Весьма возможно, что сэр Вильям был вторым сообщником в знаменитом деле о краже секретных планов, имя которого было скрыто Сердаром.
— О, сэр Ватсон! — воскликнул Эдуард Кемпуэлл, — такое обвинение неблагородно. Простите, милорд, — продолжал он, отвешивая почтительный поклон вице-королю, — но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона женат на сестре моего отца.
— Успокойтесь, Эдуард! — ласково сказал ему сэр Джон. — Ватсон, вы зашли немного далеко.
— С вашего позволения, милорд, — продолжал молодой человек, — я попрошу сэра Ватсона взять обратно свое несколько смелое обвинение.
— Ну же, Ватсон, не портите мне вечера.
— Если вам угодно, милорд, — холодно отвечал начальник полиции, — предположим, что я ничего не сказал…
— Это не значит взять свое слово назад, — заметил Эдуард.
— Я сокращаю свой рассказ, — продолжал Ватсон, как бы не замечая слов молодого адъютанта. — Падение Дели и окончание восстания, подавленного Гавелоком, не прекратили озлобления противников, которым пришлось встретиться при совершенно других обстоятельствах. Нана-Сагиб, спасенный Сердаром, скрылся в убежище, давно уже, по-видимому, приготовленном для него стараниями общества «Духов Вод», и с тех пор, — как это уже известно вашей милости, он ускользал от всех наших поисков. Кишная, взявшийся доставить нам его, нашел, я уверен, его убежище, когда желание отомстить Сердару на его семье внушило ему глупую мысль захватить Кемпуэллов, которые возвращались из Европы и ехали по Малабарскому побережью. Захваченный батальоном 4-го шотландского полка, который явился на выручку своего полковника, Кишная был повешен вместе со своими товарищами. Вот и весь мой рассказ, милорд, а сигара моя еще не кончена… Я не растянул своего повествования, как видите.
— Напротив, Ватсон, вы с некоторого времени чересчур спешили кончить его.
— Последние факты почти известны вашей милости… Вы же дали Кишнае поручение открыть убежище Нана-Сагиба.
— Это чрезвычайно ловкий и хитрый человек… Уверены вы в том, Ватсон, что он повешен?
— Настолько, по крайней мере, насколько можно верить официальному донесению.
— Я могу подтвердить, сэр, что негодяй не избежал участи своих товарищей, хотя и был повешен последним. Я сам присутствовал при этом акте правосудия. Мы возвращались из Англии по окончании отпуска моего отца и отправились сопровождать мою мать, ехавшую на поиски брата, которого она не видела с самого детства.
— Почему же начальник тугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? Он мог показать ему ордер, написанный моей рукой, и это спасло бы его.
— Сколько мне помнится, он о чем-то очень долго разговаривал с капитаном шотландского полка, и тем не менее его повесили.
— Это весьма неприятное дело для меня, господа! Я не хочу скрывать от вас, что несколько раз уже докладывал правительству королевы о неминуемой поимке Нана-Сагиба и теперь рискую быть отозванным обратно, если по прошествии этого месяца бывший вождь восстания не будет в моих руках.
— Мы потому ничего достигнуть не можем, милорд, что нет ни одного индуса, способного открыть убежище, где скрывается Нана.
— Странно, Ватсон, очень странно! В Европе мы с несколькими фунтами стерлингов давно уже добрались бы до конца.
— Не тот народ, милорд! Вспомните, что за два года еще до восстания сипаев все знали о заговоре, кроме нас, что среди населения в двести миллионов не нашлось ни одного изменника, чтобы предупредить нас! С тех пор, несмотря на все свои старания, я мог найти только двух человек, которые согласились служить нам против своего народа: Кишнаю, согласившегося на это из религиозных мотивов, — чтобы мы не мешали тугам совершать их кровавые мистерии, — и Дислада-Хамеда, ночного сторожа Беджапура, которого я убедил, что он делает этим приятное Браме, так как восстание задумано мусульманами.
— Не этого ли человека вы хотите представить мне, Ватсон?
— Да, милорд!
В то время как в одном углу огромного зала дворца Омра начальник полиции беседовал с вице-королем и Эдуардом, в другом, против того места, где находились все трое, слегка отодвинулась часть стены, пропустив какого-то человека, закутанного с ног до головы волнами белой кисеи, драпированной так же, как драпируют ее члены Совета Трех. Стена бесшумно закрылась за незнакомцем, который остановился неподвижно и слушал.
— Так вот, — сказал сэр Джон, — вы можете распорядиться, Ватсон, чтобы его привели сюда, и дай Бог, чтобы он заменил нам бедного Кишнаю.
— Я сейчас распоряжусь, — отвечал директор полиции.
— Нет надобности, сэр Ватсон, — прервал его незнакомец и быстро придвинулся к месту, освещенному огнем.
Все вскрикнули от удивления и схватили револьверы.
— Что это за человек?.. Откуда он? — вскрикнул вице-король.
— Откуда я? Это моя тайна, — отвечал призрак. — Кто я?.. Узнайте меня!
— И с этими словами он откинул назад часть кисеи, скрывавшей его лицо.
— Кишная!
Восклицание это вырвалось одновременно у всех троих.
— Да! Кишная повешенный, — отвечал начальник тугов, — Кишная воскресший к вашим услугам, милорд!
— Я так и знал, что он не допустит повесить себя, — сказал вице-король, прежде других пришедший в себя от удивления.
— Простите меня, милорд, — отвечал, смеясь, мошенник, — я был повешен… повешен без дальних рассуждений, как говорится в приговорах вашего правосудия. Дело только в том, что можно заставить себя повесить, а затем самому вылезти из петли, — вот и все!
— Полно, не шути и объясни в чем дело.
— Охотно, милорд… Когда нас взяли шотландцы, мне объявили, что мой титул начальника тугов дает мне право быть повешенным последним. Я спросил тогда разрешения поговорить с командиром и показал ему полученный мною ордер, который давал мне право требовать услуг этого офицера и всего его отряда, если найду нужным. У меня было мелькнула мысль воспользоваться этим, чтобы спасти своих товарищей, но солдаты были так раздражены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию: «Ты свободен», — сказал мне командир после довольно продолжительного чтения моей бумаги. Затем он прибавил: «Не встречайся мне больше никогда на дороге, не то, даю тебе слово шотландца, я заставлю тебя вздернуть, несмотря на все твои бумаги». Я тогда попросил его, если ему так уж хочется этого, повесить меня сейчас же и тем избавить себя от этого труда в будущем. Он вообразил, что я смеюсь над ним, а потому я, не желая, чтобы он слишком серьезно отнесся к моей просьбе, познакомил его с данным мне поручением и объяснил ему, что мне гораздо легче будет исполнить его, если распространится слух о моей смерти, — так как Нана-Сагиб и его страна будут тогда менее осторожны; ведь из всех туземцев только я знаю его тайное убежище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
— О, сэр Ватсон! — воскликнул Эдуард Кемпуэлл, — такое обвинение неблагородно. Простите, милорд, — продолжал он, отвешивая почтительный поклон вице-королю, — но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона женат на сестре моего отца.
— Успокойтесь, Эдуард! — ласково сказал ему сэр Джон. — Ватсон, вы зашли немного далеко.
— С вашего позволения, милорд, — продолжал молодой человек, — я попрошу сэра Ватсона взять обратно свое несколько смелое обвинение.
— Ну же, Ватсон, не портите мне вечера.
— Если вам угодно, милорд, — холодно отвечал начальник полиции, — предположим, что я ничего не сказал…
— Это не значит взять свое слово назад, — заметил Эдуард.
— Я сокращаю свой рассказ, — продолжал Ватсон, как бы не замечая слов молодого адъютанта. — Падение Дели и окончание восстания, подавленного Гавелоком, не прекратили озлобления противников, которым пришлось встретиться при совершенно других обстоятельствах. Нана-Сагиб, спасенный Сердаром, скрылся в убежище, давно уже, по-видимому, приготовленном для него стараниями общества «Духов Вод», и с тех пор, — как это уже известно вашей милости, он ускользал от всех наших поисков. Кишная, взявшийся доставить нам его, нашел, я уверен, его убежище, когда желание отомстить Сердару на его семье внушило ему глупую мысль захватить Кемпуэллов, которые возвращались из Европы и ехали по Малабарскому побережью. Захваченный батальоном 4-го шотландского полка, который явился на выручку своего полковника, Кишная был повешен вместе со своими товарищами. Вот и весь мой рассказ, милорд, а сигара моя еще не кончена… Я не растянул своего повествования, как видите.
— Напротив, Ватсон, вы с некоторого времени чересчур спешили кончить его.
— Последние факты почти известны вашей милости… Вы же дали Кишнае поручение открыть убежище Нана-Сагиба.
— Это чрезвычайно ловкий и хитрый человек… Уверены вы в том, Ватсон, что он повешен?
— Настолько, по крайней мере, насколько можно верить официальному донесению.
— Я могу подтвердить, сэр, что негодяй не избежал участи своих товарищей, хотя и был повешен последним. Я сам присутствовал при этом акте правосудия. Мы возвращались из Англии по окончании отпуска моего отца и отправились сопровождать мою мать, ехавшую на поиски брата, которого она не видела с самого детства.
— Почему же начальник тугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? Он мог показать ему ордер, написанный моей рукой, и это спасло бы его.
— Сколько мне помнится, он о чем-то очень долго разговаривал с капитаном шотландского полка, и тем не менее его повесили.
— Это весьма неприятное дело для меня, господа! Я не хочу скрывать от вас, что несколько раз уже докладывал правительству королевы о неминуемой поимке Нана-Сагиба и теперь рискую быть отозванным обратно, если по прошествии этого месяца бывший вождь восстания не будет в моих руках.
— Мы потому ничего достигнуть не можем, милорд, что нет ни одного индуса, способного открыть убежище, где скрывается Нана.
— Странно, Ватсон, очень странно! В Европе мы с несколькими фунтами стерлингов давно уже добрались бы до конца.
— Не тот народ, милорд! Вспомните, что за два года еще до восстания сипаев все знали о заговоре, кроме нас, что среди населения в двести миллионов не нашлось ни одного изменника, чтобы предупредить нас! С тех пор, несмотря на все свои старания, я мог найти только двух человек, которые согласились служить нам против своего народа: Кишнаю, согласившегося на это из религиозных мотивов, — чтобы мы не мешали тугам совершать их кровавые мистерии, — и Дислада-Хамеда, ночного сторожа Беджапура, которого я убедил, что он делает этим приятное Браме, так как восстание задумано мусульманами.
— Не этого ли человека вы хотите представить мне, Ватсон?
— Да, милорд!
В то время как в одном углу огромного зала дворца Омра начальник полиции беседовал с вице-королем и Эдуардом, в другом, против того места, где находились все трое, слегка отодвинулась часть стены, пропустив какого-то человека, закутанного с ног до головы волнами белой кисеи, драпированной так же, как драпируют ее члены Совета Трех. Стена бесшумно закрылась за незнакомцем, который остановился неподвижно и слушал.
— Так вот, — сказал сэр Джон, — вы можете распорядиться, Ватсон, чтобы его привели сюда, и дай Бог, чтобы он заменил нам бедного Кишнаю.
— Я сейчас распоряжусь, — отвечал директор полиции.
— Нет надобности, сэр Ватсон, — прервал его незнакомец и быстро придвинулся к месту, освещенному огнем.
Все вскрикнули от удивления и схватили револьверы.
— Что это за человек?.. Откуда он? — вскрикнул вице-король.
— Откуда я? Это моя тайна, — отвечал призрак. — Кто я?.. Узнайте меня!
— И с этими словами он откинул назад часть кисеи, скрывавшей его лицо.
— Кишная!
Восклицание это вырвалось одновременно у всех троих.
— Да! Кишная повешенный, — отвечал начальник тугов, — Кишная воскресший к вашим услугам, милорд!
— Я так и знал, что он не допустит повесить себя, — сказал вице-король, прежде других пришедший в себя от удивления.
— Простите меня, милорд, — отвечал, смеясь, мошенник, — я был повешен… повешен без дальних рассуждений, как говорится в приговорах вашего правосудия. Дело только в том, что можно заставить себя повесить, а затем самому вылезти из петли, — вот и все!
— Полно, не шути и объясни в чем дело.
— Охотно, милорд… Когда нас взяли шотландцы, мне объявили, что мой титул начальника тугов дает мне право быть повешенным последним. Я спросил тогда разрешения поговорить с командиром и показал ему полученный мною ордер, который давал мне право требовать услуг этого офицера и всего его отряда, если найду нужным. У меня было мелькнула мысль воспользоваться этим, чтобы спасти своих товарищей, но солдаты были так раздражены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию: «Ты свободен», — сказал мне командир после довольно продолжительного чтения моей бумаги. Затем он прибавил: «Не встречайся мне больше никогда на дороге, не то, даю тебе слово шотландца, я заставлю тебя вздернуть, несмотря на все твои бумаги». Я тогда попросил его, если ему так уж хочется этого, повесить меня сейчас же и тем избавить себя от этого труда в будущем. Он вообразил, что я смеюсь над ним, а потому я, не желая, чтобы он слишком серьезно отнесся к моей просьбе, познакомил его с данным мне поручением и объяснил ему, что мне гораздо легче будет исполнить его, если распространится слух о моей смерти, — так как Нана-Сагиб и его страна будут тогда менее осторожны; ведь из всех туземцев только я знаю его тайное убежище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182