Работа была тяжелая: кристаллический кварц — очень твердая порода. Разлетавшиеся от ударов кирки осколки кварца тщательно собирались, чтобы засыпать яму после того, как в нее будут опущены бочонки. Понадобилось не менее двух часов, прежде чем удалось выдолбить впадину глубиною в пять-шесть футов и такой же ширины — настоящую могилу, в которой сон мертвеца никогда бы не потревожили даже самые грозные бури.
Камильк-паша держался в отдалении, как всегда задумчивый и грустный, мучимый своими неотвязными мыслями. Он спрашивал себя: не лучше ли ему лечь рядом со своими сокровищами и уснуть вечным сном?.. И в самом деле, где бы он нашел более надежное убежище от человеческой несправедливости и коварства?
Когда бочонки были опущены в глубину ямы, Камильк-паша взглянул на них в последний раз. В ту минуту вид его показался капитану до того странным, что он не удивился бы, если бы Камильк-паша отменил свой приказ, отказался от плана, который он так долго лелеял, и снова пустился бы в море со своими сокровищами.
Но нет, он жестом велел продолжать работу. Тогда капитан приказал плотно установить бочонки — один подле другого, — засыпать осколками кварца и скрепить цементом. Вскоре образовалась сплошная масса, не менее твердая, чем скалы самого острова. Сверху еще наложили груду камней, сцементированных между собой таким образом, что свободное пространство заполнилось до самой поверхности и составило одно целое с каменистой почвой. Пройдет немного времени — дожди и шквалы отполируют поверхность, и будет невозможно найти место, где был погребен клад.
А потому необходимо было оставить какой-нибудь неизгладимый знак, который позволил бы в нужный момент отыскать сокровенное место. На вертикальной стене скалы, позади ямы, боцман нанес с помощью резца монограмму, в точности воспроизводившую обычную подпись Камильк-паши — два «К» — первая и последняя буквы его имени.
Больше на острове нечего было делать. Сокровища были замурованы в глубине ямы. Кто нашел бы их теперь в этом месте, кто извлек бы их из тайника?.. Нет! Здесь они были в полной безопасности, и если бы Камильк-паша и капитан Зо унесли эту тайну с собой в могилу, то до скончания мира никто бы о ней ничего не узнал.
Боцман скомандовал матросам, и шлюпка отчалила. Через несколько минут, обогнув остров, она подошла за Камильк-пашой и капитаном Зо и доставила их на шхуну, неподвижно стоявшую на якоре.
Было без четверти двенадцать. Погода стояла превосходная. На небе ни облачка. Через четверть часа солнце достигнет меридиана. Капитан взял секстант, чтобы сделать второе измерение. Затем он рассчитал широту, вычислив часовой угол по наблюдению, сделанному в девять часов утра. Таким образом он определил координаты острова с точностью до полумили.
Закончив эту работу, капитан только что хотел подняться на палубу, как в открывшуюся дверь его каюты вошел Камильк-паша.
— Координаты установлены? — спросил он.
— Да, ваша светлость.
— Покажи!
Капитан протянул ему листок бумаги, на котором были сделаны вычисления. Камильк-паша прочитал медленно, внимательно, как бы желая навсегда запечатлеть в памяти местонахождение острова.
— Спрячь этот листок и бережно сохрани! — сказал он капитану. — Что же касается судового журнала, в котором ты записывал в течение всех пятнадцати месяцев наш курс…
— Ваша светлость, его никто никогда не увидит…
— А для полной уверенности ты его сейчас же уничтожишь…
— Слушаюсь.
Капитан Зо взял журнал, в котором были указаны разнообразные маршруты и изменения курса шхуны-брига во многих морях, разорвал на клочки и сжег на огне фонаря. После этого Камильк-паша и капитан поднялись на палубу, и остальную часть дня шхуна оставалась на якоре возле острова.
К пяти часам вечера в западной части горизонта появились хмурые тучи. Заходящее солнце отбрасывало снопы лучей сквозь узкие просветы между облаками, покрывая море золотистыми блестками.
Капитан Зо покачал головой — опытному моряку не нравилась изменившаяся погода.
— Ваша светлость, — сказал он, — эти низкие тучи предвещают сильный ветер… Может быть, даже бурю к ночи!.. Этот островок — плохая защита для нас. До наступления темноты мы успели бы отойти от него миль на десять…
— Нас здесь больше ничто не удерживает, — ответил Камильк-паша.
— В таком случае, поднимем якорь!
— А тебе не нужно в последний раз проверить координаты?
— Нет, ваша светлость, я уверен в точности вычислений так же твердо, как в том, что я сын моей матери!
— Тогда снимайся с якоря!
— Слушаюсь!
Приготовления были проделаны быстро. Якорь подняли, паруса поставили под ветер и взяли курс на северо-запад.
Стоя у гакаборта note 46, Камильк-паша до тех пор смотрел на неизвестный остров, пока в неясном вечернем свете еще вырисовывались его очертания. Постепенно груда скал исчезла в тумане. Но богатый египтянин знал, что стоит ему захотеть, и он найдет этот островок… а вместе с ним и зарытые сокровища на сто миллионов франков note 47 в золоте, алмазах и драгоценных камнях.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой читателю представляются два совершенно несхожих между собою друга — дядюшка Антифер и бывший судовладелец Жильдас Трегомен
Каждую субботу, около восьми часов вечера, дядюшка Антифер, попыхивая своей любимой короткой трубкой, неизменно впадал в сильнейший гнев. А примерно через час, все еще багровый, но уже изливший злость на своего соседа и друга Жильдаса Трегомена, снова обретал спокойствие. Что же вызывало в нем такую ярость? А то, что в своем старом атласе на одной из планисферных note 48 карт, вычерченных по проекции Меркатора note 49, он никак не мог найти то, что ему было нужно.
— Проклятая широта! — восклицал он. — Чертова широта! Но, если бы она даже проходила через пекло Вельзевула note 50, я все равно должен проехать по ней из конца и конец!
И в ожидании, пока он сможет привести свой замысел в исполнение, дядюшка Антифер проводил ногтем по упомянутой широте. И вообще вся карта, о которой идет речь, была истыкана карандашом и продырявлена циркулем, как кофейное ситечко.
Широта, вызывавшая у дядюшки Антифера такое раздражение, была обозначена следующим образом на кусочке пергамента, своей желтизной напоминавшем выцветший испанский флаг:
«Двадцать четыре градуса пятьдесят девять минут» (с.ш. note 51).
Под этой строчкой в углу пергамента красными чернилами было написано:
«Настоятельно советую моему мальчику никогда этого не забывать».
И дядюшка Антифер неизменно повторял:
— Будь спокоен, дорогой отец, я не забыл и никогда не забуду эту широту!.. Но разрази меня господь, если я понимаю, для чего это нужно!
И сегодня, 23 февраля 1862 года, как всегда под вечер, на дядюшку Антифера опять нашел его обычный стих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95