Соседние пункты, сами видите, сократить не так просто. В частности, встречу с Группой взаимной поддержки граждан: я знаю, какую важность вы придаете общению с рядовыми людьми, неравнодушными…
– Да, разумеется, вы совершенно правы. Полностью с вами согласен. Как вы заметили, я всегда могу выкроить время для повторного осмотра концертного зала. Да-да. Все дело в том, что меня несколько беспокоили… э-э… условия. Я говорю о размещении моих родителей.
С другого конца линии отклика вновь не последовало. Я откашлялся и продолжил:
– Как вам известно, мои мать и отец оба в преклонном возрасте. Их места в концертном зале должны быть специально оборудованы.
– Да-да, конечно. – Голос мисс Штратман звучал слегка озадаченно. – И медики под рукой, на случай каких-либо осложнений. Да, все предусмотрено: вы сами в этом убедитесь, когда будете осматривать зал.
Секунду я обдумывал ее слова, потом уточнил:
– Мои родители. Мы говорим именно о них. Полагаю, мы с вами понимаем друг друга правильно.
– А как же, мистер Райдер! Пожалуйста, не беспокойтесь.
Я поблагодарил мисс Штратман и вышел из кабинки. Возвратившись в кафе, я на мгновение застыл в дверях. На пол легли длинные закатные тени. Две дамы продолжали серьезную беседу, но я не мог угадать, обсуждают ли они по-прежнему мою персону. В дальнем конце я увидел Бориса: он что-то объяснял Софи, и они оба весело смеялись. Несколько секунд я не двигался с места, продолжая обдумывать недавний разговор с мисс Штратман. По зрелом размышлении я решил, что и в самом деле неуместно было предполагать, будто я могу почерпнуть что-нибудь полезное, слушая у графини старые записи Бродского. Несомненно, она и мистер фон Винтерштейн планировали шаг за шагом ознакомить меня с его музыкой. Эта мысль вызвала у меня раздражение – и я порадовался, что пропустил этот визит.
Затем я бросил взгляд на часы и обнаружил, что зря успокаивал мисс Штратман: еще немного – и мы могли опоздать в галерею Карвинского. Я добрался до нашего столика и, не садясь, произнес:
– Нам пора. Мы слишком долго мешкали.
Я говорил довольно настойчиво, однако Софи ограничилась тем, что подняла глаза и сказала:
– Борис считает, что лучших пончиков он в жизни не пробовал. Правда, Борис?
Я обратил взгляд к Борису, но он не смотрел в мою сторону. Я вспомнил нашу недавнюю размолвку, которую совсем было выбросил из головы, и подумал, что, нужно бы произнести слово-другое в примирительном тоне.
– Так ты говоришь, пончики очень вкусные? Дашь попробовать кусочек?
Борис не поворачивал головы. Я ждал несколько секунд, потом пожал плечами:
– Хорошо, не хочешь разговаривать – тем лучше. Софи взяла Бориса за плечо, собираясь призвать его к порядку, но я отвернулся со словами:
– Пойдем, нам пора.
Софи снова подтолкнула Бориса и обратилась ко мне с ноткой отчаяния в голосе:
– Задержимся еще чуть-чуть. Ты с нами почти нисколько не посидел. Борису здесь так нравится. Правда, Борис?
Борис словно бы не слышал.
– Слушай, мы должны спешить. А то опоздаем. Софи вновь бросила взгляд на Бориса, затем на меня: в ее лице сквозило нарастающая досада. Наконец она приподнялась с места. Я повернулся и, не оглядываясь на Софи и Бориса, пошел к выходу.
18
К тому времени, как я миновал крутую извилистую дорогу и вернулся на шоссе, солнце опустилось уже совсем низко. Дорога заметно опустела, и я вел машину на приличной скорости, высматривая на горизонте красный автомобиль. Спустя несколько минут горы остались позади – и мы очутились на обширном ровном участке. По обеим сторонам шоссе тянулись бескрайние поля. Когда дорога совершала затяжной поворот на плоскости, я разглядел наконец красный автомобиль. Нас по-прежнему разделяло немалое расстояние, но я видел, что водитель, как и прежде, не торопится. Я тоже сбросил скорость и залюбовался окружающим пейзажем: вечерними полями; солнцем, мелькавшим за отдаленными деревьями; фермерскими постройками, которые группами были рассеяны тут и там, – а красный автомобиль то появлялся, то исчезал при каждом повороте дороги.
– Как ты думаешь, сколько там будет народу? – услышал я голос Софи.
– На приеме? – Я пожал плечами. – Откуда мне знать? Должен сказать, ты себя явно чересчур взвинчиваешь. Это просто очередной прием – и ничего больше.
Софи продолжала смотреть в окно.
– Народу будет видимо-невидимо, – продолжала она. – Те же, что присутствовали на банкете у Рускони. Потому я и нервничаю. Думала, ты об этом догадываешься.
Я попытался вспомнить упомянутый ею банкет, но названная фамилия мало что для меня означала.
– Я привыкала постепенно, а тут этот банкет, – жаловалась Софи. – Эта публика обошлась со мной как со швалью. Я до сих пор не опомнилась по-настоящему. А сегодня соберется почти та же компания.
Я все так же тщетно пытался вспомнить банкет, о котором говорила Софи.
– Ты хочешь сказать, они были откровенно грубы с тобой? – спросил я.
– Грубы? Да, думаю, слово подходит. Они заставили меня почувствовать себя жалким ничтожеством. Надеюсь, хоть сегодня не все явятся.
– Если кто-нибудь начнет грубить, сразу скажи мне. Или отвечай грубостью на грубость – не возражаю.
Софи обернулась, чтобы посмотреть на сидевшего сзади Бориса. Я тотчас сообразил, что мальчик спит. Софи разглядывала его еще с минуту, потом повернулась ко мне.
– К чему ты опять берешься за старое? – спросила она изменившимся голосом. – Ты ведь знаешь, как его это огорчает. Опять завел старую песню. Ну, и долго ты на этот раз намерен упражняться?
– В чем упражняться? – устало спросил я. – О чем это ты теперь?
Мгновение Софи смотрела на меня в упор, потом отвернулась.
– Ты и понятия не имеешь, – пробормотала она себе под нос. – У нас мало времени. Ты просто не имеешь понятия, так?
Я почувствовал, что терпение мое иссякло. Мне припомнилась вся неразбериха, которую я пережил за день, и незаметно для самого себя заговорил на повышенных тонах:
– Слушай, с чего ты присвоила себе право на каждом шагу меня критиковать? Ты, наверное, не замечаешь, но у меня сейчас непростое время. И вместо слов поддержки слышу от тебя одни только придирки, придирки, придирки. А теперь ты, похоже, задумала подвести меня на приеме. Во всяком случае, готовишь почву, чтобы так поступить…
– Отлично! Мы и порога не перешагнем! Подождем с Борисом в машине. Разбирайся один с этим сборищем!
– Это уже ни к чему. Я только хотел сказать…
– Нет уж! Иди один. Тогда мы с Борисом точно тебя не подведем.
Несколько минут мы ехали молча. Наконец я проговорил.:
– Прости меня. Ты прекрасно справишься. Ни на миг не сомневаюсь.
Софи не отвечала. Мы сидели как немые – и каждый раз, посмотрев на Софи, я обнаруживал, что она невидящим взглядом сопровождает далекий красный автомобиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
– Да, разумеется, вы совершенно правы. Полностью с вами согласен. Как вы заметили, я всегда могу выкроить время для повторного осмотра концертного зала. Да-да. Все дело в том, что меня несколько беспокоили… э-э… условия. Я говорю о размещении моих родителей.
С другого конца линии отклика вновь не последовало. Я откашлялся и продолжил:
– Как вам известно, мои мать и отец оба в преклонном возрасте. Их места в концертном зале должны быть специально оборудованы.
– Да-да, конечно. – Голос мисс Штратман звучал слегка озадаченно. – И медики под рукой, на случай каких-либо осложнений. Да, все предусмотрено: вы сами в этом убедитесь, когда будете осматривать зал.
Секунду я обдумывал ее слова, потом уточнил:
– Мои родители. Мы говорим именно о них. Полагаю, мы с вами понимаем друг друга правильно.
– А как же, мистер Райдер! Пожалуйста, не беспокойтесь.
Я поблагодарил мисс Штратман и вышел из кабинки. Возвратившись в кафе, я на мгновение застыл в дверях. На пол легли длинные закатные тени. Две дамы продолжали серьезную беседу, но я не мог угадать, обсуждают ли они по-прежнему мою персону. В дальнем конце я увидел Бориса: он что-то объяснял Софи, и они оба весело смеялись. Несколько секунд я не двигался с места, продолжая обдумывать недавний разговор с мисс Штратман. По зрелом размышлении я решил, что и в самом деле неуместно было предполагать, будто я могу почерпнуть что-нибудь полезное, слушая у графини старые записи Бродского. Несомненно, она и мистер фон Винтерштейн планировали шаг за шагом ознакомить меня с его музыкой. Эта мысль вызвала у меня раздражение – и я порадовался, что пропустил этот визит.
Затем я бросил взгляд на часы и обнаружил, что зря успокаивал мисс Штратман: еще немного – и мы могли опоздать в галерею Карвинского. Я добрался до нашего столика и, не садясь, произнес:
– Нам пора. Мы слишком долго мешкали.
Я говорил довольно настойчиво, однако Софи ограничилась тем, что подняла глаза и сказала:
– Борис считает, что лучших пончиков он в жизни не пробовал. Правда, Борис?
Я обратил взгляд к Борису, но он не смотрел в мою сторону. Я вспомнил нашу недавнюю размолвку, которую совсем было выбросил из головы, и подумал, что, нужно бы произнести слово-другое в примирительном тоне.
– Так ты говоришь, пончики очень вкусные? Дашь попробовать кусочек?
Борис не поворачивал головы. Я ждал несколько секунд, потом пожал плечами:
– Хорошо, не хочешь разговаривать – тем лучше. Софи взяла Бориса за плечо, собираясь призвать его к порядку, но я отвернулся со словами:
– Пойдем, нам пора.
Софи снова подтолкнула Бориса и обратилась ко мне с ноткой отчаяния в голосе:
– Задержимся еще чуть-чуть. Ты с нами почти нисколько не посидел. Борису здесь так нравится. Правда, Борис?
Борис словно бы не слышал.
– Слушай, мы должны спешить. А то опоздаем. Софи вновь бросила взгляд на Бориса, затем на меня: в ее лице сквозило нарастающая досада. Наконец она приподнялась с места. Я повернулся и, не оглядываясь на Софи и Бориса, пошел к выходу.
18
К тому времени, как я миновал крутую извилистую дорогу и вернулся на шоссе, солнце опустилось уже совсем низко. Дорога заметно опустела, и я вел машину на приличной скорости, высматривая на горизонте красный автомобиль. Спустя несколько минут горы остались позади – и мы очутились на обширном ровном участке. По обеим сторонам шоссе тянулись бескрайние поля. Когда дорога совершала затяжной поворот на плоскости, я разглядел наконец красный автомобиль. Нас по-прежнему разделяло немалое расстояние, но я видел, что водитель, как и прежде, не торопится. Я тоже сбросил скорость и залюбовался окружающим пейзажем: вечерними полями; солнцем, мелькавшим за отдаленными деревьями; фермерскими постройками, которые группами были рассеяны тут и там, – а красный автомобиль то появлялся, то исчезал при каждом повороте дороги.
– Как ты думаешь, сколько там будет народу? – услышал я голос Софи.
– На приеме? – Я пожал плечами. – Откуда мне знать? Должен сказать, ты себя явно чересчур взвинчиваешь. Это просто очередной прием – и ничего больше.
Софи продолжала смотреть в окно.
– Народу будет видимо-невидимо, – продолжала она. – Те же, что присутствовали на банкете у Рускони. Потому я и нервничаю. Думала, ты об этом догадываешься.
Я попытался вспомнить упомянутый ею банкет, но названная фамилия мало что для меня означала.
– Я привыкала постепенно, а тут этот банкет, – жаловалась Софи. – Эта публика обошлась со мной как со швалью. Я до сих пор не опомнилась по-настоящему. А сегодня соберется почти та же компания.
Я все так же тщетно пытался вспомнить банкет, о котором говорила Софи.
– Ты хочешь сказать, они были откровенно грубы с тобой? – спросил я.
– Грубы? Да, думаю, слово подходит. Они заставили меня почувствовать себя жалким ничтожеством. Надеюсь, хоть сегодня не все явятся.
– Если кто-нибудь начнет грубить, сразу скажи мне. Или отвечай грубостью на грубость – не возражаю.
Софи обернулась, чтобы посмотреть на сидевшего сзади Бориса. Я тотчас сообразил, что мальчик спит. Софи разглядывала его еще с минуту, потом повернулась ко мне.
– К чему ты опять берешься за старое? – спросила она изменившимся голосом. – Ты ведь знаешь, как его это огорчает. Опять завел старую песню. Ну, и долго ты на этот раз намерен упражняться?
– В чем упражняться? – устало спросил я. – О чем это ты теперь?
Мгновение Софи смотрела на меня в упор, потом отвернулась.
– Ты и понятия не имеешь, – пробормотала она себе под нос. – У нас мало времени. Ты просто не имеешь понятия, так?
Я почувствовал, что терпение мое иссякло. Мне припомнилась вся неразбериха, которую я пережил за день, и незаметно для самого себя заговорил на повышенных тонах:
– Слушай, с чего ты присвоила себе право на каждом шагу меня критиковать? Ты, наверное, не замечаешь, но у меня сейчас непростое время. И вместо слов поддержки слышу от тебя одни только придирки, придирки, придирки. А теперь ты, похоже, задумала подвести меня на приеме. Во всяком случае, готовишь почву, чтобы так поступить…
– Отлично! Мы и порога не перешагнем! Подождем с Борисом в машине. Разбирайся один с этим сборищем!
– Это уже ни к чему. Я только хотел сказать…
– Нет уж! Иди один. Тогда мы с Борисом точно тебя не подведем.
Несколько минут мы ехали молча. Наконец я проговорил.:
– Прости меня. Ты прекрасно справишься. Ни на миг не сомневаюсь.
Софи не отвечала. Мы сидели как немые – и каждый раз, посмотрев на Софи, я обнаруживал, что она невидящим взглядом сопровождает далекий красный автомобиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157