Все в рамках приличий — ладонь на моем запястье, через несколько предложений — пальцы на моем локте, чтобы подчеркнуть сказанное. Но мне это решительно не нравилось, и, когда его рука слишком долго задержалась на моей, я уставилась на нее и не отводила взгляда до тех пор, пока он ее не убрал.
— О-па. Прошу прошения.
— Ничего. Я проголодалась. Давайте есть.
Каким приятным оказалось последовавшее за этим молчание! Еда была отменной, а я и в самом деле очень проголодалась, Я отдана должное какому-то сложному блюду из курятины и рассеянно слушала обрывки разговоров, доносившиеся до меня с разных концов стола. Не заставь я своего назойливого соседа умолкнуть, мне не удалось бы расслышать слова Хью.
— Джеймс Стилман был бы одним из самых лучших! Его смерть — ужасная трагедия.
— Да брось, Хью, парень был неуправляемый. Только вспомни этот скандал с Эдкок.
Голос Хью звучал громко и зло.
— Это была не его вина, Деннис! Муж Эдкок всех нас обвел вокруг пальца.
— Ага, и прежде всего твоего дружка Стилмана.
Я так подалась вперед, что чуть не легла грудью на стол.
— Вы знали Джеймса Стилмана?
Хью и его собеседник обернулись ко мне. Хью кивнул. Другой уничижительно хмыкнул.
— Еще бы, кто ж его не знал? Да после истории с Эдкок его половина Нью-Йорка знала.
— Какой истории?
— Расскажи ей, Хью. Ты же его главный защитник.
— В самую точку! — Хью вспыхнул, но, обращаясь ко мне, заговорил своим обычным голосом. — Вы знаете художницу Лолли Эдкок?
— Конечно.
— Так вот, несколько лет назад ее муж заявил, что у него есть десять ее картин, которых никто еще не видел. Он решил их продать и обратился к «Бартоломьюз»…
— Это аукционисты?
— Да. Эдкок хотел, чтобы они продали картины с аукциона. Джеймс с ними сотрудничал. Они его очень высоко ценили и потому поручили ему поехать в Канзас-Сити и проверить подлинность полотен.
Другой мужчина покачал головой.
— И мистер Стилман в приступе энтузиазма оформил покупку у этого мошенника мистера Эдкока, только вот потом выяснилось, что картины были подделками.
— Это было добросовестное заблуждение!
— Это было дурацкое заблуждение, как ты прекрасно знаешь, Хью. Ты бы никогда не позволил так себя провести. Стилман был известный лопух, вот он и тут лопухнулся. Этот глагол точно для него и придумали.
— Тогда объясни, как ему удалось отыскать «Мессершмидтовскую голову», которая сотню лет считалась утраченной?
— Повезло, как всякому новичку. Мне не помешает еще немного выпить. — Он сделал знак официанту, и, пока отдавал распоряжения, я не упустила своего шанса.
— Вы хорошо его знали?
— Джеймса? Да, очень хорошо.
— Не могли бы мы… М-м-м, простите, вы не могли бы поменяться со мной местами? Мне очень бы хотелось задать Хью пару вопросов.
Владелец галереи передвинул свою тарелку и, пересаживаясь на мое место, спросил:
— Так вы тоже поклонница Джеймса Стилмана?
— Он был моим бойфрендом в школе.
— Правда? Вот уж не думал, что у него было прошлое. Тут я взъерепенилась.
— Он был хорошим человеком.
— Не имел возможности в этом убедиться. У меня никогда не возникало желания познакомиться с ним поближе.
Я так обозлилась на него, что, сев рядом с Хью, не могла вымолвить ни слова. Хью похлопал меня по колену.
— Не сердитесь на Денниса. Святой Убальд — вот кто ему нужен.
— А что это за святой?
— Он предохраняет от бешенства. Расскажите о себе и Джеймсе.
Мы проговорили до самого конца обеда. Я больше ничего не ела.
Хью Оукли был искусствоведом. Он ездил по всему миру, объясняя людям, чем они владеют или что им следовало бы приобрести. Слушая его, я поняла, почему он так молодо выглядит. Он занимался своим делом с прямо-таки заразительным энтузиазмом. Рассказывая о поисках редких и дорогих полотен, он становился похож на мальчишку, раздобывшего карту зарытых сокровищ и преисполненного надежд. Ему нравилась его работа. А мне нравилось слушать, как он о ней рассказывает.
За несколько лет до этого он читал курс лекций в Тайлеровской школе искусств в Филадельфии, где и познакомился с Джеймсом. Хью охарактеризовал его как потерянного молодого человека, впрочем, уверенного в том, что его ждет нечто очень важное. Оно появится в один прекрасный день невесть откуда, и все станет на свои места.
— Когда я закончил последнюю лекцию, он подошел ко мне с таким недоуменным видом, что мне стало не по себе. Я спросил, все ли с ним в порядке. Он только и сумел выдавить из себя: «Я хочу об этом знать. Я должен узнать об этом побольше». Я сам пришел когда-то в такое же исступление после лекций Федерико Дзери в Колумбийском университете. Слыхали о его книге «За пределом образа»? Вы должны ее прочесть. Дайте-ка я запишу вам название. — Он достал из кармана кожаную записную книжку и серебряный цанговый карандаш. Имя автора и название книги он написал четкими печатными буквами. Позднее я узнала, что этот шрифт называется «бремен». Среди многочисленных хобби Хью Оукли было и такое: различными шрифтами он переписывал понравившиеся ему стихи и рассказы и, как средневековый монах, расцвечивал их красками, которые сам и готовил из крахмала.
Я была так поглощена его рассказом, что даже не сразу осознала — я ведь лишаю его общества остальных собравшихся. Да и возможная реакция его жены меня тоже стала беспокоить. Оглядевшись по сторонам, я с облегчением увидела, что она оживленно беседует с Дагмар Брис.
Разговор у нас шел уже о чем-то другом, но мне нужно было узнать о Джеймсе все, чем Хью мог и желал со мной поделиться.
— Но что именно произошло с Джеймсом?
— Сердце глупое.
— Это вы о чем?
— «Надежда сияет сердцу глупому». Это строка из стихотворения Маяковского. У его девушки эти слова — «сердце глупое» — были вытатуированы на внутренней стороне запястья, наподобие браслета. Представляете? Но ведь мы живем в век татуировок, разве нет?.. Ее звали Кьера Стюарт. Она училась на последнем курсе в Темпле. Красивая шотландка из Абердина. Джеймс был от нее без ума, ну а мне так с первого взгляда стало ясно, что она — просто океан неприятностей. От женщин вроде нее в первые несколько месяцев ты на седьмом нёбе, а потом, по мере развития отношений, опускаешься ниже и ниже. Приходит время, и ты начинаешь сомневаться, а был ли ты и в самом деле на небесах. Но к этому моменту ты уже у них на крючке, а кроме того, они кой-когда балуют тебя деликатесами. В общем, попадаешь в зависимость сродни наркотической. Самое ужасное, что в ту пору, когда они встретились, Джеймс как раз начал вставать на ноги. Он уже твердо знал, чего хочет от жизни. У него все здорово получалось, и нужные люди уже помогали ему идти в нужном направлении… Хорошее всегда враг великого. С самого начала у него обнаружился редкий дар улавливать различия между тем и другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— О-па. Прошу прошения.
— Ничего. Я проголодалась. Давайте есть.
Каким приятным оказалось последовавшее за этим молчание! Еда была отменной, а я и в самом деле очень проголодалась, Я отдана должное какому-то сложному блюду из курятины и рассеянно слушала обрывки разговоров, доносившиеся до меня с разных концов стола. Не заставь я своего назойливого соседа умолкнуть, мне не удалось бы расслышать слова Хью.
— Джеймс Стилман был бы одним из самых лучших! Его смерть — ужасная трагедия.
— Да брось, Хью, парень был неуправляемый. Только вспомни этот скандал с Эдкок.
Голос Хью звучал громко и зло.
— Это была не его вина, Деннис! Муж Эдкок всех нас обвел вокруг пальца.
— Ага, и прежде всего твоего дружка Стилмана.
Я так подалась вперед, что чуть не легла грудью на стол.
— Вы знали Джеймса Стилмана?
Хью и его собеседник обернулись ко мне. Хью кивнул. Другой уничижительно хмыкнул.
— Еще бы, кто ж его не знал? Да после истории с Эдкок его половина Нью-Йорка знала.
— Какой истории?
— Расскажи ей, Хью. Ты же его главный защитник.
— В самую точку! — Хью вспыхнул, но, обращаясь ко мне, заговорил своим обычным голосом. — Вы знаете художницу Лолли Эдкок?
— Конечно.
— Так вот, несколько лет назад ее муж заявил, что у него есть десять ее картин, которых никто еще не видел. Он решил их продать и обратился к «Бартоломьюз»…
— Это аукционисты?
— Да. Эдкок хотел, чтобы они продали картины с аукциона. Джеймс с ними сотрудничал. Они его очень высоко ценили и потому поручили ему поехать в Канзас-Сити и проверить подлинность полотен.
Другой мужчина покачал головой.
— И мистер Стилман в приступе энтузиазма оформил покупку у этого мошенника мистера Эдкока, только вот потом выяснилось, что картины были подделками.
— Это было добросовестное заблуждение!
— Это было дурацкое заблуждение, как ты прекрасно знаешь, Хью. Ты бы никогда не позволил так себя провести. Стилман был известный лопух, вот он и тут лопухнулся. Этот глагол точно для него и придумали.
— Тогда объясни, как ему удалось отыскать «Мессершмидтовскую голову», которая сотню лет считалась утраченной?
— Повезло, как всякому новичку. Мне не помешает еще немного выпить. — Он сделал знак официанту, и, пока отдавал распоряжения, я не упустила своего шанса.
— Вы хорошо его знали?
— Джеймса? Да, очень хорошо.
— Не могли бы мы… М-м-м, простите, вы не могли бы поменяться со мной местами? Мне очень бы хотелось задать Хью пару вопросов.
Владелец галереи передвинул свою тарелку и, пересаживаясь на мое место, спросил:
— Так вы тоже поклонница Джеймса Стилмана?
— Он был моим бойфрендом в школе.
— Правда? Вот уж не думал, что у него было прошлое. Тут я взъерепенилась.
— Он был хорошим человеком.
— Не имел возможности в этом убедиться. У меня никогда не возникало желания познакомиться с ним поближе.
Я так обозлилась на него, что, сев рядом с Хью, не могла вымолвить ни слова. Хью похлопал меня по колену.
— Не сердитесь на Денниса. Святой Убальд — вот кто ему нужен.
— А что это за святой?
— Он предохраняет от бешенства. Расскажите о себе и Джеймсе.
Мы проговорили до самого конца обеда. Я больше ничего не ела.
Хью Оукли был искусствоведом. Он ездил по всему миру, объясняя людям, чем они владеют или что им следовало бы приобрести. Слушая его, я поняла, почему он так молодо выглядит. Он занимался своим делом с прямо-таки заразительным энтузиазмом. Рассказывая о поисках редких и дорогих полотен, он становился похож на мальчишку, раздобывшего карту зарытых сокровищ и преисполненного надежд. Ему нравилась его работа. А мне нравилось слушать, как он о ней рассказывает.
За несколько лет до этого он читал курс лекций в Тайлеровской школе искусств в Филадельфии, где и познакомился с Джеймсом. Хью охарактеризовал его как потерянного молодого человека, впрочем, уверенного в том, что его ждет нечто очень важное. Оно появится в один прекрасный день невесть откуда, и все станет на свои места.
— Когда я закончил последнюю лекцию, он подошел ко мне с таким недоуменным видом, что мне стало не по себе. Я спросил, все ли с ним в порядке. Он только и сумел выдавить из себя: «Я хочу об этом знать. Я должен узнать об этом побольше». Я сам пришел когда-то в такое же исступление после лекций Федерико Дзери в Колумбийском университете. Слыхали о его книге «За пределом образа»? Вы должны ее прочесть. Дайте-ка я запишу вам название. — Он достал из кармана кожаную записную книжку и серебряный цанговый карандаш. Имя автора и название книги он написал четкими печатными буквами. Позднее я узнала, что этот шрифт называется «бремен». Среди многочисленных хобби Хью Оукли было и такое: различными шрифтами он переписывал понравившиеся ему стихи и рассказы и, как средневековый монах, расцвечивал их красками, которые сам и готовил из крахмала.
Я была так поглощена его рассказом, что даже не сразу осознала — я ведь лишаю его общества остальных собравшихся. Да и возможная реакция его жены меня тоже стала беспокоить. Оглядевшись по сторонам, я с облегчением увидела, что она оживленно беседует с Дагмар Брис.
Разговор у нас шел уже о чем-то другом, но мне нужно было узнать о Джеймсе все, чем Хью мог и желал со мной поделиться.
— Но что именно произошло с Джеймсом?
— Сердце глупое.
— Это вы о чем?
— «Надежда сияет сердцу глупому». Это строка из стихотворения Маяковского. У его девушки эти слова — «сердце глупое» — были вытатуированы на внутренней стороне запястья, наподобие браслета. Представляете? Но ведь мы живем в век татуировок, разве нет?.. Ее звали Кьера Стюарт. Она училась на последнем курсе в Темпле. Красивая шотландка из Абердина. Джеймс был от нее без ума, ну а мне так с первого взгляда стало ясно, что она — просто океан неприятностей. От женщин вроде нее в первые несколько месяцев ты на седьмом нёбе, а потом, по мере развития отношений, опускаешься ниже и ниже. Приходит время, и ты начинаешь сомневаться, а был ли ты и в самом деле на небесах. Но к этому моменту ты уже у них на крючке, а кроме того, они кой-когда балуют тебя деликатесами. В общем, попадаешь в зависимость сродни наркотической. Самое ужасное, что в ту пору, когда они встретились, Джеймс как раз начал вставать на ноги. Он уже твердо знал, чего хочет от жизни. У него все здорово получалось, и нужные люди уже помогали ему идти в нужном направлении… Хорошее всегда враг великого. С самого начала у него обнаружился редкий дар улавливать различия между тем и другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75