернулся я к Дези и говорю:
– Пойдем.
Увидела меня мамка, обрадовалась, целовать начала, гладить. Дези только потом разглядела.
Остановилась, – не понимает, откуда та взялась. Я из мамкиных объятий вырвался, подошел к своей подруге, встал рядом и говорю:
– Веди нас домой – Обоих веди – Без нее не пойду!
А она стоит, то на меня посмотрит, то на нее, – что делать, не знает. Я тогда демонстративно Дези в нос лизнул и к мамке ее подтолкнул. Мол, иди, говорю, поздоровайся. А она совсем растерялась, ни тпру, ни ну. Стоит, шага сделать не может. Ох уж эти женщины!
– Ричард, поздно уже, пошли домой, кушать пора – Говорит, а сама пытается ко мне поближе подобраться, чтобы меня за ошейник схватить. Но мы тоже не лыком шиты, я так аккуратненько от нее отступаю, а сам говорю:
– Пошли, только она тоже пойдет – Смотрит мамка на нас, не понимает, что происходит. Только чувствует, что надурить меня ей не удастся. Расстроилась бедная совсем, чуть не плачет – Не выдержал тут я, сорвался. Как закричу не своим голосом:
– Люблю я ее – Понимаешь, люблю! Если ты меня любишь, пусть она с нами идет. Она красивая, ее только помыть, причесать нужно. Ты посмотри, какая у нее шерстка, какие глазки – Лучше ее в целом свете нет – То ли поняла меня мамка, то ли решила, что делать все равно нечего. Только развернулась, позвала нас, и пошли мы домой. Дези сзади бежит, в счастье свое не верит. А зря – Я же ей говорил, что мамка у меня человек…
* * *
Рано я радовался. Вот от кого гадостей не ожидал, так это от Даньки. Пришли мы домой, мамка дверь открывает и говорит:
– Проходите.
Дези замерла на пороге, шаг сделать боится. Я ее носом в дверь подтолкнул, говорю:
– Пойдем на кухню, там каша с мясом. Тебе поправляться нужно, вон худая какая.
Вошла она, огляделась и за мной – Видимо запах учуяла – К миске подбежала, полсекунды, и все чисто. Голову подняла, смотрит на меня – довольная, счастливая, сытая – Хорошо стало – И вдруг – До сих пор не понимаю, что на него нашло.
Когда мы пришли, дед с Танюшкой в коридор вышли, увидели меня, обрадовались. Потом Дези углядели, и давай возмущаться:
– Зачем ты ее привела? – Она, что теперь здесь жить будет? Дед говорит. Танюшка ему вторит:
– Посмотри, какая она страшная – Вся драная, хромоногая – Уведи ее – Мамка стоит, только плечами пожимает, что сказать, не знает. И тут из комнаты выбегает Данила. Я его всю жизнь любил, можно сказать за отца держал, а он – Как мою девочку увидел, заорал не своим голосом:
– Вон! – Вон пошла! Она перепугалась и с перепугу на него кинулась. Что тут было – Данила от нее на шкаф залетел. Он под три метра высотой. На шкафу доски лежали. Он, когда туда прыгнул, видимо их задел. Они нам на головы посыпались. Мне по затылку здорово досталось. А моя с перепугу лапами на шкаф оперлась и давай орать:
– Иди сюда, мерзкий кот! Я тебе покажу, что значит, собак не уважать.
Данька на верху сидит, морду свесил, ощерился весь и отвечает:
– Потаскушка несчастная, выметайся отсюда. Нет тебе жизни в моем доме, либо ты, либо я – Я как услышал все это, понял, бесполезно, – не простит он ее, никогда не простит.
Мамка, Танюшка, дед, все вокруг нас крутятся, пытаются мою девочку утихомирить. А она намучилась бедненькая, и успокоиться никак не может. Кричит не своим голосом:
– Ты скорее отсюда уйдешь, пень трухлявый. Теперь я тут жить буду, из твоей миски есть, на твоей койке спать. И откуда она это взяла? Данька, как такое услышал, чуть с ума не сошел.
До сих пор не понимаю, что ему в голову взбрело. Только спрыгнул он с этого шкафа прямо на нее, вцепился ей в загривок и орет не своим голосом:
– Убирайся! – Вон пошла! Макака противная! Разорву на кусочки!
Слава богу, что у Дези шерсть густая, не покарябал он ее совсем. Вот шкафу крепко досталось.
Данька пока туда, сюда летал, весь его исцарапал. А мамка бедная лыжей по голове получила.
Та, падая, еще и Танюшку задела, щеку ей искорябала. Что тут началось – Честно говоря, даже мне не по себе стало – В общем, открыл дед дверь и вытолкал мою девочку на улицу. Вот и весь сказ. Хоть покормить успел, и то хорошо.
Стою, не жив, не мертв. Все думаю, сейчас и меня вытолкают. Там с боку Танюшкина куртка весела, кожаная. Данька, когда на шкаф залезал, ее как трамплин использовал. Танюшка, как увидела, что вместо куртки у нее две половинки, даже заплакала. Мамка позеленела вся, куртку только-только купили. Стоит, смотрит на меня. Все думаю, сейчас убьет. Один дед разум сохранил, посмотрел на половинки, повертел в руках и говорит:
– Ну вот, была одна куртка, теперь целых две – Мамка, как услышала, тоже хихикнула, – Ага, две и обе целые.
Только Танюшка шутки не поняла, как завопит:
– В чем я завтра в школу пойду?! В чем? – Ничего, денек в старой сходишь, а эту завтра в ателье отнесем. Починят, лучше новой будет.
– Да – починят, – ее теперь только на помойку – Вот так, познакомил свою избранницу с семьей. Знакомство получилось, хоть куда…
Утро
Вышел я утром во двор, огляделся. Смотрю, Цезарь у соседнего подъезда с кем-то отношения выясняет. Около него два пса здоровущих крутятся, видимо, бездомных. Что-то явно не поделили, лаются, ругаются.
Цезарь, парень крепкий, но против таких монстров вряд ли устоит. Я к нему на подмогу.
– Привет, – говорю, – Пристают?
– Есть чуток, – отвечает. Оголодали бедные, вот на всех и бросаются.
А эти, как меня увидели, разозлились в конец. Одичали, рыкают, вот-вот бросятся. Хорошо, что я с мамкой был. Не знаю, где она с нашим братом научилась разговаривать, но совершенно не испугалась. Встала между нами и так спокойно говорит:
– Шли бы вы, ребята, своей дорогой. Нечего здесь драки устраивать.
А эта пара посмотрела на нее, послушала, видят, страха ни на грош, развернулись и побрели себе, куда глаза глядят.
У мамки мои сушки в кармане лежали, как всегда. Люблю я, когда гуляю, пару сушечек проглотить, червячка заморить. Так она, глупая, вдруг посвистела им вслед и, не раздумывая, скормила мои сушки. Ну, думаю, хозяйка называется, все раздать готова. Обидно стало до слез. Подошел к ней, хотел ругнуться, а Цезарь тут как тут, и говорит:
– Помолчал бы ты, браток, лучше. У них уже несколько дней во рту маковой росинки не было.
Молодец твоя мамка, не жадина, а ты жмот.
Стыдно мне тут стало и к тому же обидно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50