— Очень уж ты молод для монаха, — попытался он уличить пришельца.
— Годы не помеха тому, чтобы славить Господа, — ответствовал доминиканец, — и Ему угодно, чтобы иные люди с юных лет предпочитали крест мечу. Я могу заночевать в конюшне.
— Твое имя? — требовательно спросил консул.
— Томас.
— Английское имя!
В голосе консула прозвучала тревога, и двое сержантов подняли на изготовку свои длинные жезлы.
— Фома, если тебе так удобнее, — промолвил монах, которого, похоже, городские стражники с их палками ничуть не испугали. — Так меня нарекли при крещении. Если ты помнишь, так звали беднягу-апостола, усомнившегося в чудесном воскрешении нашего Спасителя. Если ты, в отличие от него, чужд сомнения, то я завидую тебе и молю Господа, чтобы он и мне даровал такую уверенность.
— Ты француз? — спросил консул.
— Я норманн, — ответил монах, потом кивнул: — Да, конечно француз. — Он посмотрел на священника. — Ты говоришь по-французски?
— Да, — нервно отозвался священник. — Немного. Чуть-чуть.
— Тогда будет ли мне позволено нынче вечером вкусить хлеб в твоем доме, отец?
Консул вмешался и, не дав отцу Медоузу ответить, велел священнику дать монаху книгу. Книга была старинная, источенная червями, завернутая в мягкую черную кожу.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил доминиканец.
— Прочти-ка что-нибудь из этой книги.
Консул приметил, что руки брата в шрамах, а пальцы слегка скрючены, и подумал, что такое увечье более естественно для солдата, нежели для клирика.
— Читай вслух, — настаивал он.
— А сам не можешь? — с насмешкой спросил монах.
— Могу я читать или нет, — проворчал консул, — это не твое дело. Зато наше дело — проверить, знаешь ли ты грамоту. Коли ты не монах, то ничего не прочтешь. Так что давай читай!
Доминиканец пожал плечами, открыл наугад страницу и помолчал. Его молчание усилило подозрения консула, уже поднявшего руку, чтобы дать знак сержантам, но тут монах начал читать. У него оказался приятный голос, уверенный и сильный, и латинские слова полились мелодично, отдаваясь эхом от расписанных стен церкви. В следующий миг консул поднял руку, чтобы брат замолчал, и вопросительно посмотрел на отца Медоуза.
— Ну?
— Он читает хорошо, — робко пробормотал отец Медоуз.
Собственная латынь священника была далека от совершенства, и ему не хотелось признаваться в том, что он в гулких звуках не совсем разобрал слова, хотя, вне всякого сомнения, убедился в том, что доминиканец и вправду грамотей.
— Ты знаешь, что это за книга? — спросил консул.
— Я полагаю, — сказал монах, — это житие святого Григория. Этот отрывок, как ты несомненно понял, — заметил он с ноткой сарказма, — описывает мор, каковой падет на тех, кто дерзает нарушить Господни заветы.
Он обернул мягкую черную обложку вокруг книги и протянул ее священнику.
— Ты, очевидно, знаешь, что эта книга называется «Flores Sanctorum».
— Как не знать!
Священник взял книгу и кивнул консулу.
Но консула все еще одолевали сомнения.
— У тебя все руки искалечены и нос перебит, — заметил он. — Где это тебя угораздило?
— Это в детстве, — ответил монах, вытянув руки. — Мне приходилось спать вместе со скотиной, и меня потоптал бык. А нос мне сломала матушка, когда учила уму-разуму сковородкой.
Такое обыденное объяснение консулу показалось правдоподобным, и он несколько успокоился.
— Сам понимаешь, святой отец, — сказал он монаху, — нынче такое время, что с людьми пришлыми надобно держать ухо востро.
— Даже со служителями Господа? — язвительно уточнил монах.
— Всегда надо убедиться наверняка, — пояснил консул. — Из Оша к нам недавно прислали сообщение, где говорится о появившемся в окрестностях отряде англичан. Никто не знает, куда они поскакали.
— Нынче ведь перемирие, — заметил доминиканец.
— Когда это англичане соблюдали перемирие?
— Если это вообще англичане, — презрительно скривился монах. — В последнее время любую шайку разбойников с большой дороги принимают за англичан. У вас тут есть стража. — Он указал на сержантов, которые не знали французского и не понимали ни слова. — Есть церкви и священники, так что же вам бояться каких-то там бандитов?
— Это банда англичан, — упорствовал консул. — У них были боевые луки.
— Однако, как бы там ни было, для меня это ничего не меняет. Повторяю: я проделал долгий путь, устал, проголодался и истомился от жажды.
— Отец Медоуз позаботится о тебе, — сказал консул.
Он подал знак своим сержантам и, сопровождаемый ими, вышел из церкви на маленькую площадь.
— Беспокоиться не о чем! — объявил консул толпе. — Наш гость — монах. Божий человек.
Маленькая толпа разошлась. Сумерки окутали церковную колокольню и сомкнулись вокруг крепостных стен замка. В Кастийон-д'Арбизон пришел божий человек, и городок мог спокойно спать.
* * *
Божий человек, уминая капусту с бобами и соленым беконом, рассказал отцу Медоузу, что он совершил паломничество к гробнице Святого Иакова, что в Сантьяго-де-Компостела, в Испании, и теперь держит путь в Авиньон за новыми распоряжениями от начальников. Никаких отрядов, ни английских, ни чьих-то других, ему по дороге не попадалось.
— Мы не видели англичан уже многие годы, — промолвил отец Медоуз, поспешно сотворив крестное знамение, чтобы отвратить упомянутое зло, — хотя до этого они у нас похозяйничали.
Монах, уминавший капусту, не проявил к этому известию ни малейшего интереса.
— Мы платили им подати, — продолжил отец Медоуз, — но потом они ушли, и ныне наш сеньор — граф де Бера.
— Надеюсь, он благочестивый человек, — сказал Томас.
— О, очень набожный, — заверил его священник. — У него в церкви хранится солома из Вифлеема, из яслей младенца Иисуса. Вот бы посмотреть, хоть краешком глаза!
— А в вашем замке, наверное, стоит его гарнизон? — между делом поинтересовался монах, проигнорировав более интересную тему о соломе, служившей ложем младенцу Иисусу.
— Конечно, — подтвердил отец Медоуз.
— И эти солдаты ходят к мессе?
Отец Медоуз замялся, но соврать так и не решился, а потому остановился на полуправде.
— Некоторые ходят.
Монах отложил деревянную ложку и устремил на смущенного священника строгий взгляд.
— Сколько их? И сколько же человек ходят к мессе?
Отец Медоуз пришел в смятение. Появление доминиканцев всегда приводило приходских пастырей в смятение, ибо «псы Господни» славились беспощадной суровостью в искоренении ереси, и если этот рослый молодой человек донесет своим начальникам, что народ Кастийон-д'Арбизона недостаточно набожен, сюда может нагрянуть инквизиция. С орудиями пыток и прочими прелестями.
— Гарнизон состоит из десяти человек, — пролепетал отец Медоуз, — и все они добрые христиане. Как и вся моя остальная паства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104