— Потому что кое-что зашевелилось в его сердце — то, что волнует любого человека, и неважно, высок он или низок, красив или уродлив.
После рождественского бала мистер Поуп стал посещать Саттон довольно часто. Сначала он приезжал со своей сводной сестрой и ее мужем или с Инглфилдами, но потом стал приходить один, гулял с Елизаветой в саду или расхаживал по Длинной Галерее. Чтобы никто не подвергался опасности, Джон закрыл проход, ведущий в разрушенное крыло дома — Гейт-Хаус, но Поуп и Мелиор Мэри рука об руку пробрались через заграждение, чтобы исследовать то место, где после визита королевы Елизаветы к Генри Уэстону произошел пожар.
— Что здесь было раньше? — поинтересовался Поуп.
— Кажется, винтовая лестница, ведущая в Гейт-Хаус из галереи, считавшейся самой длинной в Англии. Слуги говорят, что здесь есть привидение.
Глубокие голубые глаза Поупа загорелись почти на одном уровне с ее глазами:
— Расскажи мне о нем. Ты его видела?
Мелиор Мэри покачала головой.
— Нет. По слухам, это тень шута сэра Ричарда Уэстона.
— А кто он?
— Мой предок, который построил замок Саттон.
— Так это его инициалы украшают наружные стены?
— Да. Высокого был мнения о себе, правда?
Подавив улыбку, Александр кивнул головой. Вечером, когда Мелиор Мэри ушла спать, он сидел в зале на втором этаже и пересказывал эту историю Елизавете:
— Она настолько одержима всякими взрослыми мыслями, что над ней невозможно не смеяться.
Елизавета улыбнулась, а Джон холодно посмотрел на него и спросил:
— Почему?
— Потому что она похожа на точную копию взрослого, только уменьшенную, и это довольно забавно.
Только произнеся эти слова, Поуп понял, что то же самое можно сказать и о нем, и униженно замолчал. В комнате воцарилась неловкая тишина. Джон ногой подталкивал чурбан ближе к огню, Елизавета еще более сосредоточенно склонилась над вышиванием, а Александр залпом допил свой стакан портвейна. В конце концов Джон произнес:
— Мне все равно, что вы сказали о моей дочери, сэр.
Он поднялся и вышел из комнаты. Поуп испуганно последовал за ним.
— Он подумал, что я хочу уподобить ее своей уродливой внешности, — прошептал он и прежде, чем Елизавета успела остановить его, выбежал из комнаты, довольно сильно прихрамывая от расстройства.
Он нашел Джона в Большой Зале, уставившегося в огонь; его большие квадратные плечи сгорбились от гнева на свою судьбу. Окажись на месте Поупа кто-нибудь другой, он бы на какое-то мгновение почувствовал жалость к этому всеми покинутому человеку, но Александр просто тихо пробормотал: «Тиран», а вслух сказал:
— Мистер Уэстон, не уделите ли вы мне одну минуту?
Джон обернулся и подчеркнуто наклонил голову, глядя на молодого человека с голубыми глазами и задранным подбородком, стоящего перед ним подобно пришельцу из рая.
— Да, сэр.
— Я прошу прощения, если вы неверно истолковали мои слова, относящиеся к Мелиор Мэри. Я не хотел никого обидеть.
Джон стиснул зубы.
— Приберегите свои милые разговоры для моей жены, сэр. Изящные фразы и сладкие речи на меня не действуют.
Поуп немного побледнел, но не отступал.
— Вы принимаете мои извинения?
— Нет, не принимаю, мистер Поуп. Мне кажется, вы злоупотребляете моим гостеприимством.
Александр искоса посмотрел на него и произнес:
— Но, мистер Уэстон… Я только выражаю свое восхищение вами и вашей семьей.
— Мне кажется, это относится только к моей жене.
— Помилуйте, что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, мистер Поуп, ваше жалкое извинение — извинение мужчины, которым вы могли бы быть, но, очевидно, налет разврата все же затронул вашу убогую душонку.
Мягкий голос Александра задрожал, но он выговорил эти слова:
— Я бы хотел стоять на одном уровне с вами, чтобы иметь удовольствие ударить вас по лицу.
В ответ Джон три раза дернул за шнурок звонка.
— Уходите немедленно, сэр. И если я услышу что-нибудь об этом деле от вашей замечательной сестры или ее друзей, то не побоюсь сказать им всю правду.
— Какую правду? Что Елизавета мечет перед вами бисер, как перед свиньей? Что вы знаете о ее внутреннем мире столько же, сколько дикарь об изящных манерах? Скажите им вашу правду, мистер Уэстон, но будьте уверены, я обязательно скажу свою!
— Я не слышу твоего писка, жалкая мышь.
— А я — твоего карканья.
Ситуация выглядела бы очень трогательно, если не была бы столь нелепой: крошечный щеголь и лишенный всякого воображения сквайр ссорятся из-за любви к женщине, чья страсть беспробудно спит.
Но их несчастливые тайные встречи начались случайно, у входа в книжный магазин в Гилфорде. Елизавета уже вышла из кареты и хотела войти внутрь, когда перед ней вдруг появился поэт, как будто ждал там целый день. Он бросил на нее такой страстный взгляд, что она отпрянула.
— Боже мой, мистер Поуп! — воскликнула она, закрываясь мантильей с меховой опушкой от февральского ветра и колючего снега. — Куда же вы пропали?
Теперь была его очередь удивиться:
— Пропал?
— Да. Вы не были в Саттоне уже две недели.
— А вы разве не знаете, что ваш муж выгнал меня?
— Джон? Выгнал? За что?
— За то, что я осмелился покуситься на его собственность.
Закружились снежные хлопья, а она стояла и смотрела на него, и ее голубые глаза-цветы были исполнены чувств, которые она пыталась скрыть. Поупу показалось, что она впервые по-настоящему смотрит на него. Он погрузился в свои мысли. При всей красоте лица и мелодичности голоса он не мог привлечь женщину внешностью. Он мог очаровать умом и словами, но это не поможет ему сейчас, холодным зимним утром, на безжалостном белом свету.
Наконец Елизавета неожиданно задала ему вопрос:
— За что вы любите меня?
— За то, что вы — солнце, Джон Уэстон — вечная тьма, а я — обезьяна, ведомая красотой к совершенству…
Голос поэта замер. Он очень старался блистать умом, но его ясные глаза вызывали жалость.
— Не смотрите на меня так. Я понимаю, что я — всего лишь жалкий карлик, глупый и многословный.
Елизавету охватило желание любви и поклонения, и в этот момент она полюбила человека, обожавшего ее, и маска безупречного модного гения слетела с лица Александра.
Густо падал снег, ложась на капюшон ее мантильи. Она спросила:
— Что я должна сделать? Ответ уже был у него на устах:
— Спрячьтесь поблизости. Здесь, в двух шагах от дороги, есть кафе. Я буду там в четыре.
Елизавета засмеялась, а Поуп вдруг почувствовал, что не может говорить, поднес ее руку к своим губам и позволил себе заплакать.
Их любовь была взлелеяна в тепле таинственности. Короткие встречи раз в неделю переросли в ежедневные. Мелиор Мэри много раз сопровождала Елизавету на эти горько-сладкие свидания, попивая шоколад и наблюдая за тем, как крошечный молодой человек так пристально смотрит на ее хорошенькую мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84