– Первые встречающие, – заметил капитан, махнув рукой в море.
Флотилия галер, обгоняющих ветер на своих распущенных квадратных парусах, заполняла лиги водного пространства, еще разделяющего папский эскорт с гаванью. Галер набилось в заливе густо, как сельдей в бочке, и Орфео даже издали слышал дружные выкрики гребцов: «Ви-ва па-па! Ви-ва па-па!» Военные корабли с высокими мачтами и гордыми надстройками мостиков двигались между ними плавучими горами, и стая галер расступалась, освобождая путь. Выступив из-под навеса, папа поднял руку, отвечая на приветствия моряков и сжимая в другой руке пропитанный благовониями шарик.
– Так это начинается, – произнес он.
«А для меня кончается», – мысленно отозвался Орфео. За проведенные вместе несколько недель он проникся восхищением перед Тебальдо, и все-таки ему не терпелось освободиться от навязанной роли и снова стать самому себе господином.
У входа в гавань галеры уступили место маленьким суденышкам: легким гриппи, возившим вина с Кипра и Крита; плоскодонным сандоли; рыбацким баржам и парусным брагоззи, полюбившимся рыбакам Чьоджии. Даже плоты грузчиков, на которых те разгружали при низком отливе большие купеческие суда, почти ушли в воду под тяжестью скопившихся на них простолюдинов.
Орфео перегнулся через борт, радуясь царящей кругом шумной, восторженной неразберихе. Венеция хвалилась сотней тысяч жителей, и кажется, все они сейчас вышли в море или столпились на набережной и молах. Папский корабль пробирался в бухту Святого Марка, навстречу фанфарам, цимбалам и барабанам, заглушавшим даже приветственные крики. В их шум вплетались ритмичные всплески: из городских каналов вынырнули гондолы, и гондольеры дружно били веслами по воде. Их легкие лодочки были разукрашены золотом, резьбой и яркими красками, а фульци – навесы над скамьями для пассажиров – сверкали роскошными тканями. Орфео не сразу понял, что гондолы сопровождают «бучинторо» венецианского дожа, а в центре парадной баржи стоял и сам дож. Когда английский корабль приблизился, дож упал на колени. Суда сошлись почти вплотную, и Орфео различил черты Лоренцо Тьеполо. За время его отсутствия власть не перешла в другие руки. Когда папа и дож высадились каждый со своего судна, фанфары сменились перезвоном колоколов базилики Святого Марка. Толпа расступилась, подобно волнам Египетского моря, перед процессией церковных сановников и архиепископов. Когда шествие приблизилось, Тебальдо шепнул Орфео:
– Не бросайте меня. Мне нужно хоть одно знакомое лицо во всем этом переполохе.
Орфео кивнул и пристроился прямо за спиной понтифика. Ему вдруг стало не по себе под взглядами тысяч пар глаз, направленных в его сторону. Он бы с куда большим удовольствием замешался в толпу. Тебальдо обернулся:
– Нет, не позади. Рядом со мной! – сказал он. Прелаты провели папу и дожа, а также их свиты между двумя огромного размера штандартами, украшенными ликами святого Марка и вознесенными на сосновых древках на высоту корабельных мачт. За штандартами Орфео видел пять свинцовых куполов базилики, увенчанных фонарями-луковицами. Снаружи стены ее украшала мозаика и беломраморные барельефы святых, ангелов и мифических героев, вырезанных над пятью арками дверей и в проемах самих арок. Все горизонтальные выступы на фасаде заросли лесом статуй работы давно покойных камнерезов.
Папа подтолкнул Орфео локтем и кивнул на четверку коней над главным портиком. Их бронзовые мускулы вздувались, словно упряжка готова была сорваться с террасы подобно легендарному Пегасу. Тебальдо вполголоса проговорил:
– Этих я надеюсь когда-нибудь вернуть. Недорогая цена, если за нее мы купим объединение церквей.
Орфео хорошо знал мысли папы по этому поводу. В море, одну звездную ночь за другой, Тебальдо Висконти открывал свои замыслы гребцу, как старший в семейном клане передает младшему мудрость предков – или, быть может, из уважения к покойному дядюшке Орфео, святому Франческо.
– Мне хочется совершить два дела, – говорил он, лежа рядом с юношей на корабельной палубе и устремив взор в небеса. – Я хочу воссоединить Западную и Восточную церковь; и хочу искоренить злоупотребления среди белого духовенства. Надеюсь на помощь братства вашего дяди и в том и в другом, если Господь даст мне силы и время. Их нынешний генерал, Бонавентура, сочувствует моим замыслам. Он считает, что ордены, при поддержке университетов, способны реформировать нашу Святую Матерь Церковь, побороть ереси и совершить огромный шаг к воплощению Царства Божия на земле. Именно такой человек необходим мне рядом.
Он говорил об осаде Византии. Хотя произошло это задолго до рождения Тебальдо, папа отлично знал историю: читал ужасающие отчеты Нисеты Чониатеса, который сам был тому свидетелем, и пересказывал Орфео его рассказ о том, как Энрико Дандоло, слепой дож, в 1202 году обратил четвертый крестовый поход к выгоде Венеции.
– Когда эти так называемые христиане взяли Византию, то сожгли столько домов, что хватило бы застроить три самых больших город в Ломбардии, – говорил он. – Они выбрасывали мощи святых мучеников в сточные канавы, осквернили даже святое тело и кровь нашего Спасителя. Они вырывали самоцветы из священных сосудов Айя-Софии и превращали их в чаши для попоек. Разрушив высокий алтарь, они ввели в собор лошадей и мулов, чтобы навьючить их награбленным. Нисета говорит, что, если какое-либо из животных падало, поскользнувшись, воины пронзали его мечами, оскверняя церковь кровью и калом. Затем эти рыцари посадили на патриарший престол обычную шлюху и заставили ее плясать в святом месте. И в своей похоти не миловали ни невинных дев, ни даже Христовых невест.
Последовало тяжелое молчание. Папа вглядывался в восточный край небосвода.
– Многие из украшений собора Святого Марка – добыча того набега, и среди них – чудесные кони, украшающие фасад над площадью. Эти предвестники антихриста не постеснялись украсть оружие святого Стефана, голову святого Филипа и лоскуты кожи с тела святого Павла. Впрочем, дожа больше интересовали торговые льготы в Восточной империи и возможность вытеснить из этих областей генуэзцев и пизанцев. Не побоюсь сказать, что ваши друзья венецианцы легко продадут душу за выгодные торговые пути.
Когда процессия вступила под главный портик базилики, Орфео отвел взгляд от четверки коней, обратив его к свите дожа и самому правителю города. Орфео не сомневался, что преемник Дандоло, не говоря уже о купцах, прогуливающихся вдоль Риальто, не замедлили бы отравить нового папу, если бы услышали, что он думает о знаменитой скульптуре. Однако, судя по их сияющим лицам, несколько слов, брошенных вполголоса, не дошли до их ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119