И вдруг в вечер бала, когда Золия, оставшись дома одна, плакала у очага (она в те дни плакала очень часто — хроническая депрессия, знаете ли), как вдруг комнату заполнили разноцветные пляшущие огоньки, и она услышала слова, которым было суждено бесповоротно изменить ее жизнь.
— Держись за меня, малыш, и ты доберешься до самого верха!
И вот теперь она медленно шла вперед, не спуская глаз с принца и чуточку покачивая бедрами, как ее научила Эсмерельда. Она раздвигала плечи так, что ее груди приподнимались и выпячивались, давая возможность заглянуть в ложбинку между ними на тщательно рассчитанную глубину. «Способ заставить сердце мужчины забиться ниже пояса, малыш!» — повторяла Эсмерельда. Она же снабдила Золию платьями, среди которых были та-а-ки-е!
Теперь она продолжала идти к принцу Шарму, устремив взор в его невозмутимые голубые глаза. («Все время гляди ему в глаза, дорогая. В самую глубину: все эти оголтелые самцы на деле безнадежные романтики».) Когда она приблизилась к принцу, то не остановилась для реверанса, но медленно подняла руки. Шарм раскрыл объятия, и она упала в них, не отводя глаз от его лица, прижимаясь к нему всей длиной своего соблазнительного тела, почти подставляя губы его губам.
— О мой принц! — прошептала она.
— О моя прекрасная незнакомка, — прошептал Шарм.
— О, мой кишечник, — буркнула Энн.
— Ш-ш-ш! — сказала Аврора, глядя через плечо Золии глазами столь же холодными и недвижными, как трупное окоченение.
— С той минуты, как я потерял вас на балу в ту ночь, я чувствовал себя человеком, заблудившимся в пустыне без воды и надежды на спасение, — сказал принц. — Вокруг меня не было никакой жизни, лишь сыпучие унылые пески да ветер, стонавший над ними, повторяя ваше имя. А теперь передо мной будто возник оазис, и воды любви струятся из глубоких подземных источников!
— С той минуты, как я покинула вас на балу, — шептала Золия, — для меня перестало всходить солнце, и непроглядные черные ночи окружили меня подобно волкам, и рыскали, и рычали у моих дверей, а знобящий ветер запускал ледяные пальцы мне в грудь и сжимал мое сердце холодными беспощадными тисками. А теперь весенний ветерок повеял там, где прежде простирался только замерзший луг.
Она могла продолжать в таком духе очень долго, поскольку ее крестная загодя исписала листы и листы такой вот лабудой и заставила затвердить ее всю наизусть. Шарм отвечал тоже на редкость романтичными фразами — просто отличными, подумала она, если он и вправду импровизирует. Единственное, что ей было совсем не по вкусу, это необходимость прижиматься к нему. Когда мальчики прикасались к ней даже случайно, у нее словно мурашки по коже бегали. И она пожаловалась на это Эсмерельде в ночь после бала.
«Я знаю, дорогая, — сказала ее крестная фея. — Мужчины такие омерзительные твари! Но крайне важно, чтобы ты это терпела, чтобы продолжала и дальше притворяться, будто тебе нравятся его ласки, и даже провоцировать их. Это краеугольный камень всего нашего плана».
«Но когда я лягу с ним в постель, разве утром он не проникнется ко мне отвращением? Все говорят, что именно так и бывает».
«Да, есть и такие мужчины, — подтвердила Эсмерельда. — Но Шарм не из них. Он для подобного чересчур порядочный. Пойми же, ты имеешь дело с мужчиной, у которого есть все, чего бы он ни пожелал… почти все. И ты дашь ему то, чего он желает превыше всего, единственное, чего ему не предложит ни одна другая девушка в королевстве. Его врожденное чувство чести вынудит его сделать тебе предложение вступить с ним в брак».
Золия кивнула. Она безгранично доверяла крестной.
«И помни, радость моя, как только вы с ним поженитесь и мы твердо обоснуемся в замке, — Эсмерельда наклонилась к ней, — тебе больше не придется терпеть его прикосновений».
Это обещание ободрило девушку, и теперь Эсмерельда, наблюдая за ними через обеденный стол, была вполне довольна тем, как Золия исполняла свою роль. Девочка — прирожденная актриса! В эпизоде, когда она потянулась через принца за солонкой, задев его кончиками грудей, у него буквально глаза на лоб вылезли. Попался на крючок и уже не сорвется!
Эсмерельда обвела взглядом стол, обдумывая свой следующий ход. Паж… да, с ним стоит поговорить. Надо будет после обеда занять его — может, парочка-другая волшебных фокусов? — чтобы держать подальше от его господина. Граф, конечно, шут гороховый, но морализирующий шут может оказаться опасным для плана. Придется и для него что-нибудь придумать, пока принц не сумеет увлечь Золию в укромный уголок для решающего хода.
Остальные гости значения не имели. К счастью, король был слишком занят, чтобы удостоить обед своим присутствием. Вельможные гости и дворцовая шушера препятствия не составят, а две заезжие принцессы, хотя и достаточно привлекательны на манер высокопорядочной соседки в окне напротив, составить конкуренцию Золии явно не могли.
Эсмерельда пригубила вино и улыбнулась Норвиллу:
— Ах, граф, скажите мне, что вы думаете о нынешней политической ситуации?
На другом конце стола Аврора яростно пронзала вилкой кусок рыбы на своей тарелке.
— Эта шлюха! — шипела она. — Эта потаскуха! Эта стерва! Если она затеет какие-нибудь штучки, я ее убью!
Энн изобразила легкую усмешку:
— Успокойся! Нет причин так волноваться. Не все ли тебе равно, если принц потеряет голову из-за какой-то наглой сучки вроде Золии?
— Золия! При чем тут Золия? Я говорю про крестную! Она та самая голубая фея, которая наложила на меня чары!
Эти слова послужили весьма эффективной затычкой для разговора. Энн повернула голову, чуть не вывихнув шею, а сидевшие за ней королева Руби и Мандельбаум наклонились над столом, чтобы лучше рассмотреть Эсмерельду.
— Она фея? Ты уверена?
— Конечно, уверена! Посмотрю я, как ты забудешь женщину, которая в один прекрасный день попытается тебя… э… не важно.
— Что-что?
— Ну, скажем, я бы не рекомендовала тебе нанимать ее сторожить цветочки невинности.
— Что-что? — сказала Энн.
— Забудь. Просто эта баба интриганка, махинаторша и прохиндейка чистейшей воды. В Аласии она то и дело к чему-нибудь подбиралась. Только втереть очки папочке ей так и не удалось. Она все время пыталась выцыганить у него какой-нибудь политический пост, так что в конце концов у них вышла жуткая ссора, и она прокляла нас всех.
— Проклятие было то еще! — заметила королева Руби. — Видимо, она обладает незаурядной силой.
— Совсем не обязательно, — сказал Мандельбаум. — Чары она наложила очень грубо. Подключила всю силу из волшебного леса, чтобы подпитывать их. Подозреваю, она собиралась быстренько их снять, а затем обнаружила, что не знает, как это сделать. Когда волшебство леса истощилось, фее пришлось его оставить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58