— Зачем мне пускать тебя в свой мозг?
— Хочешь впадать в ярость всякий раз, как услышишь о том, что бьют женщину? — спросила Тамара. — Посмотри, чего это уже тебе стоило. Сделай инъекцию. Подключись, — сказала она. И посмотрела в угол, на монитор сновидений на столе.
Вся ситуация оказалась настолько ошеломляющей, что я не мог логично рассуждать. Я не верил ей, но она, казалось, действует мне во благо. Я подошел к столу, наполнил шприц, сделал себе укол, затем подключился к монитору.
* * *
И оказался в холодной пустыне, где ветер проносился над голыми песками и морские чайки метались над головой как конфетти. Небо серое. Вся эта сцена заставляла меня нервничать. Передо мной появилась Тамара и какое-то время смотрела на меня. Я вспомнил попытку генерала Квинтаниллы захватить Гватемалу, кровь моей матери, забрызгавшую стену за шкафом с фарфором, свой собственный гнев, изнасилованную сестру Еву и отчаяние, которое я испытал тогда. И вдруг все это представилось мне сном — ярким сновидением, которое я мог ясно вспомнить, и тем не менее всего лишь сновидением. Я никогда не бродил ночами по городу в поисках солдат Квинтаниллы. Никогда не испытывал всепоглощающий гнев и отчаяние. И точно так же — десятки воспоминаний всплывали сейчас в моем сознании и теряли свою интенсивность, оборачиваясь всего лишь памятью о сновидениях: тот случай, когда я в молодости избил человека в баре за то, что он со смехом рассказывал, как избивает свою подругу; когда ударил мальчика на ярмарке — он толкнул свою сестру…
Страшная боль заполнила мою голову, я услышал звуки, словно от рвущейся резины, звуки сильного ветра, и упал без сознания.
Медленно пришел в себя и огляделся, не понимая, где нахожусь. На песке пустыни сидела женщина и смотрела вверх, как чайка. Я подошел к ней и молча стал разглядывать. Она не обращала на меня внимания, и я ходил вокруг нее кругами, пока в памяти не вспыхнуло: Тамара. И я вспомнил, кто я и где.
Она посмотрела на меня и спросила:
— Готов?
— Да, — ответил я, не понимая, к чему я готов.
И тут же на меня обрушились сотни воспоминаний. Я переживал их в мире сновидений, где секунда равна часам. Передо мной раскинулись пятьдесят лет моей жизни, и я проживал их все заново. В большинстве своем незначительные происшествия: запах, прикосновение, голоса в темной комнате. Мозг не сберегает абсолютно все, как утверждают некоторые: на самом деле мозг обманывает нас, если мы его слишком напрягаем, и добавляет воображаемые подробности. Редки были воспоминания, которые записались с такой четкостью, что мне ясны были все связи. И эти воспоминания не всплывали единым эпизодом, обозначенным во всех подробностях. Скорее действие напоминало распространяющийся в мозгу невроз: клетка возбуждается, подталкивает к деятельности другую клетку, та, в свою очередь, еще несколько. Каждый обрывок воспоминания влечет за собой очередные, с ним связанные, пока все это не сплетается в одно, и я вспоминаю случай или человека., сыгравшего определенную роль в моей жизни.
Я вспомнил мать, какой она была в год, когда я отправился в Мехико изучать морфогенетическую фармакологию. Теперь я знал, что мою мать не изнасиловали и не убили. Она долгие годы мирно прожила с моим отцом в загородном доме, и я вспомнил обрывки разговоров, которые мы вели по телефону, отчетливо, с ностальгической радостью, вспомнил, как навещал ее на Рождество. Вспомнил, как ехал в поезде на магнитной подушке через джунгли и увидел в окно нескольких парней. Они изо всех сил старались распрямить, вытянуть в длину здоровенную анаконду. Сильно ощущался запах сигар. И живя в этом воспоминании, я в то же время задавался вопросом, почему воспоминание именно об этом Рождестве казалось таким важным. И тут же всплыло, что большую часть жизни мать была католичкой, но в возрасте шестидесяти восьми лет она неожиданно перешла в баптисты. Она настояла, чтобы ее крестили заново, и послала мне денег, дабы я мог приехать в Гватемалу на эту церемонию. Моя сестра Ева пренебрежительно относилась к этим переменам, и мать обижалась. Помню, как стою возле матери — она отдыхает в гамаке на солнце — и разглядываю груду комиксов, лежащих рядом с ней; это все христианские издания о плохих, сделавшихся хорошими, о том, как дети — бандиты в гетто обретают Иисуса: «Пабло Лягушонок встречается с Христом», «Стилет и Библия». Я помню отца, он сидит рядом со мной, пьет утренний кофе и посмеивается над обращением матери. «Она целыми днями лежит в своем гамаке и читает эти комиксы», — говорит отец, думая, что это забавно. «Не может быть!..» — возражаю я, а отец, взмахнув рукой, продолжает: «Точно! Она даже спит с ними в гамаке, вместо того чтобы спать со мной!» И я беспокоюсь о ее здоровье из-за того, что она проводит ночи в гамаке, и думаю, что мать с возрастом не стареет, а делается странной. Она начала регулярно звонить мне по телефону и каждый раз рассказывала о каком-нибудь новом евангелисте, который скоро должен будет выступать в Колоне, уговаривала меня приехать и послушать. Несколько раз принималась плакать и говорила, что боится за мое духовное благополучие. Два года спустя моя мать внезапно умерла от аневризма, и отец винил в смерти ее привычку спать в гамаке под открытым небом.
И хотя мы уже семь лет не жили с женой, мы вместе пошли на похороны матери, и поэтому я сразу вспомнил о своей жизни с Еленой. Елена на самом деле не походила на Елену в моих сновидениях. В ней не было никакого сходства с Тамарой, и я понял, что Тамара наложила это сходство на мои воспоминания, чтобы я привязался к ней. Елена оказалась полной, низенькой, с светло — каштановыми волосами, и не слишком умной. Когда я на ней женился, мне почудилось, что у нее сильный характер, это меня влекло к ней, поэтому я ее любил. Она так же открыто обсуждала свою сексуальную жизнь, как другие высказывают мнение о местном политике, и я спутал эту откровенность с честностью. Мы встретились в колледже. Как и я, она часть детства провела в деревне в Гватемале, и ей не хватало социального чутья, которое вырабатывается в городе. Наша неумелость и неопытность среди сложной городской жизни заставила нас цепляться друг за друга. Мы поженились после окончания колледжа, и она пыталась заставить меня заработать состояние. В медовый месяц она забеременела и, когда мы вернулись домой, заявила, что я должен ехать в Майами, открывать практику и заработать много денег, продавая омоложение, а деньги нужны для nina (она с самого начала, как узнала, что беременна, была убеждена, что родится девочка). Моя жена часто смотрела голографическую хронику о жизни богачей и знаменитостей в Панаме, и в каждой хронике рядом с богатыми людьми обязательно оказывался морфогенетический фармаколог, который заботится, чтобы ваша молодость никогда не кончалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140