Качушин и Анискин за приближающимся пароходом пока наблюдали из окна
- все будущие пассажиры проходили мимо них, так как другого пути не существовало.
- Кхе-кхе! - прокашлялся участковый. - А ведь все пассажиры-то! Ну, надо двигать, Игорь Владимирович!
- Здорово, Федор Иванович! - закричал без мегафона капитан. - Ты ко мне зайди! Обязательно!
Толпа загудела, зашевелилась. Из дощатой уборной вышел человек, похожий на Сергея Есенина, держа в руках фанерный маленький чемодан, скромно пристроился к очереди. Он был деревенский, как грабли.
- Сомнуть тебя, Васька, сомнуть! - пробормотал он с опаской. - Тута народ - городской… Сомнуть!
Анискин из толпы успел подмигнуть Качушину.
На одноместной каюте номер «12а».
- Во! - сказал Анискин. - Тринадцатой нету, ее не покупают… Двенадцать «а»! А?!
Постучали.
На мягкой полке лежал человек без парика и грима. Интеллигентный, высоколобый, ясноглазый. Поднялся, галантно поклонился, поправил джинсы.

- Чем обязан, дорогие товарищи?
Первым вошел Качушин.
- Вы арестованы, гражданин Тупицын Егор Валентинович!
Пассажир ничего не понял.
- Вы ошиблись каютой… Здесь двенадцать «а», вам же, думаю, нужна просто двенадцать…
- Документы!
- А что?.. Глобальная проверка пассажиров?
Качушин открыл, прочел:
- Молдавский Глеб Глебович, место работы… место работы… Штамп поисковой нефтяной партии… Место рождения? Калининград! Проживание? Ленинград…
Анискин тронул Качушина за плечо.
- Пароход надо отпускать, Игорь Владимирович! Это же «шабашник» Молочков, только без краски на лице и буднего парика… Вот! На правой руке - родинка! Три пальца тонкие, сухие - это оттого, что кисть держит… Он же - художник… Здрасте, гражданин Боттичелли!
В кабинете Анискина продолжался допрос. Качушин - за столом, участковый - на подоконнике, допрашиваемый - на табурете, в центре комнаты.
- Вы? - спросил Качушин, неторопливо вынимая из стола большую фотографию. - Опознайте себя, гражданин Молдавский Глеб Глебович, он же Молочков Евгений Александрович, он же Тупицын Егор Валентинович, он же Боттичелли!
Допрашиваемый посмотрел. На фото - тайник, суковатая палка, человек в парике, гриме. Он улыбнулся, пожал плечами.
- Ну что вы? Никогда не встречал!
Качушин опять порылся в столе.
- Ретушер снял с фотографии парик, грим, очки… Вы?
Допрашиваемый посмотрел на фото - был снят «шабашник» Молочков.
- Смешно, ей-же-ей… Не я!
Анискин с подоконника сказал:
- Это Молочков Евгений Александрович.
Качушин вынул очередную фотографию.
- С фото Молочкова Евгения Александровича ретушер снял парик, грим, накладные ресницы… Вы?
Допрашиваемый посмотрел - был изображен никому не известный человек.
- Ну что вы, товарищи!
Качушин повернулся к участковому:
- Федор Иванович!
Участковый подошел к допрашиваемому, наклонился:
- Снимите парик! Прошу от всего сердца…
Помедлив, допрашиваемый снял парик.
- Я! - сказал он.
Последняя фотография и допрашиваемый изображали одно и то же лицо.
- Тупицын Егор Валентинович, - сказал Качушин. - Москва, Лошадная, семнадцать, квартира сто пять… Так? Федор Иванович, ваше слово…
Участковый, продолжая сидеть на подоконнике, неторопливо показал четыре пальца:
- Их, которые длинные-то, четверо было… Ну, Юрия Буровских я сразу в сторону! Когда ему иконы воровать, ежели он включился в соревнованье с завклубом насчет продавщицы Дуськи. Завклубом с Буровских с нее все лето глаз не сводят, за ней, как нитка за иголкой… Матроса Григорьева тоже долой! Он - баранаковский, Макара Григорьева сын, а у Макара отец и дед - каторжники. Богохульники! Ни в бога, ни в черта… Прадед-то барину красного петуха пустил и в Сибирь - шасть!.. Сидорова? Его я и на замет не брал. Дурак, большой дурак. Остается кто? Мо-лоч-ков!
Художник Тупицын улыбнулся, изысканно поклонился участковому.
- Как я на вас, гражданин Тупицын, вышел? Во-первых сказать, кримпленом не спекулировали, во-вторых обрисовать, глаз у вас зоркий, как у утки, все примечает, одно слово - художник. В-третьих, в церкви ни разу не был… Вот! Я на вас на второй день вышел…
- За неверие и скепсис расплачиваюсь! - сказал Тупицын. - Много слышал о вас, Федор Иванович, но не поверил! Думал, гипербола, стремление деревни к легенде и метафоре… Сам виноват!
Отец Владимир стоял возле второго окна, отнеся далеко от глаз икону «Святой Георгий Победоносец», смотрел на нее, как на… икону. Тупицын смотрел тоже, и тоже как на икону. Он прощался взглядом с бесценным сокровищем.
- Мне, что ли… это… посмотреть, - сказал Анискин, спускаясь с подоконника. - Одним глазом, а?
- Посмотрим, посмотрим! - обрадовался Качушин.
Они долго-долго смотрели на Георгия Победоносца.
- Он! - сказал участковый. - Емелька Пугач! Ежели ретушер сделает бороду - во! Пустит на лоб волос, бровь вздымет - Емелька Пугач!
Отец Владимир изысканно улыбнулся.
- Не знаю, смею ли молвить, но… Федор Иванович, у Победоносца - ваши глаза… Простите великодушно!
В тишине Анискин и Качушин вернулись на прежние места, сев, онемели. Через секунду-другую участковый обратился к отцу Владимиру с нежной и хитрой улыбкой:
- Вот чего я понять не могу, гражданин поп, так как это вот он, Тупицын, за один раз мог вынести двадцать три иконы? Это как так, гражданин поп и Тупицын?
- За три раза! - сказал Тупицын. - За три дня!
Отец Владимир заскучал, смутился.
- Как так, а, гражданин служитель культа?
- Сие происшествие имело место… Три дня, великодушно простите, пребывал в пункте, райцентром именуемом.
Анискин расплылся:
- С матушкой-попадьей гуляли!
- Гражданин Тупицын Егор Валентинович, - сказал Качушин, - по справке Московского уголовного, розыска иконами не торговал, не спекулировал…
Тупицын вскочил, крикнул:
- Я коллекционер - русский человек!
Анискин проговорил не глядя:
- Русский! Чуток нет… Русский человек такую красоту, как Георгий Победоносец, от народу прятать не будет… Вот берем Якова Власовича, директора нашей школы… Я ничего лишнего не говорю, Яков Власович?
- Хм!
- Яков Власович в деревне желает музей - я точно выразился? - музей!.. Хочет музей открыть там, где в клубе это… фойе. Так я сказал, Яков Власович?
- Хм! Да, да!
- Оно и безопасней, - сказал Анискин. - В клубе теперь, как аккордеон уворовали, сторож в наличности… Разорился райотдел культуры!
Тупицын улыбнулся.
- Музей! Даже если музей откроете, директор школы, советую: не сообщайте больше никому в сорокастраничных письмах каталог собственной коллекции. Бросьте эти ваши щедрые сибирские замашки!
- Не все жулики! - разозлился Яков Власович.
Величественно шла к милицейскому дому прямая, помолодевшая лет на двадцать Валерьяновна. Черный кружевной платок, длиной почти до пят, черная сатиновая юбка миллионами складок вьется на ходу, на блузке - громадная камея… За ней шли три старухи богомолки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20