(Так личное знакомство примиряет иной раз враждующих, которые дотоле разили друг друга словами и кололи писчими перьями.) Во-вторых, этот младший брат корчмаря, появившийся там как раз в то же самое время… И это еще вопрос – пришел ли он туда впервые или же заходил и прежде?
– Где это ты сегодня пропадал, Йорх? – спрашивает папаша Кийр, когда сын является домой.
– Да так, побыл немного в Паунвере, – отвечает Аадниель тоном полного безразличия.
– Где же именно?
– Ну, там… Повстречал одного старого школьного друга, поговорили.
– Кого же это?
– Ну этого, оттуда, с низины… оттуда…
– Откуда это – с низины?
– Ну, оттуда… Ах, папа, ты же его не знаешь.
Младший брат Бенно выглядывает из-под одеяла, словно хитрая куница, и почесывает себе ногу. Он знает старшего брата, как свои пять пальцев, и мигом догадывается: с Йорхом опять случилось что-то из ряда вон выходящее, Йорх врет.
III
Теперь позволим семейству Кийров спокойно лечь спать и не станем нарушать их мирный отдых, – после дневной работы каждый смертный вправе вкусить блаженство сна. К счастью, они живут не где-нибудь, а в деревне, в одноэтажном домике, где и внутри, и снаружи царит тишина. На втором этаже не пирует и не предается ночному веселью какая-нибудь взобравшаяся на кочку лягушка или какой-нибудь внезапно разбогатевший медноголовый Пудрутийт, равно как не воюет над их головами какой-нибудь торговец Спейль со своей тещей, кровожадной, словно пантера. А внизу никто не занимается разнообразной ночной деятельностью – не грохочет, не колет дрова, не хлопает дверьми, угрожая превратить в груду обломков весь дом и еще полдюжины соседних. За стеной старая дева из онемеченных эстонцев не завывает в сопровождении рояля, словно ведьма о семи хвостах или бабушка старого заморского черта. Все это имеет место в городе, в красивых двух– и трехэтажных домах, на окна которых многие из деревенских жителей посматривают с завистью. О, если бы они – и члены семейства Кийров и весь прочий деревенский люд, живущий в одноэтажных домах – умели ценить свой домашний покой!
Но что есть – то есть, и с нашей стороны, во всяком случае, было бы не особенно корректно заявляться к ним среди ночи, чтобы напомнить, какие они, в сущности, счастливые. Поэтому – и да будет покой! И если пишущий эти строки еще раз посмеет затронуть в этой главе Кийров, как молодых, так и старых, пусть ему вплоть до его смертного часа так и не удастся поселиться в одноэтажном доме. После смерти он может там и обосноваться – до этого нам уже нет дела.
Вместо того, чтобы тревожить в ночное время порядочных жителей Паунвере, пойдемте-ка лучше да проведаем других своих паунвереских друзей и послушаем, о чем они разговаривают. Но прежде пусть читатель наденет себе на руки толстые рукавицы, на ноги – валенки с высокими голенищами и подпояшется кушаком. Потом пусть под этот кушак как-нибудь исхитрится запихать добротный тулуп, под тулуп – пиджак из домотканого сукна, а по мне так под пиджак можно еще и какой-нибудь свитер. Проделав все это, пусть читатель возьмет в руки крепкую палку (на некоторых местных хуторах встречаются собаки точь-в-точь такие же злые, как городские соседки из старых дев) и пусть подождет меня где-нибудь… ну, скажем, возле паунвереской школы – я скоро приду. Тогда мы прошагаем, примерно, две версты по зимней дороге и зайдем в гости на хутор Юлесоо к супружеской паре Тоотсов.
Уже давно замечено и даже где-то записано, что ни одна супружеская жизнь не заканчивается свадьбой, а именно с нее-то и берет начало. Случается, у иных мужа и жены, думавших, что попали в теплое гнездышко, после свадебного веселья становится такое лицо, будто они – выпавшие из гнезда птенцы. Это бывает, когда настает черед так называемых будней.
Точно так же и тут: свадьба Йоозепа Тоотса, молодого хозяина хутора Юлесоо, была куда как веселой и приятной, да и о днях наведения послесвадебного порядка ничего плохого не скажешь, но гляди-ка ты – прошло еще несколько дней, и жизнь на хуторе Тоотсов совершенно разладилась. Дало о себе знать обстоятельство, последствия которого Йоозеп уже давно должен был бы предвидеть, а именно: в Юлесоо некуда поселить жену.
В задней комнате кряхтел и стонал больной старик-отец, передняя комната, как водится, была общей для всей семьи. Вдобавок ко всему, Тээле на своем новом месте жительства не знала, к чему приложить руки, – два-три раза она пыталась помочь старой хозяйке, но у молодой жены сразу же возникало такое ощущение, будто она вмешивается в чужие дела. В то же время старая хозяйка стала ей ставить препоны и отстранять от работы, мол, незачем ей, молодой, руки пачкать, небось справятся и без нее, и так далее. Тогда Тээле села за привезенное с хутора Рая пианино и попыталась немного поиграть, но старый хозяин сразу же начал в кровати кашлять и сказал просительно:
– Золотце, оставь это, меня аж до мозга костей пробирает.
Все это видит и слышит и сам Тоотс и приходит в отчаяние. Это один из тех редких случаев, когда он напрочь теряет свой юмор и полностью оказывается во власти тяжелых мыслей. Что делать? Но что сделаешь среди зимы, когда на дворе мороз?! Жилой дом хутора Юлесоо мал и убог, и таким останется, пока его не перестроят или же не выстроят на замену совершенно новый. Правда, старшее поколение в старый дом вмещалось, но молодое из него выросло.
И сразу же возникает вопрос: на какие средства, собственно, строить? Сейчас хороший санный путь, самое время возить бревна для нового дома, но у каждого бревна есть одно неприятное свойство: оно стоит денег. А последних на хуторе Юлесоо так много, что, пожалуй, можно сказать, что и нет вовсе. Пойти на хутор Рая к богатому тестю Йоозепа? Нет, на это ему, Тоотсу, не решиться. До тех пор, пока там не заговорят о деньгах сами, и он тоже будет молчать. Вот так и молчит молодой муж и глава семьи и с утра до вечера треплет лен, отчего руки его становятся шершавыми, точно карды.
Однажды Тээле отправляется на хутор Рая, словно бы погостить, однако домой уже не возвращается. Тогда Тоотс запрягает лошадь и едет за женой.
– Почему, собственно, я должна вернуться? – спрашивает Тээле с невинным видом. – Что мне там делать? Разумеется, я стану иной раз навещать тебя, но здесь у меня есть своя комната.
– Гм… – произносит Тоотс. – Это, конечно, так, но все же будет очень странно, ежели мы начнем жить врозь.
– Хорошо, а если вместе нам жить негде? Там ведь нет места.
Услышав такое, Тоотс чувствует, как все его тело начинает мелко и часто дрожать. И надо же было случиться этому так скоро! А холодность, с которой Тээле произнесла эти слова!
– Но что же мне в таком случае делать? – смотрит он наконец своей молодой жене в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Где это ты сегодня пропадал, Йорх? – спрашивает папаша Кийр, когда сын является домой.
– Да так, побыл немного в Паунвере, – отвечает Аадниель тоном полного безразличия.
– Где же именно?
– Ну, там… Повстречал одного старого школьного друга, поговорили.
– Кого же это?
– Ну этого, оттуда, с низины… оттуда…
– Откуда это – с низины?
– Ну, оттуда… Ах, папа, ты же его не знаешь.
Младший брат Бенно выглядывает из-под одеяла, словно хитрая куница, и почесывает себе ногу. Он знает старшего брата, как свои пять пальцев, и мигом догадывается: с Йорхом опять случилось что-то из ряда вон выходящее, Йорх врет.
III
Теперь позволим семейству Кийров спокойно лечь спать и не станем нарушать их мирный отдых, – после дневной работы каждый смертный вправе вкусить блаженство сна. К счастью, они живут не где-нибудь, а в деревне, в одноэтажном домике, где и внутри, и снаружи царит тишина. На втором этаже не пирует и не предается ночному веселью какая-нибудь взобравшаяся на кочку лягушка или какой-нибудь внезапно разбогатевший медноголовый Пудрутийт, равно как не воюет над их головами какой-нибудь торговец Спейль со своей тещей, кровожадной, словно пантера. А внизу никто не занимается разнообразной ночной деятельностью – не грохочет, не колет дрова, не хлопает дверьми, угрожая превратить в груду обломков весь дом и еще полдюжины соседних. За стеной старая дева из онемеченных эстонцев не завывает в сопровождении рояля, словно ведьма о семи хвостах или бабушка старого заморского черта. Все это имеет место в городе, в красивых двух– и трехэтажных домах, на окна которых многие из деревенских жителей посматривают с завистью. О, если бы они – и члены семейства Кийров и весь прочий деревенский люд, живущий в одноэтажных домах – умели ценить свой домашний покой!
Но что есть – то есть, и с нашей стороны, во всяком случае, было бы не особенно корректно заявляться к ним среди ночи, чтобы напомнить, какие они, в сущности, счастливые. Поэтому – и да будет покой! И если пишущий эти строки еще раз посмеет затронуть в этой главе Кийров, как молодых, так и старых, пусть ему вплоть до его смертного часа так и не удастся поселиться в одноэтажном доме. После смерти он может там и обосноваться – до этого нам уже нет дела.
Вместо того, чтобы тревожить в ночное время порядочных жителей Паунвере, пойдемте-ка лучше да проведаем других своих паунвереских друзей и послушаем, о чем они разговаривают. Но прежде пусть читатель наденет себе на руки толстые рукавицы, на ноги – валенки с высокими голенищами и подпояшется кушаком. Потом пусть под этот кушак как-нибудь исхитрится запихать добротный тулуп, под тулуп – пиджак из домотканого сукна, а по мне так под пиджак можно еще и какой-нибудь свитер. Проделав все это, пусть читатель возьмет в руки крепкую палку (на некоторых местных хуторах встречаются собаки точь-в-точь такие же злые, как городские соседки из старых дев) и пусть подождет меня где-нибудь… ну, скажем, возле паунвереской школы – я скоро приду. Тогда мы прошагаем, примерно, две версты по зимней дороге и зайдем в гости на хутор Юлесоо к супружеской паре Тоотсов.
Уже давно замечено и даже где-то записано, что ни одна супружеская жизнь не заканчивается свадьбой, а именно с нее-то и берет начало. Случается, у иных мужа и жены, думавших, что попали в теплое гнездышко, после свадебного веселья становится такое лицо, будто они – выпавшие из гнезда птенцы. Это бывает, когда настает черед так называемых будней.
Точно так же и тут: свадьба Йоозепа Тоотса, молодого хозяина хутора Юлесоо, была куда как веселой и приятной, да и о днях наведения послесвадебного порядка ничего плохого не скажешь, но гляди-ка ты – прошло еще несколько дней, и жизнь на хуторе Тоотсов совершенно разладилась. Дало о себе знать обстоятельство, последствия которого Йоозеп уже давно должен был бы предвидеть, а именно: в Юлесоо некуда поселить жену.
В задней комнате кряхтел и стонал больной старик-отец, передняя комната, как водится, была общей для всей семьи. Вдобавок ко всему, Тээле на своем новом месте жительства не знала, к чему приложить руки, – два-три раза она пыталась помочь старой хозяйке, но у молодой жены сразу же возникало такое ощущение, будто она вмешивается в чужие дела. В то же время старая хозяйка стала ей ставить препоны и отстранять от работы, мол, незачем ей, молодой, руки пачкать, небось справятся и без нее, и так далее. Тогда Тээле села за привезенное с хутора Рая пианино и попыталась немного поиграть, но старый хозяин сразу же начал в кровати кашлять и сказал просительно:
– Золотце, оставь это, меня аж до мозга костей пробирает.
Все это видит и слышит и сам Тоотс и приходит в отчаяние. Это один из тех редких случаев, когда он напрочь теряет свой юмор и полностью оказывается во власти тяжелых мыслей. Что делать? Но что сделаешь среди зимы, когда на дворе мороз?! Жилой дом хутора Юлесоо мал и убог, и таким останется, пока его не перестроят или же не выстроят на замену совершенно новый. Правда, старшее поколение в старый дом вмещалось, но молодое из него выросло.
И сразу же возникает вопрос: на какие средства, собственно, строить? Сейчас хороший санный путь, самое время возить бревна для нового дома, но у каждого бревна есть одно неприятное свойство: оно стоит денег. А последних на хуторе Юлесоо так много, что, пожалуй, можно сказать, что и нет вовсе. Пойти на хутор Рая к богатому тестю Йоозепа? Нет, на это ему, Тоотсу, не решиться. До тех пор, пока там не заговорят о деньгах сами, и он тоже будет молчать. Вот так и молчит молодой муж и глава семьи и с утра до вечера треплет лен, отчего руки его становятся шершавыми, точно карды.
Однажды Тээле отправляется на хутор Рая, словно бы погостить, однако домой уже не возвращается. Тогда Тоотс запрягает лошадь и едет за женой.
– Почему, собственно, я должна вернуться? – спрашивает Тээле с невинным видом. – Что мне там делать? Разумеется, я стану иной раз навещать тебя, но здесь у меня есть своя комната.
– Гм… – произносит Тоотс. – Это, конечно, так, но все же будет очень странно, ежели мы начнем жить врозь.
– Хорошо, а если вместе нам жить негде? Там ведь нет места.
Услышав такое, Тоотс чувствует, как все его тело начинает мелко и часто дрожать. И надо же было случиться этому так скоро! А холодность, с которой Тээле произнесла эти слова!
– Но что же мне в таком случае делать? – смотрит он наконец своей молодой жене в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31