Когда-то он был учителем герцога, а теперь исполнял обязанности капеллана; в перерывах между исполнением своих не слишком трудных обязанностей он писал ученые комментарии к «Посланию к евреям». На широком диване, отгороженная от камина статной фигурой своего мужа, расположилась тетя герцога, нарядная леди, которой, однако, наимоднейшее платье с высокой талией совсем не шло. А немного поодаль от семейного круга, прямая, как аршин, сидела мисс Склмблесби, старая дева неопределенного возраста и неясных родственных связей с семьей Вейр. Леди Лайонел говорила о ней как о своей кузине; и сколько себя помнил герцог, она всегда жила в Сейле и исполняла здесь роль придворной дамы. Поскольку у леди Лайонел был добрый нрав, «придворной даме» жилось без особых трудностей. Единственное, что требовало от нее терпения, — это очень скучные разговоры ее сиятельства и резкие замечания его сиятельства, которые, однако, он делал каждому родственнику, так что мисс Скамблесби благодаря этому чувствовала себя полноценным членом семьи.
Но герцог, который, как говорил его дядя, был слишком сентиментальным, не мог отделаться от мысли, что жизнь мисс Скамблесби была очень несчастной, и поэтому он никогда не упускал возможности уделить ей больше внимания и, подчеркивая родство, которого на самом деле не существовало, называл ее «кузина Амелия». Однажды дядя заметил ему, не из вредности, а исповедуя педантизм, что она чересчур дальняя родственница леди Лайонел и ее родство с семьей Вейр весьма проблематично. Но молодой герцог улыбнулся и легко ускользнул от возможного спора.
Войдя в галерею, герцог приветливо улыбнулся и поинтересовался у мисс Скамблесби, как она себя чувствует после головной боли, на которую жаловалась с утра. Она покраснела, пробормотала слова благодарности и объяснила, что ей гораздо лучше, а лорд Лайонел громко заметил, что не понимает, почему у людей возникают головные боли, поскольку сам он никогда в жизни не страдал от них. Мистер Ромзей очень некстати вмешался:
— Милорд, осмелюсь предположить, его сиятельство просто выражает сочувствие мисс Скамблесби. Уверен, никто не страдал больше от различных болезней, чем наш бедный герцог!
— Глупости! — возразил лорд Лайонел, страшно не любивший, когда кто-нибудь, кроме него самого, упоминал о слабом здоровье его племянника.
Неудачное замечание мистера Ромзея вывело из ее обычной летаргии леди Лайонел, и она начала, очень эмоционально, перечислять все болезни, которые перенес ее племянник в детстве. Герцог терпеливо все это выслушивал, но лорд Лайонел раздраженно фыркал и хмыкал. Наконец он не выдержал и прервал рассказ, угрожавший никогда не кончиться, словами:
— Очень хорошо, очень хорошо, мадам, но сейчас это уже в прошлом, и не стоит об этом напоминать Джилли! Ты сегодня ходил на охоту, мальчик мой, — обратился он к герцогу. — Что ты подстрелил?
— Только трех серых куропаток и нескольких диких голубей, сэр, — ответил герцог.
— Очень хорошо, — одобрительно сказал дядя. — Я часто думаю, что, возможно, охота не такая уж игра, как нам это представляется. Подстрелить диких голубей очень сложно. Какой калибр ты использовал?
— Седьмой, — ответил герцог.
Лорд Лайонел покачал головой и отметил несомненное преимущество четвертого и пятого. Его племянник вежливо выслушал и согласился, что на больших дистанциях удобнее пользоваться и более тяжелыми пулями, однако, стрелять из ружья с хорошо отрегулированным прицелом в мелкую дичь лучше всего седьмым калибром. Поскольку герцог был хорошим стрелком, лорд Лайонел ничего не возразил на это.
— Ты использовал «Пудей»? — спросил он.
— Нет, «Мантон», — ответил герцог. — Я опробовал новую патентованную дробь Джозефа Мантона.
— На протяжении тридцати лет я покупал дробь у «Волкера и Мальтби», — воскликнул его сиятельство. — Но старые привычки не устраивают современную молодежь! Может, ты мне скажешь, что у этого нового патента какие-то особенные достоинства?
— Мне кажется, выстрел получается более компактным, а дробь гораздо удобнее засыпать в ствол, — ответил герцог.
— Надеюсь, Джилли, ты не промочил ноги? — спросила леди Лайонел. — Ты же знаешь, если ты простудишься, у тебя сразу заболит горло. А я только недавно думала о том, что никак не могу вспомнить фамилию того доктора, который рекомендовал тебе гальванизм. Ты тогда был ребенком и, наверное, не помнишь, как это отлично помогало, хотя твоему дяде ужасно не нравился этот новый метод лечения.
— Неужели Борродейл не знает, что мы готовы к обеду? — громко произнес лорд Лайонел. — Будет уже шесть, когда мы сядем за стол.
— Тогда была особая мода на электричество, — продолжала леди Лайонел, не обращая внимания на слова мужа. — Я знаю многих людей, прошедших этот курс лечения.
— Капитан называл все это трескотней, — сказала мисс Скамблесби, сопроводив свои слова смешком, который всегда раздражал его сиятельство.
Лорд Лайонел любил и очень гордился своим сыном, но не собирался выслушивать его словечки даже в воспроизведенном виде и поэтому тут же сказал, что терпеть не может жаргонные выражения. Смущение мисс Скамблесби смягчил приход Борродейла, который распахнул двери и торжественно провозгласил, что обед подан. Герцог помог подняться тете с дивана, мисс Скамблесби заботливо накинула ей на плечи шаль, а мистер Ромзей подал веер и сумочку, и вся процессия направилась в столовую.
Герцог сел на старинный инкрустированный стул, заняв свое место во главе стола; лорд Лайонел разместился на таком же стуле, напротив; леди Лайонел села по правую руку от своего племянника, а мисс Скамблесби и мистер Ромзей расположились напротив нее. За их стульями стоял только один лакей.
Лорд Лайонел предпочитал легкий, как он считал, обед, поэтому в Сейл-Хаузе подавалось только два блюда — в те дни, когда не было гостей. Сегодня на первое было блюдо из черепахи, в которой была запечена рыба, а в ней в свою очередь, были запечены кусочки оленины. Несколько дополнительных блюд — со свиными котлетами под соусом, телячьим филе, бараниной с трюфелями и свежайшей ветчиной — также стояли на столе. Но поскольку его сиятельство был очень скромным едоком, а у герцога обычно не было аппетита, единственным, кто пробовал все блюда, была мисс Скамблесби, которая весьма любила покушать, что отличает вообще бедных родственников.
За столом велась беседа, то и дело затухавшая. Герцог выглядел усталым, тетя не утруждала себя разговорами; лорд Лайонел был чем-то сильно озабочен. Однако, когда убрали первое блюдо, он внезапно поднялся из-за стола и сказал:
— Вы все сегодня такие скучные!
Но его замечание не возымело действия, и никто не предложил темы для общего разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Но герцог, который, как говорил его дядя, был слишком сентиментальным, не мог отделаться от мысли, что жизнь мисс Скамблесби была очень несчастной, и поэтому он никогда не упускал возможности уделить ей больше внимания и, подчеркивая родство, которого на самом деле не существовало, называл ее «кузина Амелия». Однажды дядя заметил ему, не из вредности, а исповедуя педантизм, что она чересчур дальняя родственница леди Лайонел и ее родство с семьей Вейр весьма проблематично. Но молодой герцог улыбнулся и легко ускользнул от возможного спора.
Войдя в галерею, герцог приветливо улыбнулся и поинтересовался у мисс Скамблесби, как она себя чувствует после головной боли, на которую жаловалась с утра. Она покраснела, пробормотала слова благодарности и объяснила, что ей гораздо лучше, а лорд Лайонел громко заметил, что не понимает, почему у людей возникают головные боли, поскольку сам он никогда в жизни не страдал от них. Мистер Ромзей очень некстати вмешался:
— Милорд, осмелюсь предположить, его сиятельство просто выражает сочувствие мисс Скамблесби. Уверен, никто не страдал больше от различных болезней, чем наш бедный герцог!
— Глупости! — возразил лорд Лайонел, страшно не любивший, когда кто-нибудь, кроме него самого, упоминал о слабом здоровье его племянника.
Неудачное замечание мистера Ромзея вывело из ее обычной летаргии леди Лайонел, и она начала, очень эмоционально, перечислять все болезни, которые перенес ее племянник в детстве. Герцог терпеливо все это выслушивал, но лорд Лайонел раздраженно фыркал и хмыкал. Наконец он не выдержал и прервал рассказ, угрожавший никогда не кончиться, словами:
— Очень хорошо, очень хорошо, мадам, но сейчас это уже в прошлом, и не стоит об этом напоминать Джилли! Ты сегодня ходил на охоту, мальчик мой, — обратился он к герцогу. — Что ты подстрелил?
— Только трех серых куропаток и нескольких диких голубей, сэр, — ответил герцог.
— Очень хорошо, — одобрительно сказал дядя. — Я часто думаю, что, возможно, охота не такая уж игра, как нам это представляется. Подстрелить диких голубей очень сложно. Какой калибр ты использовал?
— Седьмой, — ответил герцог.
Лорд Лайонел покачал головой и отметил несомненное преимущество четвертого и пятого. Его племянник вежливо выслушал и согласился, что на больших дистанциях удобнее пользоваться и более тяжелыми пулями, однако, стрелять из ружья с хорошо отрегулированным прицелом в мелкую дичь лучше всего седьмым калибром. Поскольку герцог был хорошим стрелком, лорд Лайонел ничего не возразил на это.
— Ты использовал «Пудей»? — спросил он.
— Нет, «Мантон», — ответил герцог. — Я опробовал новую патентованную дробь Джозефа Мантона.
— На протяжении тридцати лет я покупал дробь у «Волкера и Мальтби», — воскликнул его сиятельство. — Но старые привычки не устраивают современную молодежь! Может, ты мне скажешь, что у этого нового патента какие-то особенные достоинства?
— Мне кажется, выстрел получается более компактным, а дробь гораздо удобнее засыпать в ствол, — ответил герцог.
— Надеюсь, Джилли, ты не промочил ноги? — спросила леди Лайонел. — Ты же знаешь, если ты простудишься, у тебя сразу заболит горло. А я только недавно думала о том, что никак не могу вспомнить фамилию того доктора, который рекомендовал тебе гальванизм. Ты тогда был ребенком и, наверное, не помнишь, как это отлично помогало, хотя твоему дяде ужасно не нравился этот новый метод лечения.
— Неужели Борродейл не знает, что мы готовы к обеду? — громко произнес лорд Лайонел. — Будет уже шесть, когда мы сядем за стол.
— Тогда была особая мода на электричество, — продолжала леди Лайонел, не обращая внимания на слова мужа. — Я знаю многих людей, прошедших этот курс лечения.
— Капитан называл все это трескотней, — сказала мисс Скамблесби, сопроводив свои слова смешком, который всегда раздражал его сиятельство.
Лорд Лайонел любил и очень гордился своим сыном, но не собирался выслушивать его словечки даже в воспроизведенном виде и поэтому тут же сказал, что терпеть не может жаргонные выражения. Смущение мисс Скамблесби смягчил приход Борродейла, который распахнул двери и торжественно провозгласил, что обед подан. Герцог помог подняться тете с дивана, мисс Скамблесби заботливо накинула ей на плечи шаль, а мистер Ромзей подал веер и сумочку, и вся процессия направилась в столовую.
Герцог сел на старинный инкрустированный стул, заняв свое место во главе стола; лорд Лайонел разместился на таком же стуле, напротив; леди Лайонел села по правую руку от своего племянника, а мисс Скамблесби и мистер Ромзей расположились напротив нее. За их стульями стоял только один лакей.
Лорд Лайонел предпочитал легкий, как он считал, обед, поэтому в Сейл-Хаузе подавалось только два блюда — в те дни, когда не было гостей. Сегодня на первое было блюдо из черепахи, в которой была запечена рыба, а в ней в свою очередь, были запечены кусочки оленины. Несколько дополнительных блюд — со свиными котлетами под соусом, телячьим филе, бараниной с трюфелями и свежайшей ветчиной — также стояли на столе. Но поскольку его сиятельство был очень скромным едоком, а у герцога обычно не было аппетита, единственным, кто пробовал все блюда, была мисс Скамблесби, которая весьма любила покушать, что отличает вообще бедных родственников.
За столом велась беседа, то и дело затухавшая. Герцог выглядел усталым, тетя не утруждала себя разговорами; лорд Лайонел был чем-то сильно озабочен. Однако, когда убрали первое блюдо, он внезапно поднялся из-за стола и сказал:
— Вы все сегодня такие скучные!
Но его замечание не возымело действия, и никто не предложил темы для общего разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108