Ты слишком индивидуалистичен, чтобы совместиться с обществом, устроенным другими.
Я какое-то время думал о ее словах. Никогда раньше не слышал от Абрайры таких слов и мыслей, и мне почему-то они казались неестественными для нее.
— Откуда ты все это узнала? — спросил я.
— Я изучала социальную инженерию в Чили. В конце концов нужно знать врага, — добавила она, имея в виду аргентинских идеал — социалистов. — Все знали, что идеал — социалисты развяжут войну. Этого требовала их философия.
Я надел свой защитный костюм, пошел в наше убежище и лет. Перфекто не спал, смотрел на меня, полузакрыв глаза. Я ничего не сказал ему. Если Абрайра права, я никогда не найду для себя общества лучше того, в котором уже нахожусь. Но мне казалось, что должно же существовать общество, которому я мог бы служить без отвращения. Однако когда я подумал об анархистах с Тау Кита, о скептиках с Бенитариуса 4, о юстинианах Марса, решил — Абрайра права: все эти культы вызывали у меня отвращение.
Мне снилось, что я на мосту, внизу по узкому руслу струится вода. По берегам ручья сидят большие черные крабы — дразнящие женщины — и собирают тростник. Трава на склонах тоже черная, как агат, в воздухе разлит сладкий запах Пекаря.
На расстоянии я вижу человека, седовласого старика, одетого в хороший серый костюм. Держится старик с достоинством, даже и с грацией. Украдкой поглядывает на меня через плечо, потом уходит за изгородь. Сердце мое бьется учащенно. Я чувствую, что знаю этого человека, и в то же время не могу узнать его. Если бы только увидеть его лицо! Мне необходимо его присутствие.
А я в грязном потном защитном костюме, словно тренировался на этом поле. Я бегу за стариком, бегу к изгороди и кричу: «Сеньор, сеньор! Можно мне поговорить с вами?»
Но когда я добегаю до места, где он только что был, его там уже нет. Я мечусь, я ищу его — и вдруг вижу далеко, он разговаривает с молодой женщиной, восхищается цветением сливы: розовые лепестки падают с ветвей, как вода в фонтане. Я зову его, а он скрывается среди деревьев. Молодая женщина начинает оглядываться, ищет, что встревожило пожилого джентльмена, а я бросаюсь за ним.
За сливами тропа среди высокой травы. Человек идет по этой тропе к сосновому лесу, он слишком далеко от меня, чтобы я мог его окликнуть. Я иду за ним, но боюсь углубляться в темный лес. Но все же вхожу в лес и вижу тропу, заросшую мхом: по ней почти не ходят. Зову его, и мой голос звучит глухо среди хвои. Я с. потыкаюсь о корни, они ломаются, как кости. Тропа видна плохо, и несколько раз мне кажется, что я ее потерял. Но я продолжаю преследование и еще дважды вижу далеко впереди серую фигуру.
Наконец я оказываюсь на небольшой поляне, и там маленький домик с деревьями папайи и орхидеями во дворе. Это мой дом в Панаме, слышится свист: поезд на магнитной подушке пересекает озеро Гатун. Прекрасный вид, и очень приятно оказаться дома.
Я иду к своему дому, открываю дверь и вдыхаю знакомый запах. Смотрю на то место на полу, где умер Эйриш: никаких кровавых пятен, вообще никаких следов его существования. Но при виде этого места меня охватывает сильное беспокойство, я ощущаю пустоту. Я слышу голоса, девочка Татьяна смеется над чем-то, и я вижу на верху лестницы Тамару; прямая и прекрасная, она сидит за столом и восхищенно смотрит на старика, который тоже сидит за столом, но спиной ко мне.
Я кричу: «Сеньор! Прошу прощения!» Тамара с ужасом смотрит, как я поднимаюсь по лестнице, пачкая перила своими грязными руками. Татьяна тоже сидит за этим столом, она откидывается в кресле и хочет убежать. Старик Анжело поворачивается лицом ко мне, глаза у него живые и яркие. Он рассержен моим приходом.
«Убирайся, злая собака! — кричит он. — Почему ты гонишься за мной?»
Я отступаю, пораженный его гневом. Гляжу на потрясенные лица друзей. И не знаю, что ответить. Достаю из кармана револьвер и стреляю ему в лицо.
Когда я проснулся, дождь прекратился и небо расчистилось. Воздушные шары Гарсона поднялись высоко. Мы отдыхали. Гарсон хотел, чтобы мы набрались сил перед встречей с ябандзинами; и столь же важно было не слишком удаляться от Кимаи-но-Дзи. Генерал хотел, чтобы ябандзины решили: мы, как стервятники, ждем, пока ябандзины сразятся с самураями «Мотоки», а потом нападем на уцелевших. Не желал, чтобы они догадались, что мы собираемся напасть на Хотокэ-но-Дза. Пусть поймут только тогда, когда у них уже не будет горючего для возврата.
Перфекто все утро следил за мной, бросал на меня сердитые взгляды. Я ждал, что он заговорит. Мавро отправился к друзьям, а Завала и Абрайра ушли мыться к ручью, оставив нас с Перфекто наедине.
— Анжело, — сказал он, — я видел, как ты вечером разговаривал с Абрайрой. — На лице его отражался едва сдерживаемый гнев, и я подумал, может, он сердится из-за того, что я провожу время с Абрайрой. Что-то такое я видел в его взгляде, когда он смотрел, как Абрайра помогает мне одеваться. Может, у него самого на нее виды? Он продолжал: — И несколько дней назад ты пошел погулять с ней, вместо того чтобы идти со мной в баню. Поэтому я должен спросить тебя: кто твой ближайший друг?
Он ревновал меня. С его обостренным чувством территориализма мне следовало этого ожидать.
— Ты мой ближайший друг среди мужчин, — ответил я. — Абрайра мой ближайший друг среди женщин.
Он смотрел в землю. Понимал, что у него никогда не могут быть такие отношения со мной, как у Абрайры. Я подумал, все ли привязавшиеся химеры так ревнуют. Может, кончится тем, что они будут сражаться друг с другом за мое внимание? И еще я понял: и Перфекто, и Абрайра ищут моего внимания с тех пор, как я вышел из криотанка. Оба стараются советовать мне, предостеречь меня, удовлетворить мои эмоциональные и физические потребности. Оба пытаются стать моими лучшими друзьями, теми, кому я доверяю.
— Если ты женишься на Абрайре, — спросил Перфекто, — можно, я буду жить рядом? Помогать тебе обрабатывать сад или просто приходить поговорить и выпить пива?
— Тебе всегда будут рады в моем доме, — ответил я. — Ты мой лучший друг.
Перфекто ненадолго задумался.
— Хорошо — пока ты помнишь, что я твой лучший амиго.
Через несколько минут вернулась от ручья Абрайра, и Перфекто крякнул ей:
— Абрайра! Я лучший амиго Анжело, а ты его лучшая амига!
* * *
После встречи с незнакомыми животными накануне вечером я не мог представить себе, что останусь на этой планете на всю жизнь. Гарсон сказал, что даже если мы победим ябандзинов, на Землю мы вернуться не сможем. Я не мог представить себе этого. Боялся, что забуду, какова Земля. Вспомнил, как хорошо было мне во сне в Панаме, какое спокойствие охватило меня дома. Да, я оставил себя там. Утратил способность сочувствовать, когда убил Эйриша. И подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Я какое-то время думал о ее словах. Никогда раньше не слышал от Абрайры таких слов и мыслей, и мне почему-то они казались неестественными для нее.
— Откуда ты все это узнала? — спросил я.
— Я изучала социальную инженерию в Чили. В конце концов нужно знать врага, — добавила она, имея в виду аргентинских идеал — социалистов. — Все знали, что идеал — социалисты развяжут войну. Этого требовала их философия.
Я надел свой защитный костюм, пошел в наше убежище и лет. Перфекто не спал, смотрел на меня, полузакрыв глаза. Я ничего не сказал ему. Если Абрайра права, я никогда не найду для себя общества лучше того, в котором уже нахожусь. Но мне казалось, что должно же существовать общество, которому я мог бы служить без отвращения. Однако когда я подумал об анархистах с Тау Кита, о скептиках с Бенитариуса 4, о юстинианах Марса, решил — Абрайра права: все эти культы вызывали у меня отвращение.
Мне снилось, что я на мосту, внизу по узкому руслу струится вода. По берегам ручья сидят большие черные крабы — дразнящие женщины — и собирают тростник. Трава на склонах тоже черная, как агат, в воздухе разлит сладкий запах Пекаря.
На расстоянии я вижу человека, седовласого старика, одетого в хороший серый костюм. Держится старик с достоинством, даже и с грацией. Украдкой поглядывает на меня через плечо, потом уходит за изгородь. Сердце мое бьется учащенно. Я чувствую, что знаю этого человека, и в то же время не могу узнать его. Если бы только увидеть его лицо! Мне необходимо его присутствие.
А я в грязном потном защитном костюме, словно тренировался на этом поле. Я бегу за стариком, бегу к изгороди и кричу: «Сеньор, сеньор! Можно мне поговорить с вами?»
Но когда я добегаю до места, где он только что был, его там уже нет. Я мечусь, я ищу его — и вдруг вижу далеко, он разговаривает с молодой женщиной, восхищается цветением сливы: розовые лепестки падают с ветвей, как вода в фонтане. Я зову его, а он скрывается среди деревьев. Молодая женщина начинает оглядываться, ищет, что встревожило пожилого джентльмена, а я бросаюсь за ним.
За сливами тропа среди высокой травы. Человек идет по этой тропе к сосновому лесу, он слишком далеко от меня, чтобы я мог его окликнуть. Я иду за ним, но боюсь углубляться в темный лес. Но все же вхожу в лес и вижу тропу, заросшую мхом: по ней почти не ходят. Зову его, и мой голос звучит глухо среди хвои. Я с. потыкаюсь о корни, они ломаются, как кости. Тропа видна плохо, и несколько раз мне кажется, что я ее потерял. Но я продолжаю преследование и еще дважды вижу далеко впереди серую фигуру.
Наконец я оказываюсь на небольшой поляне, и там маленький домик с деревьями папайи и орхидеями во дворе. Это мой дом в Панаме, слышится свист: поезд на магнитной подушке пересекает озеро Гатун. Прекрасный вид, и очень приятно оказаться дома.
Я иду к своему дому, открываю дверь и вдыхаю знакомый запах. Смотрю на то место на полу, где умер Эйриш: никаких кровавых пятен, вообще никаких следов его существования. Но при виде этого места меня охватывает сильное беспокойство, я ощущаю пустоту. Я слышу голоса, девочка Татьяна смеется над чем-то, и я вижу на верху лестницы Тамару; прямая и прекрасная, она сидит за столом и восхищенно смотрит на старика, который тоже сидит за столом, но спиной ко мне.
Я кричу: «Сеньор! Прошу прощения!» Тамара с ужасом смотрит, как я поднимаюсь по лестнице, пачкая перила своими грязными руками. Татьяна тоже сидит за этим столом, она откидывается в кресле и хочет убежать. Старик Анжело поворачивается лицом ко мне, глаза у него живые и яркие. Он рассержен моим приходом.
«Убирайся, злая собака! — кричит он. — Почему ты гонишься за мной?»
Я отступаю, пораженный его гневом. Гляжу на потрясенные лица друзей. И не знаю, что ответить. Достаю из кармана револьвер и стреляю ему в лицо.
Когда я проснулся, дождь прекратился и небо расчистилось. Воздушные шары Гарсона поднялись высоко. Мы отдыхали. Гарсон хотел, чтобы мы набрались сил перед встречей с ябандзинами; и столь же важно было не слишком удаляться от Кимаи-но-Дзи. Генерал хотел, чтобы ябандзины решили: мы, как стервятники, ждем, пока ябандзины сразятся с самураями «Мотоки», а потом нападем на уцелевших. Не желал, чтобы они догадались, что мы собираемся напасть на Хотокэ-но-Дза. Пусть поймут только тогда, когда у них уже не будет горючего для возврата.
Перфекто все утро следил за мной, бросал на меня сердитые взгляды. Я ждал, что он заговорит. Мавро отправился к друзьям, а Завала и Абрайра ушли мыться к ручью, оставив нас с Перфекто наедине.
— Анжело, — сказал он, — я видел, как ты вечером разговаривал с Абрайрой. — На лице его отражался едва сдерживаемый гнев, и я подумал, может, он сердится из-за того, что я провожу время с Абрайрой. Что-то такое я видел в его взгляде, когда он смотрел, как Абрайра помогает мне одеваться. Может, у него самого на нее виды? Он продолжал: — И несколько дней назад ты пошел погулять с ней, вместо того чтобы идти со мной в баню. Поэтому я должен спросить тебя: кто твой ближайший друг?
Он ревновал меня. С его обостренным чувством территориализма мне следовало этого ожидать.
— Ты мой ближайший друг среди мужчин, — ответил я. — Абрайра мой ближайший друг среди женщин.
Он смотрел в землю. Понимал, что у него никогда не могут быть такие отношения со мной, как у Абрайры. Я подумал, все ли привязавшиеся химеры так ревнуют. Может, кончится тем, что они будут сражаться друг с другом за мое внимание? И еще я понял: и Перфекто, и Абрайра ищут моего внимания с тех пор, как я вышел из криотанка. Оба стараются советовать мне, предостеречь меня, удовлетворить мои эмоциональные и физические потребности. Оба пытаются стать моими лучшими друзьями, теми, кому я доверяю.
— Если ты женишься на Абрайре, — спросил Перфекто, — можно, я буду жить рядом? Помогать тебе обрабатывать сад или просто приходить поговорить и выпить пива?
— Тебе всегда будут рады в моем доме, — ответил я. — Ты мой лучший друг.
Перфекто ненадолго задумался.
— Хорошо — пока ты помнишь, что я твой лучший амиго.
Через несколько минут вернулась от ручья Абрайра, и Перфекто крякнул ей:
— Абрайра! Я лучший амиго Анжело, а ты его лучшая амига!
* * *
После встречи с незнакомыми животными накануне вечером я не мог представить себе, что останусь на этой планете на всю жизнь. Гарсон сказал, что даже если мы победим ябандзинов, на Землю мы вернуться не сможем. Я не мог представить себе этого. Боялся, что забуду, какова Земля. Вспомнил, как хорошо было мне во сне в Панаме, какое спокойствие охватило меня дома. Да, я оставил себя там. Утратил способность сочувствовать, когда убил Эйриша. И подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140