кому бы вы ее ни рассказали, этот человек сразу же сообщит вам, что уже где-то ее слышал или читал, но так и не сможет вспомнить, где…
— Эта история, — продолжал Джойс, — обычно начинается с того, что некий путник оказывается в незнакомом городе. В некоторых версиях он оказывается в городе, который знает как свои пять пальцев, но потом сворачивает куда-то не туда и попадает в район, в котором никогда раньше не был. Конечно, проще всего спросить дорогу у прохожих, но на улицах нет ни души. Он блуждает в отчаянии, пока на город не опускается ночь. И тут вдруг появляется Она — самая прекрасная женщина в мире. На ней ожерелье из огромных сияющих жемчужин или какая-нибудь другая сказочная драгоценность. Она приглашает путника к себе — точно так же в средневековых легендах королева фей приглашает в свой дом странствующего рыцаря. Он идет с Ней, и дальше все просто восхитительно, чудесно, великолепно — одним словом, сбываются все его романтические мечты. Знает ли кто-нибудь из вас, как заканчивается эта история?
— Да, — сказал Эйнштейн. — Вы были правы — у меня действительно такое ощущение, что я уже когда-то ее слышал. Я знаю, что было дальше. Они договариваются встретиться на следующий день у Нее. В условленный час он приходит и обнаруживает на месте ее дома заросший сорняками пустырь. Соседи уверяют его, что на этом месте уже лет сто не было никакого дома.
— Да, — задумчиво произнес Бэбкок. — Эта история мне знакома. Только в той версии, которую слышал я, исчезает целая улица. Герой ищет ее всю свою жизнь, но так и не находит.
Джойс улыбнулся.
— Иногда эту сказку рассказывают так: некий старик каждую ночь бродит по городу. Время от времени он встречает разных людей и за стаканчик виски открывает им свою душу: как он встретил Ее и что произошло потом. Поведав свою необычную историю, он отправляется дальше — искать пропавшую улицу, на которой живет его Любовь. Невероятно, но я встречал людей, которые утверждали, что лично знают этого человека. Не сомневаюсь, что Юнг отнес бы этот образ к архетипам. Двери в волшебный мир на миг распахнулись, а потом захлопнулись снова, и вам уже никогда их не найти. Теперь вы понимаете, сэр Джон? Вы невольно оказались действующим лицом сценария, который стар, как само человеческое воображение. Конечно, этот классический сценарий немного изменили с учетом ваших страхов и особенностей вашего характера; Ведьма, Королева фей или Богиня — называйте ее как вам угодно — с самого начала была злобной и опасной. Что же касается основной линии, они оставили ее практически без изменений.
— Они, — с горечью повторил Бэбкок. — Снова «они». Неужели вы по-прежнему считаете, что все это совершили обычные люди с помощью одних лишь материальных сил?
Прежде чем Джойс успел что-либо ответить, вмешался Эйнштейн:
— Если можно, давайте вернемся к этому вопросу через несколько минут. Видите ли, мне кажется, что сэр Джон не закончил свой рассказ, и нас еще ждет некая логическая развязка…
Бэбкок поднялся и зашагал по комнате.
— Да, — согласился он, — Если только это можно назвать развязкой. Побывав на почте и обнаружив, что почтового ящика номер 718 не существует, я вернулся в клуб «Диоген», всерьез опасаясь за свой рассудок. Не успел я дойти до дверей своей комнаты, как меня остановил портье. Он сказал, что в комнате для курения меня ждет какой-то джентльмен. Наверное, я двигался как сомнамбула; в те минуты мой ум был в каком-то странном оцепенении, и я вряд ли бы удивился, если бы оказалось, что это Джоунз, или Вири, или даже дьявол собственной персоной. Но это был Алистер Кроули.
— Я не мог ни говорить, ни думать, ни чувствовать. Даже страх, и тот улетучился. «Что вам угодно?» — спросил я его. В тот момент мне вновь пришли на ум слова Скотта о неутомимых тружениках и призрачных наслаждениях.
— Он говорил ровным, приятным голосом, без бравады и театральности, и со стороны, наверное, могло показаться, что двое хороших знакомых болтают о пустяках. Он сказал: «Странные вещи происходят, когда воображаемый мангуст сражается с воображаемыми змеями. Мой вам совет: не пытайтесь ничего предпринимать. Все, кто шел против нас, пожалели об этом. Некоторые потеряли рассудок и покончили с собой. Некоторые попросту исчезли. Некоторые бежали на край света, но мы нашли их и там. Мы будем следить за всеми вашими передвижениями и расправимся с вами, когда этого захотим». Закончив, он улыбнулся, как будто похвалил мой галстук или сказал какую-нибудь другую приятную чепуху, а затем поднялся, чтобы уйти.
Не сделав и пары шагов к двери, он внезапно вернулся. Наклонившись, он приблизил свое лицо к моему и очень тихо произнес: «Неужели вы еще не поняли? Ваш Бог и Иисус мертвы. Они больше не могут защитить ни вас, ни других людей, которые молят их о помощи. Сейчас наша магия сильнее, ибо вернулись Древние Боги, и человек будет освобожден от вины и греха. Молитесь Иисусу, если хотите, но это поможет вам не больше, чем Вири или Джоунзу.
У нас длинные руки, и отныне они всегда будут на вашем горле, даже если вы этого не заметите. Мы найдем вас везде».
Это были его последние слова. Он ушел прежде, чем я успел прийти в себя после его богохульств. В тот же вечер я под чужим именем покинул Англию. Я отправился на юг Франции, в Арль, и остановился в небольшой гостинице. Там я прожил всего несколько дней. Однажды, вернувшись в свою комнату после службы в местной церкви, я ужасом обнаружил, что распятие над изголовьем моей кровати перевернуто. С того дня я постоянно переезжаю с места на место.
Джойс поднялся и с наслаждением потянулся, отбрасывая на стену позади себя причудливую тень, похожую на огромного паука.
— Иногда мне кажется, — сказал он, — что мы живем не в двадцатом, а в тринадцатом веке.
Фён по-прежнему свистел за окном.
Эйнштейн внимательно изучал остатки табака в своей потухшей трубке, как будто они могли дать ему ответ на вопрос, который его занимал.
— Видите ли, — произнес он наконец, — мне не кажется, что это дело так уж безнадежно. Я уже вижу слабый свет в конце туннеля. А вы, Джим?
Джойс слабо усмехнулся.
— Я тоже заметил несколько лучиков, но они еще не способны рассеять тьму, которая царит в моей голове. Если хотите, я могу поделиться с вами своими догадками.
— Будьте так добры, — попросил его Эйнштейн.
— У меня их четыре, — сказал Джойс, — и каждой из них я дал название:
1. Четырехсторонняя метафора.
2. Неправдоподобная трагедия.
3. Количество сонетов.
4. 26 подвесок.
— Говорит ли это вам о чем-нибудь? — невозмутимо спросил он.
— Мне — нет, — ответил совершенно сбитый с толку Бэбкок.
— Мне тоже, — сказал Эйнштейн. — Но, возможно, вы поняли что-то, чего я, к сожалению, до сих пор не понял… А теперь я, подражая вам, могу перечислить идеи, которые помогли мне найти выход из лабиринта этой истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Эта история, — продолжал Джойс, — обычно начинается с того, что некий путник оказывается в незнакомом городе. В некоторых версиях он оказывается в городе, который знает как свои пять пальцев, но потом сворачивает куда-то не туда и попадает в район, в котором никогда раньше не был. Конечно, проще всего спросить дорогу у прохожих, но на улицах нет ни души. Он блуждает в отчаянии, пока на город не опускается ночь. И тут вдруг появляется Она — самая прекрасная женщина в мире. На ней ожерелье из огромных сияющих жемчужин или какая-нибудь другая сказочная драгоценность. Она приглашает путника к себе — точно так же в средневековых легендах королева фей приглашает в свой дом странствующего рыцаря. Он идет с Ней, и дальше все просто восхитительно, чудесно, великолепно — одним словом, сбываются все его романтические мечты. Знает ли кто-нибудь из вас, как заканчивается эта история?
— Да, — сказал Эйнштейн. — Вы были правы — у меня действительно такое ощущение, что я уже когда-то ее слышал. Я знаю, что было дальше. Они договариваются встретиться на следующий день у Нее. В условленный час он приходит и обнаруживает на месте ее дома заросший сорняками пустырь. Соседи уверяют его, что на этом месте уже лет сто не было никакого дома.
— Да, — задумчиво произнес Бэбкок. — Эта история мне знакома. Только в той версии, которую слышал я, исчезает целая улица. Герой ищет ее всю свою жизнь, но так и не находит.
Джойс улыбнулся.
— Иногда эту сказку рассказывают так: некий старик каждую ночь бродит по городу. Время от времени он встречает разных людей и за стаканчик виски открывает им свою душу: как он встретил Ее и что произошло потом. Поведав свою необычную историю, он отправляется дальше — искать пропавшую улицу, на которой живет его Любовь. Невероятно, но я встречал людей, которые утверждали, что лично знают этого человека. Не сомневаюсь, что Юнг отнес бы этот образ к архетипам. Двери в волшебный мир на миг распахнулись, а потом захлопнулись снова, и вам уже никогда их не найти. Теперь вы понимаете, сэр Джон? Вы невольно оказались действующим лицом сценария, который стар, как само человеческое воображение. Конечно, этот классический сценарий немного изменили с учетом ваших страхов и особенностей вашего характера; Ведьма, Королева фей или Богиня — называйте ее как вам угодно — с самого начала была злобной и опасной. Что же касается основной линии, они оставили ее практически без изменений.
— Они, — с горечью повторил Бэбкок. — Снова «они». Неужели вы по-прежнему считаете, что все это совершили обычные люди с помощью одних лишь материальных сил?
Прежде чем Джойс успел что-либо ответить, вмешался Эйнштейн:
— Если можно, давайте вернемся к этому вопросу через несколько минут. Видите ли, мне кажется, что сэр Джон не закончил свой рассказ, и нас еще ждет некая логическая развязка…
Бэбкок поднялся и зашагал по комнате.
— Да, — согласился он, — Если только это можно назвать развязкой. Побывав на почте и обнаружив, что почтового ящика номер 718 не существует, я вернулся в клуб «Диоген», всерьез опасаясь за свой рассудок. Не успел я дойти до дверей своей комнаты, как меня остановил портье. Он сказал, что в комнате для курения меня ждет какой-то джентльмен. Наверное, я двигался как сомнамбула; в те минуты мой ум был в каком-то странном оцепенении, и я вряд ли бы удивился, если бы оказалось, что это Джоунз, или Вири, или даже дьявол собственной персоной. Но это был Алистер Кроули.
— Я не мог ни говорить, ни думать, ни чувствовать. Даже страх, и тот улетучился. «Что вам угодно?» — спросил я его. В тот момент мне вновь пришли на ум слова Скотта о неутомимых тружениках и призрачных наслаждениях.
— Он говорил ровным, приятным голосом, без бравады и театральности, и со стороны, наверное, могло показаться, что двое хороших знакомых болтают о пустяках. Он сказал: «Странные вещи происходят, когда воображаемый мангуст сражается с воображаемыми змеями. Мой вам совет: не пытайтесь ничего предпринимать. Все, кто шел против нас, пожалели об этом. Некоторые потеряли рассудок и покончили с собой. Некоторые попросту исчезли. Некоторые бежали на край света, но мы нашли их и там. Мы будем следить за всеми вашими передвижениями и расправимся с вами, когда этого захотим». Закончив, он улыбнулся, как будто похвалил мой галстук или сказал какую-нибудь другую приятную чепуху, а затем поднялся, чтобы уйти.
Не сделав и пары шагов к двери, он внезапно вернулся. Наклонившись, он приблизил свое лицо к моему и очень тихо произнес: «Неужели вы еще не поняли? Ваш Бог и Иисус мертвы. Они больше не могут защитить ни вас, ни других людей, которые молят их о помощи. Сейчас наша магия сильнее, ибо вернулись Древние Боги, и человек будет освобожден от вины и греха. Молитесь Иисусу, если хотите, но это поможет вам не больше, чем Вири или Джоунзу.
У нас длинные руки, и отныне они всегда будут на вашем горле, даже если вы этого не заметите. Мы найдем вас везде».
Это были его последние слова. Он ушел прежде, чем я успел прийти в себя после его богохульств. В тот же вечер я под чужим именем покинул Англию. Я отправился на юг Франции, в Арль, и остановился в небольшой гостинице. Там я прожил всего несколько дней. Однажды, вернувшись в свою комнату после службы в местной церкви, я ужасом обнаружил, что распятие над изголовьем моей кровати перевернуто. С того дня я постоянно переезжаю с места на место.
Джойс поднялся и с наслаждением потянулся, отбрасывая на стену позади себя причудливую тень, похожую на огромного паука.
— Иногда мне кажется, — сказал он, — что мы живем не в двадцатом, а в тринадцатом веке.
Фён по-прежнему свистел за окном.
Эйнштейн внимательно изучал остатки табака в своей потухшей трубке, как будто они могли дать ему ответ на вопрос, который его занимал.
— Видите ли, — произнес он наконец, — мне не кажется, что это дело так уж безнадежно. Я уже вижу слабый свет в конце туннеля. А вы, Джим?
Джойс слабо усмехнулся.
— Я тоже заметил несколько лучиков, но они еще не способны рассеять тьму, которая царит в моей голове. Если хотите, я могу поделиться с вами своими догадками.
— Будьте так добры, — попросил его Эйнштейн.
— У меня их четыре, — сказал Джойс, — и каждой из них я дал название:
1. Четырехсторонняя метафора.
2. Неправдоподобная трагедия.
3. Количество сонетов.
4. 26 подвесок.
— Говорит ли это вам о чем-нибудь? — невозмутимо спросил он.
— Мне — нет, — ответил совершенно сбитый с толку Бэбкок.
— Мне тоже, — сказал Эйнштейн. — Но, возможно, вы поняли что-то, чего я, к сожалению, до сих пор не понял… А теперь я, подражая вам, могу перечислить идеи, которые помогли мне найти выход из лабиринта этой истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81