..
На следующий день Полина нашла в той стороне поляну. Вся трава на ней была испачкана кровью. "Вчера все обошлось, значит, дай бог, обойдется и впредь... – решила Полина и села думать, что делать дальше.
* * *
...Претворяя в жизнь пункт №6, Полина решила не спешить с уходом к людям. «Поживем, здесь несколько дней, – решила она. – Привыкнем к природе, превратимся в Маугли, разведаем все вокруг, а потом пойдем к людям и не к тем, которые поближе, а к тем, которые подальше от этих мест... Два-три дня для папы ничего не решат, а мы понадежнее станем...»
Через два дня в ближайшей округе не осталось беспечных змей, а на картофельном поле – картошки. Помимо этой однообразной еды Полина жарила к обеду кузнечиков, которых ловила Лена. Лена же обеспечивала десерт – две-три горсточки дикой вишни на каждого. Однажды она принесла в подоле штук десять суховатых и не очень червивых грибов. На поганки, тем более на мухоморы, они не были похожи ни с какой стороны. И Поля, решив, что сестра нашла вешенки, о которых отец частенько ей рассказывал («...выскакиваем с вертолета и бежим собирать, через пятнадцать минут у каждого по рюкзаку, потом по лагерю не пройдешь – везде грибы на ниточках сушатся...»), вымочила их в ручье; вечером они жарили их на углях. Приготовленные таким способом грибы были не очень вкусны, скорее напротив, но есть их было все равно интересно.
На третий день Полину все чаще начали посещать мысли, что быть взрослым и полностью обеспечивать себя не так уж и трудно. Лена тоже перестала хныкать, чувствовалось, что ей начинает нравиться играть с природой. В свободное от поисков пищи время она либо возилась в укромном месте на берегу ручья, строя каналы, крепости и плотины, либо просто бродила по округе, вернее, бродила с округой, так как все, что ее окружало, слилось с ее сознанием воедино. Полина часто разговаривала с сестрой – она знала, что с детьми ее возраста надо чаще общаться, тогда они быстрее выучиваются говорить и думать. И она рассказывала ей сказки собственного изготовления, читала наизусть стихи Маршака и Чуковского. Но чувствовалось, что Лене больше всего нравились строки из «Песни о Гайавате» Лонгфелло, которые запомнились Полине (их часто повторял папа, души не чаявший от этих песен). «От жары в затишье полдня тяжким воздух становился...» – декламировала она, когда солнце загоняло их в берлогу. Или, разжигая костер: «Дым струился тихо, тихо в блеске солнечного утра: прежде темною полоской, после – гуще, синим паром, забелел в лугах клубами...»
* * *
В утро четвертого дня они тронулись с места. Полина решила идти в верховья приютившей их долины, там перевалиться в соседнюю, и по ней уже пробираться вниз. Рассовав по карманам припасы на дорогу, они взялись за руки, оглядели в последний раз ставшие родными места и пошли...
Километра через полтора они вышли из зарослей кустарника и очутились в каменистой долине. Полина всматривалась в ее невысокие пологие борта, выбирая место подъема, как впереди, метрах в ста, из-за огромного камня появился чернобородый человек в сером от пыли ватном халате и чалме. Удостоверившись, что дети видят его, он поднял руку над головой и зло погрозил им пальцем...
Полина, схватив Лену за руку, побежала назад, к кустам. Отдышавшись, наказала сестренке никуда не уходить, и пошла на разведку. Скоро она лежала на верхушке небольшой скалы, торчавшей на левом борту долины. И могла видеть, что помимо чернобородого человека верховья долины стерегут еще и несколько собак-волкодавов... И тогда Полина поползла с сестрой к другому борту ущелья – туда, где возвышались неприступные на вид скалы...
Глава шестая
Запчасти для «трешки»
1. Мы сдались... – Приглашение в преисподнюю. – Опять шахта. – Голубой тор.
Через неделю шварцнеггерских тренировок мы практически перестали разговаривать. Зачем? Мы и так чувствовали друг друга спинами. Баламут как-то заметил, что мы смогли бы станцевать танец маленьких лебедей стоя на руках с завязанными глазами. Никто на шутку не улыбнулся.
Еще мы перестали терзать друг друга вопросами типа «Зачем все это Худосокову нужно?» Наверное, стали рабами... И, скорее всего, не без помощи психотропных средств. Прошло время и тренировки физически и психологически перестали восприниматься как издевательства. А если добавить, что нам выдали постельное белье, пища передавалась пять раз в день, свежая и горячая, алкоголю тоже было, в общем-то, достаточно, то вы согласитесь, что наше положение было отнюдь не хуже, чем у профессиональных спортсменов районного масштаба.
После вечерних экзерсисов седьмого дня, Шварц сказал, что теперь нет необходимости в его присутствии на тренировках, и отныне мы будем проводить их самостоятельно. Он схватил ситуацию верно – последние два дня мы сами стали усложнять и разнообразить упражнения на коллективные действия, да так, что Шварцнеггер с его советами и рекомендациями частенько оказывался в глупом положении. Когда он исчез в темнеющем небе, Баламут изложил свою версию тренерской отставки:
– Испугался, гад! Понял, что теперь нас вполне хватит на него с автоматом...
Почувствовав, что еще немного и наша команда станет непобедимой, мы с энтузиазмом продолжили тренировки. Скоро весь наш день фактически превратился в одну большую тренировку. Еще через пару дней мы определяли местоположение друг друга с закрытыми глазами, а в некоторых затруднительных ситуациях могли общаться телепатически. Конечно, приобретенные нами свойства были далеки от зомберских, и мы, наверное, проиграли бы любой мало-мальски притертой зомберкоманде, но поселившийся в нас кураж рассеивал все сомнения и страхи...
На тринадцатый день тренировок с неба спустилось письменное распоряжение перебазироваться в подземную лабораторию известным нам путем (через вентиляционную шахту). Ознакомившись с распоряжением, мы взглянули друг другу в глаза и поняли, что либо умрем там, в подземельях, либо вырвемся на волю, предварительно разотря все, что пахнет Худосоковым, в мельчайший порошок.
* * *
Полет по вентиляционной шахте закончился удачно – свалка в ее забое состояла на этот раз из скомканных листов оберточной бумаги и целлофановых пакетов, набитых... человеческим волосом.
– Смотрите... – пробормотала Вероника, рассматривая один из пакетов. – Женские, длинные... И мужские разного цвета... Стригут, что ли здесь, как в немецких концлагерях?
– Вши, наверное, их заели... – улыбаясь, предположил Бельмондо. – Вот и остриглись...
Его слова сдули нас с кучи моментально. Отряхнувшись и осмотревшись, мы пошли к столовой. Она была закрыта. Встреченные служащие в синих халатах на наши вопросы о местонахождении Худосокова не отвечали. И мы решили уйти из подземелья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
На следующий день Полина нашла в той стороне поляну. Вся трава на ней была испачкана кровью. "Вчера все обошлось, значит, дай бог, обойдется и впредь... – решила Полина и села думать, что делать дальше.
* * *
...Претворяя в жизнь пункт №6, Полина решила не спешить с уходом к людям. «Поживем, здесь несколько дней, – решила она. – Привыкнем к природе, превратимся в Маугли, разведаем все вокруг, а потом пойдем к людям и не к тем, которые поближе, а к тем, которые подальше от этих мест... Два-три дня для папы ничего не решат, а мы понадежнее станем...»
Через два дня в ближайшей округе не осталось беспечных змей, а на картофельном поле – картошки. Помимо этой однообразной еды Полина жарила к обеду кузнечиков, которых ловила Лена. Лена же обеспечивала десерт – две-три горсточки дикой вишни на каждого. Однажды она принесла в подоле штук десять суховатых и не очень червивых грибов. На поганки, тем более на мухоморы, они не были похожи ни с какой стороны. И Поля, решив, что сестра нашла вешенки, о которых отец частенько ей рассказывал («...выскакиваем с вертолета и бежим собирать, через пятнадцать минут у каждого по рюкзаку, потом по лагерю не пройдешь – везде грибы на ниточках сушатся...»), вымочила их в ручье; вечером они жарили их на углях. Приготовленные таким способом грибы были не очень вкусны, скорее напротив, но есть их было все равно интересно.
На третий день Полину все чаще начали посещать мысли, что быть взрослым и полностью обеспечивать себя не так уж и трудно. Лена тоже перестала хныкать, чувствовалось, что ей начинает нравиться играть с природой. В свободное от поисков пищи время она либо возилась в укромном месте на берегу ручья, строя каналы, крепости и плотины, либо просто бродила по округе, вернее, бродила с округой, так как все, что ее окружало, слилось с ее сознанием воедино. Полина часто разговаривала с сестрой – она знала, что с детьми ее возраста надо чаще общаться, тогда они быстрее выучиваются говорить и думать. И она рассказывала ей сказки собственного изготовления, читала наизусть стихи Маршака и Чуковского. Но чувствовалось, что Лене больше всего нравились строки из «Песни о Гайавате» Лонгфелло, которые запомнились Полине (их часто повторял папа, души не чаявший от этих песен). «От жары в затишье полдня тяжким воздух становился...» – декламировала она, когда солнце загоняло их в берлогу. Или, разжигая костер: «Дым струился тихо, тихо в блеске солнечного утра: прежде темною полоской, после – гуще, синим паром, забелел в лугах клубами...»
* * *
В утро четвертого дня они тронулись с места. Полина решила идти в верховья приютившей их долины, там перевалиться в соседнюю, и по ней уже пробираться вниз. Рассовав по карманам припасы на дорогу, они взялись за руки, оглядели в последний раз ставшие родными места и пошли...
Километра через полтора они вышли из зарослей кустарника и очутились в каменистой долине. Полина всматривалась в ее невысокие пологие борта, выбирая место подъема, как впереди, метрах в ста, из-за огромного камня появился чернобородый человек в сером от пыли ватном халате и чалме. Удостоверившись, что дети видят его, он поднял руку над головой и зло погрозил им пальцем...
Полина, схватив Лену за руку, побежала назад, к кустам. Отдышавшись, наказала сестренке никуда не уходить, и пошла на разведку. Скоро она лежала на верхушке небольшой скалы, торчавшей на левом борту долины. И могла видеть, что помимо чернобородого человека верховья долины стерегут еще и несколько собак-волкодавов... И тогда Полина поползла с сестрой к другому борту ущелья – туда, где возвышались неприступные на вид скалы...
Глава шестая
Запчасти для «трешки»
1. Мы сдались... – Приглашение в преисподнюю. – Опять шахта. – Голубой тор.
Через неделю шварцнеггерских тренировок мы практически перестали разговаривать. Зачем? Мы и так чувствовали друг друга спинами. Баламут как-то заметил, что мы смогли бы станцевать танец маленьких лебедей стоя на руках с завязанными глазами. Никто на шутку не улыбнулся.
Еще мы перестали терзать друг друга вопросами типа «Зачем все это Худосокову нужно?» Наверное, стали рабами... И, скорее всего, не без помощи психотропных средств. Прошло время и тренировки физически и психологически перестали восприниматься как издевательства. А если добавить, что нам выдали постельное белье, пища передавалась пять раз в день, свежая и горячая, алкоголю тоже было, в общем-то, достаточно, то вы согласитесь, что наше положение было отнюдь не хуже, чем у профессиональных спортсменов районного масштаба.
После вечерних экзерсисов седьмого дня, Шварц сказал, что теперь нет необходимости в его присутствии на тренировках, и отныне мы будем проводить их самостоятельно. Он схватил ситуацию верно – последние два дня мы сами стали усложнять и разнообразить упражнения на коллективные действия, да так, что Шварцнеггер с его советами и рекомендациями частенько оказывался в глупом положении. Когда он исчез в темнеющем небе, Баламут изложил свою версию тренерской отставки:
– Испугался, гад! Понял, что теперь нас вполне хватит на него с автоматом...
Почувствовав, что еще немного и наша команда станет непобедимой, мы с энтузиазмом продолжили тренировки. Скоро весь наш день фактически превратился в одну большую тренировку. Еще через пару дней мы определяли местоположение друг друга с закрытыми глазами, а в некоторых затруднительных ситуациях могли общаться телепатически. Конечно, приобретенные нами свойства были далеки от зомберских, и мы, наверное, проиграли бы любой мало-мальски притертой зомберкоманде, но поселившийся в нас кураж рассеивал все сомнения и страхи...
На тринадцатый день тренировок с неба спустилось письменное распоряжение перебазироваться в подземную лабораторию известным нам путем (через вентиляционную шахту). Ознакомившись с распоряжением, мы взглянули друг другу в глаза и поняли, что либо умрем там, в подземельях, либо вырвемся на волю, предварительно разотря все, что пахнет Худосоковым, в мельчайший порошок.
* * *
Полет по вентиляционной шахте закончился удачно – свалка в ее забое состояла на этот раз из скомканных листов оберточной бумаги и целлофановых пакетов, набитых... человеческим волосом.
– Смотрите... – пробормотала Вероника, рассматривая один из пакетов. – Женские, длинные... И мужские разного цвета... Стригут, что ли здесь, как в немецких концлагерях?
– Вши, наверное, их заели... – улыбаясь, предположил Бельмондо. – Вот и остриглись...
Его слова сдули нас с кучи моментально. Отряхнувшись и осмотревшись, мы пошли к столовой. Она была закрыта. Встреченные служащие в синих халатах на наши вопросы о местонахождении Худосокова не отвечали. И мы решили уйти из подземелья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92