В одном из анализов большого спектра деятельности ЦРУ он занимал 198-е место в списке из 200 человек.
В нормальных условиях такая карьера никогда бы не привела к высокому посту. В начале восьмидесятых все старшие чины иерархии – Кэри Джордан, Дьюи Кларидж, Милтон Беарден, Гас Хатауэй и Пол Редмонд – считали его бесполезным. Но только не Кен Малгрю, ставший его другом и покровителем.
Именно он подчистил рабочие и аналитические доклады, подровнял дорожку и обеспечил своему протеже продвижение. В качестве начальника Эймса он не посчитался с возражениями и, возглавляя отдел служебных назначений, всунул Эймса в группу контрразведки.
Они были собутыльниками, запойными пьяницами. Подчас, приканчивая очередную бутылку, они начинали испытывать жалость к себе, а причину своих неудач оба видели в том, что управление всегда поступало с ними страшно несправедливо. Этот вывод, сделанный в пьяном угаре, стоил ЦРУ множества потерь.
Леонид Зайцев, Заяц, умирал, но не чувствовал этого. Он испытывал страшную боль. Ее он чувствовал.
Полковник Гришин верил в боль. Он верил в боль как в средство убеждения, в боль как пример для свидетеля и в боль как наказание. Зайцев согрешил, и полковник приказал, чтобы он полностью осознал значение боли, перед тем как умрет.
Допрос длился целый день, и необходимость применить силу не возникала, потому что он рассказал все, о чем его спрашивали. Большую часть времени Гришин оставался с ним наедине, не желая, чтобы охранники узнали, что именно было украдено.
Полковник попросил его – очень мягко – начать сначала, что он и сделал. Его заставляли повторять свой рассказ снова и снова, пока Гришин не убедился, что не пропущено ни одной детали. Да и рассказывать было почти нечего.
Только когда Зайцев объяснил, почему он это сделал, лицо полковника выразило недоверие.
– Пиво? Англичане дали тебе пиво?
К полудню Гришин убедился, что узнал все. Есть шанс, размышлял он, что, столкнувшись с этим пугалом, молодая англичанка выбросит папку, но он не мог быть в этом уверен. Он отправил машину с четырьмя верными людьми к посольству ждать маленький красный автомобиль, затем следовать за ним до места, где живет хозяйка, а затем доложить.
В три часа он отдал последние приказания своим гвардейцам и уехал. В тот момент, когда он выезжал, аэробус «А-300» с эмблемой британских авиалиний на хвостовой части развернулся над северным районом Москвы и взял курс на запад. Гришин не обратил на это внимания. Он приказал водителю отвезти его в особняк около Кисельного бульвара.
Их оставалось четверо. У Зайца подгибались ноги, поэтому двое держали старика, впиваясь пальцами несчастному в плечи. Третий стоял перед ним, а четвертый сзади. Они работали медленно, с усердием нанося удары.
На пальцах блестели тяжелые медные кастеты. Их удары отбили ему почки, разорвали печень и селезенку. Удар ногой превратил в месиво его старческие яички. Стоявший спереди бил по животу, затем перешел к груди. Старик дважды терял сознание, но ведро холодной воды снова приводило его в чувство, и боль возвращалась. Ноги отказали, и они поддерживали его легкое тело на цыпочках.
Дело шло к концу, ребра в костлявой груди треснули и разошлись, два из них глубоко впились в легкие. Что-то теплое, сладкое и липкое поднималось вверх по горлу, не давая ему дышать.
Поле зрения сузилось до узкого туннеля, и он видел не серые бетонные стены комнаты позади лагерного арсенала, а яркий солнечный день, песчаную дорогу и сосны. Он не видел говорящего, но голос звучал у него в ушах: «Давай, приятель, выпей пива… пей пиво».
Свет потускнел, но он все еще слышал голос, повторявший: «Выпей пива, пей пиво…» И свет погас навсегда.
Вашингтон, июнь 1985 года
Через два месяца, сразу после того как получил оплату в пятьдесят тысяч долларов наличными, Олдрич Эймс за один-единственный день почти разрушил весь Советско-Восточноевропейский отдел оперативного управления ЦРУ.
Прежде чем уйти на обеденный перерыв, заполучив совершенно секретные файлы 301, он смахнул со своего стола семь фунтов секретных документов и телеграфных сообщений в два магазинных пластиковых пакета. Прихватив их с собой, он прошел по извилистым коридорам к лифту, спустился на первый этаж и, опустив в турникет свою пластиковую карточку с отметкой «отдел разведки», вышел из здания. Ни один из охранников не остановил его, чтобы спросить, что у него в пакетах. Сев в машину на огромной парковочной площадке, он за двадцать минут добрался до Джорджтауна – фешенебельного района Вашингтона, знаменитого своими ресторанами европейской кухни.
Войдя в бар-ресторан «Чадвик», расположенный у набережной, он встретился со связным, выбранным для него полковником Андросовым, который как резидент КГБ знал, что за ним самим будут следить сыщики ФБР. Связным был рядовой советский дипломат по фамилии Чувакин.
И все, что принес, Эймс передал русскому. Он даже не назвал цену. Когда наступит время говорить о ней, сумма будет огромной. Это всего лишь начало. Последующие выплаты сделают его миллионером, рассчитывал Эймс. И не ошибся. Русские, обычно прижимистые, когда дело касалось ценной твердой валюты – долларов, никогда не торговались с ним. Они знали, что напали на золотую жилу.
Из «Чадвика» пакеты отправились в посольство, а оттуда в Ясенево, в штаб-квартиру Первого главного управления. Там аналитики не поверили своим глазам.
Удача вознесла Андросова к небесам, а Эймса сделала звездой на этом небосводе. Глава ПГУ генерал Владимир Крючков, которого не доверявший никому Андропов использовал в качестве своего осведомителя и который постепенно добрался до верхов, тотчас же приказал сформировать сверхсекретную группу. Это подразделение освобождалось от всех прочих заданий и должно было заниматься исключительно информацией, поступавшей от Эймса. Эймсу присвоили кодовое имя «Колокол», и так же стала именоваться эта оперативная группа.
В пакетах, переданных Чувакину, находились описания четырнадцати агентов – почти всех агентов отдела СВ, работающих на территории СССР. Их настоящие имена не указывались. но в этом и не было нужды.
Любой контрразведчик, знающий, что внутри его собственной сети завелся «крот», быстро вычислит, кто этот человек, если ему скажут, что этого человека завербовали в Боготе, затем он работал в Москве, а теперь служит в Лаосе. Для этого достаточно проверить послужные списки коллег.
Позднее один из старших офицеров ЦРУ подсчитал, что сорок пять операций против КГБ провалились после лета 1985 года. Ни один агент высокого класса, работавший на ЦРУ, чье имя содержалось в файлах 301, после весны 1986 года не действовал.
Прибыв в аэропорт Хитроу к вечеру, Джок Макдоналд отправился прежде всего в главное здание Интеллидженс сервис на Воксхолл-кросс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
В нормальных условиях такая карьера никогда бы не привела к высокому посту. В начале восьмидесятых все старшие чины иерархии – Кэри Джордан, Дьюи Кларидж, Милтон Беарден, Гас Хатауэй и Пол Редмонд – считали его бесполезным. Но только не Кен Малгрю, ставший его другом и покровителем.
Именно он подчистил рабочие и аналитические доклады, подровнял дорожку и обеспечил своему протеже продвижение. В качестве начальника Эймса он не посчитался с возражениями и, возглавляя отдел служебных назначений, всунул Эймса в группу контрразведки.
Они были собутыльниками, запойными пьяницами. Подчас, приканчивая очередную бутылку, они начинали испытывать жалость к себе, а причину своих неудач оба видели в том, что управление всегда поступало с ними страшно несправедливо. Этот вывод, сделанный в пьяном угаре, стоил ЦРУ множества потерь.
Леонид Зайцев, Заяц, умирал, но не чувствовал этого. Он испытывал страшную боль. Ее он чувствовал.
Полковник Гришин верил в боль. Он верил в боль как в средство убеждения, в боль как пример для свидетеля и в боль как наказание. Зайцев согрешил, и полковник приказал, чтобы он полностью осознал значение боли, перед тем как умрет.
Допрос длился целый день, и необходимость применить силу не возникала, потому что он рассказал все, о чем его спрашивали. Большую часть времени Гришин оставался с ним наедине, не желая, чтобы охранники узнали, что именно было украдено.
Полковник попросил его – очень мягко – начать сначала, что он и сделал. Его заставляли повторять свой рассказ снова и снова, пока Гришин не убедился, что не пропущено ни одной детали. Да и рассказывать было почти нечего.
Только когда Зайцев объяснил, почему он это сделал, лицо полковника выразило недоверие.
– Пиво? Англичане дали тебе пиво?
К полудню Гришин убедился, что узнал все. Есть шанс, размышлял он, что, столкнувшись с этим пугалом, молодая англичанка выбросит папку, но он не мог быть в этом уверен. Он отправил машину с четырьмя верными людьми к посольству ждать маленький красный автомобиль, затем следовать за ним до места, где живет хозяйка, а затем доложить.
В три часа он отдал последние приказания своим гвардейцам и уехал. В тот момент, когда он выезжал, аэробус «А-300» с эмблемой британских авиалиний на хвостовой части развернулся над северным районом Москвы и взял курс на запад. Гришин не обратил на это внимания. Он приказал водителю отвезти его в особняк около Кисельного бульвара.
Их оставалось четверо. У Зайца подгибались ноги, поэтому двое держали старика, впиваясь пальцами несчастному в плечи. Третий стоял перед ним, а четвертый сзади. Они работали медленно, с усердием нанося удары.
На пальцах блестели тяжелые медные кастеты. Их удары отбили ему почки, разорвали печень и селезенку. Удар ногой превратил в месиво его старческие яички. Стоявший спереди бил по животу, затем перешел к груди. Старик дважды терял сознание, но ведро холодной воды снова приводило его в чувство, и боль возвращалась. Ноги отказали, и они поддерживали его легкое тело на цыпочках.
Дело шло к концу, ребра в костлявой груди треснули и разошлись, два из них глубоко впились в легкие. Что-то теплое, сладкое и липкое поднималось вверх по горлу, не давая ему дышать.
Поле зрения сузилось до узкого туннеля, и он видел не серые бетонные стены комнаты позади лагерного арсенала, а яркий солнечный день, песчаную дорогу и сосны. Он не видел говорящего, но голос звучал у него в ушах: «Давай, приятель, выпей пива… пей пиво».
Свет потускнел, но он все еще слышал голос, повторявший: «Выпей пива, пей пиво…» И свет погас навсегда.
Вашингтон, июнь 1985 года
Через два месяца, сразу после того как получил оплату в пятьдесят тысяч долларов наличными, Олдрич Эймс за один-единственный день почти разрушил весь Советско-Восточноевропейский отдел оперативного управления ЦРУ.
Прежде чем уйти на обеденный перерыв, заполучив совершенно секретные файлы 301, он смахнул со своего стола семь фунтов секретных документов и телеграфных сообщений в два магазинных пластиковых пакета. Прихватив их с собой, он прошел по извилистым коридорам к лифту, спустился на первый этаж и, опустив в турникет свою пластиковую карточку с отметкой «отдел разведки», вышел из здания. Ни один из охранников не остановил его, чтобы спросить, что у него в пакетах. Сев в машину на огромной парковочной площадке, он за двадцать минут добрался до Джорджтауна – фешенебельного района Вашингтона, знаменитого своими ресторанами европейской кухни.
Войдя в бар-ресторан «Чадвик», расположенный у набережной, он встретился со связным, выбранным для него полковником Андросовым, который как резидент КГБ знал, что за ним самим будут следить сыщики ФБР. Связным был рядовой советский дипломат по фамилии Чувакин.
И все, что принес, Эймс передал русскому. Он даже не назвал цену. Когда наступит время говорить о ней, сумма будет огромной. Это всего лишь начало. Последующие выплаты сделают его миллионером, рассчитывал Эймс. И не ошибся. Русские, обычно прижимистые, когда дело касалось ценной твердой валюты – долларов, никогда не торговались с ним. Они знали, что напали на золотую жилу.
Из «Чадвика» пакеты отправились в посольство, а оттуда в Ясенево, в штаб-квартиру Первого главного управления. Там аналитики не поверили своим глазам.
Удача вознесла Андросова к небесам, а Эймса сделала звездой на этом небосводе. Глава ПГУ генерал Владимир Крючков, которого не доверявший никому Андропов использовал в качестве своего осведомителя и который постепенно добрался до верхов, тотчас же приказал сформировать сверхсекретную группу. Это подразделение освобождалось от всех прочих заданий и должно было заниматься исключительно информацией, поступавшей от Эймса. Эймсу присвоили кодовое имя «Колокол», и так же стала именоваться эта оперативная группа.
В пакетах, переданных Чувакину, находились описания четырнадцати агентов – почти всех агентов отдела СВ, работающих на территории СССР. Их настоящие имена не указывались. но в этом и не было нужды.
Любой контрразведчик, знающий, что внутри его собственной сети завелся «крот», быстро вычислит, кто этот человек, если ему скажут, что этого человека завербовали в Боготе, затем он работал в Москве, а теперь служит в Лаосе. Для этого достаточно проверить послужные списки коллег.
Позднее один из старших офицеров ЦРУ подсчитал, что сорок пять операций против КГБ провалились после лета 1985 года. Ни один агент высокого класса, работавший на ЦРУ, чье имя содержалось в файлах 301, после весны 1986 года не действовал.
Прибыв в аэропорт Хитроу к вечеру, Джок Макдоналд отправился прежде всего в главное здание Интеллидженс сервис на Воксхолл-кросс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139