Есть повторить!
Качушин положил трубку, разочарованно уронил голову на руки; вид у него, как и у Анискина, был усталый: не спали всю ночь.
- Советуют повторить операцию «Чемодан», - сказал Качушин. - Никто Григорьева не встретил…
- Это я уже засек! - вздохнул Анискин. - На операцию «Чемодан» надо пять дней туда, пять дней - обратно… Декада! А Валерьяновна грозится министру пожаловаться, у нее это дело не прокиснет… Шутка дело - министр! На меня кроме как в область еще не жаловались… Во! Председатель колхоза, сам Иван Иванович пожаловали. Здоров, Иван Иванович!
- Здравствуйте, Федор Иванович! Игорю Владимировичу - наш пламенный! Зачем звал, Федор Иванович? У меня ремонт уборочной техники…
Анискин хлебосольным жестом указал на самый новый, удобный и мягкий стул, стоящий почти рядом со столом.
- Милости просим, Иван Иванович! - Он посмотрел на часы. - Слух такой прошел, что твои шабашники к нам с Игорем Владимировичем преступника-ворюгу с минуту на минуту привести хотят… А нам без тебя, Иван Иванович, в это дело трудно встревать… Ты - председатель!
Помолчали. Качушин перелистывал отлично изданную книгу «Русские иконы», разглядывал лики святых. Участковый медленно перелистывал свой неизменный блокнот.
- Иван Иванович, а, Иван Иванович! - сосредоточенно окликнул он задумавшегося председателя. - Ты сколько денег колхознику, в среднем сказать, на трудодень кладешь?
- Около пяти рублей, - машинально ответил Иван Иванович. - Год на год не приходится…
- А этому, так его, шабашнику, как я говорю, вольному стрелку?
Председатель сразу утратил задумчивость.
- Вот оно и есть! - после длинной паузы сказал Анискин. - На кажном колхозном собрании с трибуны от тебя только и слышать: «Соцсоревнование, соцсоревнование, соцсоревнование!», а вольному стрелку больше колхозника платишь… Чего помалкиваешь?
- Думаю.
- Во! Во! Думай!.. А хочешь, я тебе сейчас, не отходя от кассы, бригаду определю из колхозников, да такую, что они тебе не одну, а две силосны башни построят… Начнем с бригадира - им делаем Валентина Проталина, который что с топором, что с новой техникой - как повар с картошкой…
- Проталина нельзя! - вздохнул председатель. - Кто будет тракторным парком распоряжаться?
- Герка Мурзин.
- Ну, ты скажешь, Федор Иванович! Он же молодой, неопытный, молоко на губах не обсохло…
Анискин по-бабьи всплеснул руками.
- Молодой! Ему сколько лет?
- Двадцать пять.
- А тебе, который целым колхозом управляет?.. Во! Молчишь, так как тебе - тридцать первый пошел, а ведь колхоз-то миллионный, даже на новые деньги… Затираешь молодежь, а?
- Видишь ли, дядя Анискин, - начал председатель, но замолк, так как в сенях загрохотали многочисленные тяжелые сапоги, дверь мощно распахнулась, в проеме показался бригадир, держащий за шиворот упирающегося Юрия Буровских. Следом за ними в кабинет вошли остальные шабашники.
- Берите грабаря, начальнички! - прохрипел бригадир. - Накололи мы его, сявку и голошлепа! Побармите с ним. Среди нас - народ честный, работящий, старательный.
Анискин прищурился.
- Звучно выражаешься, Иван Петрович, - сказал он грозно. - «Сявку», «накололи», «побарми»… Все еще тюрьму забыть не можешь? А? Чего молчишь?
Бригадир отпустил воротник Буровских, наступая на участкового, свирепо замахал ручищами.
- Я с тобой не разговариваю, Анискин! - заорал он во всю мощь необъятных легких. - Я к следователю обращаюсь!
Следователь поднялся, неторопливо проговорил:
- Ваше устное заявление принято, гражданин…
- Кутузов!
- …Гражданин Кутузов. Прошу свидетелей сесть.
В кабинете участкового стояла напряженная и многозначительная тишина.
- Следствие само решит, кто совершил преступление, товарищ Кутузов! - сказал капитан Качушин. - Если эта сторона дела вам понятна, то могу перейти к следующей…
- Переходите, переходите!
- Перехожу… То, что вы устроили с товарищем Буровских, называется самосудом! Почему у него синяк под глазом?
Юрий Буровских мгновенно закрыл глаз ладонью, согнулся, чтобы на него не смотрели.
- Синяк - чужой! - прохрипел бригадир. - Мы самосуды не устраивали! Мы - работаем.
Из угла, где сидел Анискин, донеслось робкое призывное покашливание. Качушин повернулся на звук.
- Вы хотите что-то сказать, Федор Иванович?
- Хочу! Который Кутузов, не врет: синяк - чужой! Это товарищ Буровских… Одним словом, завклубом тоже при синяке ходит, но тот… Пластырем залепил и сообщает, что поцарапался лопнувшей струной…
Опять наступило молчание.
- А ведь ты дурак, Петрович! - раздался в тишине голос Евгения Молочкова. - Я же говорил: не наше это дело…
- Все свободны! - сказал Качушин. - Кроме Буровских и Молочкова…
После ухода «шабашников» Качушин действовал быстро - достал два форменных бланка, жестом подозвав Буровских и Молочкова, попросил:
- Дайте подписку о невыезде… Буровских, прошу вас не капризничать! А вы, Молочков? Тоже медлите?.. Спасибо! До свидания!
Когда Молочков и Буровских, подписав бумаги, ушли, следователь и Анискин сели рядом, положив подбородки на руки, задумались.
- Три раза по десять тысяч шагов - двадцать один километр да четыре тысячи шагов - два километра восемьсот метров.
- Двадцать четыре километра почти, - отозвался Петька. - Мы с тобой скоро, Витька, покроем расстояние до областного центра…
Прилегли на траву, закрыли глаза, недовольные собой, раздосадованные, сердитые.
- Неужели не поможем Дяде Анискину! - жалобно сказал Витька.
Петька резко поднялся, нахмурился.
- О-о-тставить пораженческие разговорчики! Найдем! Ну, ставь стрелки опять на нули… Возвращаемся в тайгу!
- Петька! Петя…
- Не возражать! Вперед!
Качушин и Яков Власович вошли в жалкую и гулкую комнату со следами икон на стенах и сочувственно переглянулись.
- Вы хорошо помните Георгия Победоносца? - спросил Качушин. - Не та ли это икона - она сейчас на экспертизе, поторопились отослать, - на которой художник скрыл портрет Емельяна Пугачева?
- Точно! - встрепенулся директор. - Именно Емельяна Пугачева. А вы кем информированы? Анискиным?
- Нет! Знакомясь с делом, я просмотрел несколько специальных книг… Об этой иконе упоминается как об утраченной. Она когда-то принадлежала одной из владимирских церквей…
Яков Власович схватился за голову:
- Владимирских! Я так и думал, я так и думал… Стоп! О ней знает московский коллекционер Сикорский. Он мне писал об утраченном Победоносце, но я… Я - провинциал! Я в себя не верю! Мне и в голову не пришло, что это именно тот Победоносец, который висит рядом, в церкви!
Качушин помолчал, цепко прищурился, напрягся.
- Хорошо, что вы упомянули о московском коллекционере. Меня интересуют ваши связи с московскими собирателями… Сколько их? Кто?
- Связан с тремя. Академик Борисов, художник Тупицын и генерал-полковник в отставке Смирнов… Отличные люди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Качушин положил трубку, разочарованно уронил голову на руки; вид у него, как и у Анискина, был усталый: не спали всю ночь.
- Советуют повторить операцию «Чемодан», - сказал Качушин. - Никто Григорьева не встретил…
- Это я уже засек! - вздохнул Анискин. - На операцию «Чемодан» надо пять дней туда, пять дней - обратно… Декада! А Валерьяновна грозится министру пожаловаться, у нее это дело не прокиснет… Шутка дело - министр! На меня кроме как в область еще не жаловались… Во! Председатель колхоза, сам Иван Иванович пожаловали. Здоров, Иван Иванович!
- Здравствуйте, Федор Иванович! Игорю Владимировичу - наш пламенный! Зачем звал, Федор Иванович? У меня ремонт уборочной техники…
Анискин хлебосольным жестом указал на самый новый, удобный и мягкий стул, стоящий почти рядом со столом.
- Милости просим, Иван Иванович! - Он посмотрел на часы. - Слух такой прошел, что твои шабашники к нам с Игорем Владимировичем преступника-ворюгу с минуту на минуту привести хотят… А нам без тебя, Иван Иванович, в это дело трудно встревать… Ты - председатель!
Помолчали. Качушин перелистывал отлично изданную книгу «Русские иконы», разглядывал лики святых. Участковый медленно перелистывал свой неизменный блокнот.
- Иван Иванович, а, Иван Иванович! - сосредоточенно окликнул он задумавшегося председателя. - Ты сколько денег колхознику, в среднем сказать, на трудодень кладешь?
- Около пяти рублей, - машинально ответил Иван Иванович. - Год на год не приходится…
- А этому, так его, шабашнику, как я говорю, вольному стрелку?
Председатель сразу утратил задумчивость.
- Вот оно и есть! - после длинной паузы сказал Анискин. - На кажном колхозном собрании с трибуны от тебя только и слышать: «Соцсоревнование, соцсоревнование, соцсоревнование!», а вольному стрелку больше колхозника платишь… Чего помалкиваешь?
- Думаю.
- Во! Во! Думай!.. А хочешь, я тебе сейчас, не отходя от кассы, бригаду определю из колхозников, да такую, что они тебе не одну, а две силосны башни построят… Начнем с бригадира - им делаем Валентина Проталина, который что с топором, что с новой техникой - как повар с картошкой…
- Проталина нельзя! - вздохнул председатель. - Кто будет тракторным парком распоряжаться?
- Герка Мурзин.
- Ну, ты скажешь, Федор Иванович! Он же молодой, неопытный, молоко на губах не обсохло…
Анискин по-бабьи всплеснул руками.
- Молодой! Ему сколько лет?
- Двадцать пять.
- А тебе, который целым колхозом управляет?.. Во! Молчишь, так как тебе - тридцать первый пошел, а ведь колхоз-то миллионный, даже на новые деньги… Затираешь молодежь, а?
- Видишь ли, дядя Анискин, - начал председатель, но замолк, так как в сенях загрохотали многочисленные тяжелые сапоги, дверь мощно распахнулась, в проеме показался бригадир, держащий за шиворот упирающегося Юрия Буровских. Следом за ними в кабинет вошли остальные шабашники.
- Берите грабаря, начальнички! - прохрипел бригадир. - Накололи мы его, сявку и голошлепа! Побармите с ним. Среди нас - народ честный, работящий, старательный.
Анискин прищурился.
- Звучно выражаешься, Иван Петрович, - сказал он грозно. - «Сявку», «накололи», «побарми»… Все еще тюрьму забыть не можешь? А? Чего молчишь?
Бригадир отпустил воротник Буровских, наступая на участкового, свирепо замахал ручищами.
- Я с тобой не разговариваю, Анискин! - заорал он во всю мощь необъятных легких. - Я к следователю обращаюсь!
Следователь поднялся, неторопливо проговорил:
- Ваше устное заявление принято, гражданин…
- Кутузов!
- …Гражданин Кутузов. Прошу свидетелей сесть.
В кабинете участкового стояла напряженная и многозначительная тишина.
- Следствие само решит, кто совершил преступление, товарищ Кутузов! - сказал капитан Качушин. - Если эта сторона дела вам понятна, то могу перейти к следующей…
- Переходите, переходите!
- Перехожу… То, что вы устроили с товарищем Буровских, называется самосудом! Почему у него синяк под глазом?
Юрий Буровских мгновенно закрыл глаз ладонью, согнулся, чтобы на него не смотрели.
- Синяк - чужой! - прохрипел бригадир. - Мы самосуды не устраивали! Мы - работаем.
Из угла, где сидел Анискин, донеслось робкое призывное покашливание. Качушин повернулся на звук.
- Вы хотите что-то сказать, Федор Иванович?
- Хочу! Который Кутузов, не врет: синяк - чужой! Это товарищ Буровских… Одним словом, завклубом тоже при синяке ходит, но тот… Пластырем залепил и сообщает, что поцарапался лопнувшей струной…
Опять наступило молчание.
- А ведь ты дурак, Петрович! - раздался в тишине голос Евгения Молочкова. - Я же говорил: не наше это дело…
- Все свободны! - сказал Качушин. - Кроме Буровских и Молочкова…
После ухода «шабашников» Качушин действовал быстро - достал два форменных бланка, жестом подозвав Буровских и Молочкова, попросил:
- Дайте подписку о невыезде… Буровских, прошу вас не капризничать! А вы, Молочков? Тоже медлите?.. Спасибо! До свидания!
Когда Молочков и Буровских, подписав бумаги, ушли, следователь и Анискин сели рядом, положив подбородки на руки, задумались.
- Три раза по десять тысяч шагов - двадцать один километр да четыре тысячи шагов - два километра восемьсот метров.
- Двадцать четыре километра почти, - отозвался Петька. - Мы с тобой скоро, Витька, покроем расстояние до областного центра…
Прилегли на траву, закрыли глаза, недовольные собой, раздосадованные, сердитые.
- Неужели не поможем Дяде Анискину! - жалобно сказал Витька.
Петька резко поднялся, нахмурился.
- О-о-тставить пораженческие разговорчики! Найдем! Ну, ставь стрелки опять на нули… Возвращаемся в тайгу!
- Петька! Петя…
- Не возражать! Вперед!
Качушин и Яков Власович вошли в жалкую и гулкую комнату со следами икон на стенах и сочувственно переглянулись.
- Вы хорошо помните Георгия Победоносца? - спросил Качушин. - Не та ли это икона - она сейчас на экспертизе, поторопились отослать, - на которой художник скрыл портрет Емельяна Пугачева?
- Точно! - встрепенулся директор. - Именно Емельяна Пугачева. А вы кем информированы? Анискиным?
- Нет! Знакомясь с делом, я просмотрел несколько специальных книг… Об этой иконе упоминается как об утраченной. Она когда-то принадлежала одной из владимирских церквей…
Яков Власович схватился за голову:
- Владимирских! Я так и думал, я так и думал… Стоп! О ней знает московский коллекционер Сикорский. Он мне писал об утраченном Победоносце, но я… Я - провинциал! Я в себя не верю! Мне и в голову не пришло, что это именно тот Победоносец, который висит рядом, в церкви!
Качушин помолчал, цепко прищурился, напрягся.
- Хорошо, что вы упомянули о московском коллекционере. Меня интересуют ваши связи с московскими собирателями… Сколько их? Кто?
- Связан с тремя. Академик Борисов, художник Тупицын и генерал-полковник в отставке Смирнов… Отличные люди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20